— Ясно, Петрович, ясно, - отозвалась баба Дуня. - Будем сидеть тихо. Храни вас господь!

...Они спасли ещё сорок человек. Больше уже не получалось, чудищ бегало жуткое количество, становилось всё больше. Хотя музыка и помогала, становилось опасно выходить и входить. Сам Михаил Петрович, вместе с тремя парнями, самому старшему из которых было двадцать, обошли всю школу, на всякий случай. Никого не нашли. Когда стало ясно, что следующая вылазка может заманить в школу десятки этих тварей, приняли решение держать оборону, на рожон не лезть.

То, что Глафира, покойная, как думал Михаил Петрович, жена сидит вместе с другими бабками, он заметил не сразу. Передал командование молодым – среди которых были участники войны – и сел, отдыхать. Не верилось, что всё это происходит, всё равно не верилось. Не разрешает такого диалектический и прочие материализмы.

Она сама подошла к нему.

— Миша?! - она посмотрела ему в глаза, и Михаилу Петровичу стало не по себе – едва сил хватило подняться. - Мишенька, родной... - и заплакала, обняв его. Так и стояли – все остальные притихли – а Глафира никак не могла прийти в себя, и успокоиться.

Что, в общем, неудивительно.

— ...Всё время здесь просыпаюсь, - рассказывала Глафира чуть позже. - Точно ведь помню, что померла, что ты лекарство приносил, что за водой пошёл. И вот я тут, и ты здесь! Миша, неужели так бывает?

— Сам не знаю, Глаша, - улыбнулся он. - Выходит, бывает.

Они сидели, говорили, и остальные уже немного успокоились – были уверены, что с чудищами справятся, и придут потом ко всем на помощь.

Глаша исчезла первой. Михаил Петрович опешил, оглянулся – куда делась?! – и тут исчезли остальные. Не одновременно, в течение нескольких секунд.

Он не успел ни удивиться всерьёз, ни напугаться. Вспыхнул яркий свет, дыхание перехватило... и Михаил Петрович оказался в избе – незнакомой избе, сидел на скамье в дальнем от печи углу.

Дверь отворилась, и вошёл человек – косая сажень в плечах, одет не слишком, скажем, модно, но прилично. Бородатый, с коротко стрижеными волосами.

Это был Аввакум. В миру – Тимофей Степанов. Он улыбнулся, и молча протянул руку. Дверь тут же отворилась снова, и вошёл Георгий Платонович Тугуши, он же дядя Гоша.

— До сих пор помню, что Аввакум первое сказал, - дядя Миша закурил. - «Из какого года», спрашивает. Я и говорю, из шестьдесят шестого, а потом задумываюсь – а в самом деле, из какого? Он засмеялся, по плечу меня похлопал, и за стол пригласил. Как будто я просто взял и зашёл в гости, как все нормальные люди. А я сижу, и понять ничего не могу. Поверить не могу, и Глашу помню, только что её обнимал. Одно только и понимал: чудо случилось. И чёрт с ним, с диалектическим материализмом. Ведь чудо, настоящее. Даже два: вначале поганое, потом хорошее. Я ведь поругался с Глашей в тот день. А она слегла, сердце прихватило, я ей лекарство принёс, пошёл, чтобы воды налить... вернулся, а она уже преставилась. Так погано стало на душе... а тут понял, что чудеса бывают. Хорошие бывают, это главное. Ну, - он встал, похлопал Николаева по плечу. - Народ хочет музыки и танцев. Идём, Серёжа, Маша тебя ждёт. И Даша ждёт.

- - -

— Ну, за здоровье! - Жора поднял тост. Они сидели вчетвером – Жора, Валера, Стёпа и Николаев. И было ощущение, что своя компания.

— Ты не сердись, - Жора с наслаждением отпил глоток, посмотрел на бутылку. - Мы тут все, сам видишь, со своими сидим. Ясно, что все вместе, но всё равно есть в доску свои, с ними проще. А сейчас вижу – свой ты. Скучно мне, Сергей. В казино идти не хочу, будет как всегда. А если наоборот будет, и казино по миру пущу, тоже скучно. Вот и пытаюсь, значит, цель в жизни найти. Так, чтобы и риск, и чтобы у других пока не получилось. И чтобы головой думать нужно. У нас тут все уже нашли себе занятие, чтобы добиться чего-нибудь. Ну, почти. Трепаться не буду, пусть сами расскажут, если захотят. А я вот не нашёл пока. Вон, Даша уже нашла – я её как послушал, как она про компьютеры эти рассказывает, так и понял: нашла себе призвание.

Так что мне идеи нужны, - Жора ещё раз отхлебнул. - Всё, пора с пивом завязывать и переходить на вино. Зачем этот долгий мучительный процесс? - он посмотрел на Николаева и усмехнулся. - А, ты не знаешь этого анекдота. Решил, значит, мужик оторваться, купил дорогого пива, весь вечер пил. Утром проснулся, посмотрел на свою рожу в зеркале, и вылил всё оставшееся пиво сразу в унитаз. К чему, говорит, этот долгий мучительный процесс?

Николаев не ожидал, что это его так рассмешит.

— Мы тут по вечерам с парнями в игры играем, - сообщил Жора по большому секрету. - Втроём иногда скучновато. Если в покер или бридж играешь, или не лень научиться, заходи. Ну, а сейчас пьём за прекрасных дам! Стоя, стоя, нечего сачковать!

- - -

— Призвание? - переспросила Мария и вдруг прыснула. - Нет у меня призвания. Ну честно, нет. Пыталась вон экономистом устраиваться. Сиделкой работала, няней. Платят хорошо, я вообще одурела, когда увидела, сколько, но всё равно не то. Видно, я полная бестолочь, раз нет даже своего занятия.

— Я сейчас начну ругаться неприличными словами, - Дарья посмотрела ей в глаза и помрачнела. - Дядя Серёжа! Ну хоть ты мне веришь? Нельзя про себя говорить плохо! Если будешь твердить, что дура, дурой и будешь, и это не смешно! Она чуть что – сразу: я дура, я бестолочь, я бездарность. В угол поставить некому!

И рассмеялась первой, взяв Марию за руки.

— Не буду, - пообещала Мария. - Ну не специально я! - тон её стал почти умоляющим.

Николаев налил им обеим. Дарье – чуть-чуть, столовую ложку. На это она не обижалась.

— Озадачили, - призналась Мария. - Надо подумать. Попробовать, кем ещё могу быть, кем работать. Сидеть без дела точно нельзя, чувствуешь себя полным...

— Маша! - Дарья топнула ногой.

— ...убожеством. А ты что подумала? Всё, брейк! - она рассмеялась, крепко прижимая к себе вырывающуюся Дарью. - Ну ты совсем шуток не понимаешь! Ну вот и предложи мне занятие! Что-нибудь!

— Что толку? - Даша посмотрела на неё с сочувствием. - Сама должна найти. Ой, только без этого! «Я никому не должна!»

— Так, - Николаев взял их за руки. - Не ссорьтесь, ладно?

Они переглянулись и рассмеялись.

— Серёжа, ты в женщинах ничего не понимаешь! - уверенно заявила Маша. - Мы не ссоримся. Когда мы ссоримся, это вообще смерть коровам, лучше под руку не попадать. Просто она меня так воспитывает. А я вредная. Ф-фу-у-у, как я напилась, ведь просила же не разрешать!

— Давай, как я, - Дарья подёргала её за руку. - Минеральную воду и чай. Я тебе такие чаи покажу, потом ничего больше не захочется!

— Договорились, - Мария обняла её. - Показывай. Но учти, будешь показывать, пока мне не понравится, я привередливая!

- - -

— Ну и как, нашли себе призвание? - поинтересовался Смирнов, заваривая новый чай. Заваривал он его так, как рассказал Николаев. Поначалу показалось – дурь, выдумано от нечего делать. От чая что нужно? Чтобы лом в нём стоял, чтобы вставляло так, чтобы бодрость была во всём. Ан нет, чай «по-николаевски» оказался к тому же и вкусным. Вроде и пьёшь чай всю жизнь, а вкуса не замечаешь!

— Нашёл, - согласился Николаев. - Не сразу. Обидно было даже: вроде считал себя мастером совсем по другой части. А настоящее, что душе приятно, совсем другое оказалось. Я ещё расскажу.

— И сколько вы там пробыли? Сколько концов света увидели?

— Я? Двадцать восемь. Не слишком много, да? Три года почти там провёл.

— Что-то с арифметикой не то, - сообразил Смирнов. - Сами говорили, от двух до четырёх недель. Двадцать восемь, даже если на четыре умножить, три года не выйдет.

— Кое-что изменилось, - согласился Николаев. - Не сразу. Мы и сами удивились. А началось всё с третьего конца света. Для меня третьего.

Камеры слежения удалось настроить и «приручить» за неделю. И накануне конца света, за двадцать восемь часов, ночью, последовал звонок. Николаев сразу включил громкую связь и посмотрел на часы. Без четверти два.