На мостике (вернее, на том, что от него осталось) Хорст Бенс сказал восхищённо:
— Вот мы дали! А эти томми — бестолковые тюфяки, раз не сумели нас достать...
Змей (с солидным кровоподтёком на левой скуле — видно, тоже ударился обо что-то) резко остудил ухмыляющегося дизелиста:
— Не спешите с оценками, приятель. И не обзывайте англичан понапрасну. Они первоклассные моряки, у таких учиться надо, а не ехидничать. Или вы уже почувствовали себя морскими волками — вся корма в ракушках?
Хорст, у которого это первый поход, сконфуженно приумолк, а Змей добавил, прочищая свою трубку:
— Это вы, мальчики, ещё с русскими не встречались... те вообще сущие дьяволы. В Крыму их так и называли — «чёрная смерть»: сами подохнут, но и тебя с собой на дно утащат.
Тут же он приказал запустить оба дизеля и двигаться дальше на зюйд-вест. Включили «Тунис». Сразу начались работы по устранению повреждений.
А повреждений — о, мой Боже! Почти весь больверк ограждения рубки смят, еле люк открыли. Мы остались без антенн, включая оторванный носовой сетеотвод. Не знаю, сумеем ли мы вернуть лодке возможность радиосвязи.
Странно, но уцелел «Тунис» – работает, хотя штанга выдвинулась наполовину и наглухо застряла.
Печальное зрелище представляет боевой перископ. Он согнут ударом корпуса эсминца градусов под пятнадцать на нос, а верхней головки с линзами просто нет. Удивительно, что его вообще не снесло. Зенитных автоматов тоже больше нет – оба выломаны вместе со станинами, а площадка автоматов искорёжена, леера вырваны и причудливо загнуты. Конечно же, на мостике не осталось ни одного целого прибора. Один снаряд попал точно в ограждение рубки слева, там зияет большая дыра с почему-то выгнутыми наружу краями. Второй пришёлся почти туда же, только чуть к носу и справа. Ещё один разорвался прямо перед рубкой, немного повредив обтекатель магнитного компаса, и по всей носовой части следы от осколков. Корпус, слава Богу, цел, винты и рули тоже. Остаётся надеяться, что проехавшийся по нам эсминец или корвет тоже далеко не ушёл.
Нам ещё повезло — в сорок первом U-100 была протаранена почти так же; её капитан Йоахим Шепке находился в боевой рубке у перископа, и ударом корпуса эсминца его просто расплющило там, внутри. Спаслось всего шестеро или пятеро... томми взяли их в плен и трубили потом по радио, потому что Шепке был асом. В тот год мы потеряли лучших подводников — Шепке, Лемпа, Кречмера и Прина...
Кроме того, лопнул фундамент правого дизеля. Точнее, не лопнул, а треснул в одном месте. Это серьёзно, однако Дривер пообещал Змею, что починит. Не представляю себе, как это можно сделать в открытом океане, но нашему инженер-механику можно верить.
Озабоченный Змей заглянул ко мне в радиорубку, где мы с Кассом, чертыхаясь, разматывали и отмеряли провода:
— Гейнц, как будете готовы к сеансу связи, доложите.
— Яволь, герр капитан! – чётко ответил я, и мне показалось, что моя подчёркнутая дисциплинированность снова стала причиной еле заметной усмешки.
Однако ничего не вышло. Мы не успели натянуть антенны, потому что «Тунис» предупредил о появлении противника. Не дожидаясь, пока налетят самолёты, Змей скомандовал срочное погружение, хотя батарея ещё не зарядилась.
7/IX-1944
19.25. Эта катавасия, наверно, никогда не кончится. Мы каждый раз не успеваем полностью зарядить аккумуляторы. Всё повторяется, как на заезженной пластинке: два-три часа идём под дизелями, ремонтные работы на палубе и рубке, потом пищит «Тунис», мы ныряем на полсотни метров и ползём под водой. Аккумуляторы садятся до половины, лодка всплывает, мы бежим натягивать антенну, и когда уже почти всё готово — надо только закрепить — снова пищит умный прибор, и Змей командует погружение. Ах, если б не сломался шнорхель...
Но коротковолновую радиосвязь мы всё же настроили. Приём отвратительный, ужасные помехи. Фон Рёйдлих велел продолжать отправлять радиограммы о погоде. Отправил: мы якобы где-то в квадрате АЕ 8367. Квитанции нет. Получили её в штабе или не получили? Не терпится услышать объяснения капитана, но он упорно молчит, словно заразился немотой у своего первого помощника.
Оказывается, в зенитный перископ тоже видно горизонт! Надо же... Не такие уж мы и слепые, как выяснилось. Другое дело, что от того страшного удара там где-то сдвинулись призмы, поэтому изображение получается кривое и косое, как ни пытались исправить. И в торпедную атаку под ним не выйдешь — в отличие от сломанного боевого перископа, он не сопряжён со счётно-решающим механизмом торпедной стрельбы. В принципе, можно и без механизма, но для этого нужно рассчитать торпедный треугольник на бумаге. Герхард уже в сотый раз пообещал научить рассчитывать торпедные треугольники и вычислять гироскопический угол.
— Да там всё просто, Гейнц. Графическая задача. Карандаш, линейка... Торпеда и цель должны встретиться. Курсы, скорости, синусы-косинусы... векторная алгебра и немножко тригонометрии, как в школе. Ничего сложного, к тому же прибор сам всё это рассчитывает... Зачем оно тебе нужно? Хочешь стать старшим боцманом или первым вахтенным офицером?
Да нет, пока не хочу. Зачем, зачем... я и сам не знаю. Просто интересно, и всё.
8/IX-1944
Для штаба мы проходим между Исландией и Фарерами, АЕ 8553. На самом деле где-то очень далеко по левому борту Бискайский залив и Испания. В 13.20 на правой скуле из тумана показалась шхуна с убранными парусами, которая нахально тарахтела двигателем и шла курсом наперерез. На ней словно знали, что мы остались без артиллерии, а тратить на неё торпеду никто не станет. Шхуна пересекла наш курс в полутора кабельтовых, с её палубы на нас глазели. Флага на ней не было. Да и чёрт с ними, как сказал капитан, лишь бы самолёты не вызвали.
Туман рассосался. Наконец-то полностью зарядили батарею. И вовремя: на горизонте показались дымы. Похоже, идёт крупный конвой или эскадра. Змей погрузил лодку на сорок метров, отвернул вправо и сбавил ход: атаковать не имеет смысла — в надводном положении нас тут же изрешетят из пушек, ещё и авиацию наведут, а боевой перископ по-прежнему торчит над рубкой, словно коромысло.
18.20. Вот оно что! Оказалось, мы не атаковали конвой совсем по иной причине. По той же самой, по которой мы не будем прорываться в Лориан или Бордо. Капитан собрал всех свободных от вахты (насколько смогли вместиться в командном посту и смежных отсеках) и выдал примерно такую речь:
— Слушайте меня внимательно, ребята. Мы в открытом океане. На вашем счету как минимум один потопленный транспорт, а может, и больше. Но главное другое. По моей команде наши радисты передадут Льву радиограмму, которую радист Биндач сейчас зачтёт вслух.
Я произнёс текст, который к этому времени уже выучил наизусть. Экипаж ахнул.
— Эту радиограмму, Гейнц, после передачи можете оставить себе на память. Так что, друзья, с некоторого времени мы с вами станем покойниками. И неважно, примут её в штабе папаши Дёница или нет. Нас всё равно никто не будет искать, нас будут только оплакивать. Для всех мы пропадём в океане, как пропал экипаж Гюнтера Прина. Но, как вы сами видите, подводная лодка U-925 жива, продолжает следовать своим курсом. Экипаж будущих мертвецов также неплохо себя чувствует и через полчаса будет ужинать с хорошим красным вином.
Девятнадцатилетний Эрнст Хассе по прозвищу Непочатый громко всхлипнул, и все посмотрели на него.
— Йоханн, будьте так добры, вытрите ему сопельки, — жёстко сказал Змей старшему дизелисту. — Юноша, хотелось бы заметить, что вы не в яслях, а в Атлантическом океане на борту германской подводной лодки. Разрешите продолжить? Премного вам благодарен. Итак, мы не пойдём ни в Лориан, ни в Ля-Рошель, ни в Сен-Назер… ни в какую другую базу Европы. Там уже везде враг, и если что-то им ещё не захвачено, то, увы, будет захвачено в ближайшее время. Мы идём в Вест-Индию. Задание, которое поручено мне, и из-за которого я сменил капитана Кноке и первого вахтенного офицера Мюнке, имеет чрезвычайную важность и высокую секретность. Поэтому мы больше не будем топить никого. Эта драка с конвоем, из-за которой мы чуть не пошли на дно и остались без перископа, была случайной. Мы вывернулись, уползли, словно змеи…
