Она разлила чай по чашкам и уселась за стол.

— Даша, сколько...

— Двести одиннадцать, - она посмотрела ему в глаза. - Сколько концов света я видела, да? Двести одиннадцать. Винни нас потом очень сильно выручал. И сейчас выручает, он такой же хороший.

— Фёдор говорил ещё про какой-то кулёк с конфетами.

— Ага, это у меня в куртке каждый раз появляется, - она улыбнулась. - Съела одну конфетку – и сытая на весь день. Случайно это поняла, меня однажды в какую-то степь занесло, я два дня остальных искала. Очень пригодилось. Хотите попробовать? - она сбегала в прихожую и вернулась с шоколадным «Трюфелем». - Федя говорит, что это единственная вещь, которая всегда остаётся, ну, волшебной, даже когда нет конца света.

— Возьму на память, - согласился Николаев. - Пусть будет, про запас. Знаешь, что? Давай уже на «ты». А то звучит очень официально.

— Хорошо! Дядя Серёжа, мне нужно вот это, - она написала несколько строк на салфетке. - Там же, где брали компьютер. Хорошо?

— Сделаю, - пообещал Николаев.

— Секретничаете? - Мария появилась в дверях кухни. - Ой, ну совсем другое дело! Весёлые и довольные. Всегда бы так. Даша, сегодня меня учить будешь! Я тоже умная, между прочим. Серёжа? Всё хорошо?

Она смотрела ему в глаза, и он понял, о чём она.

— Да, - он встал. - Лучше не бывает.

— Дядя Миша, мы пообедаем! - крикнул Жора, и помахал рукой Николаеву и Петровичу.

— Да, Жора, конечно. Мы тоже перекусим пока, - и Петрович помахал им в ответ. - Серёжа, вон там есть кафе. Мне – чайку, а себе что хочешь.

— Сделаем, дядя Миша, - и Николаев, вслед за фронтовиком, вошёл под навес другого кафе, на другой стороне площади. Это правильно, подумал он. У парней свои интересы, им втроём куда веселее.

Петрович добыл пачку «Явы» и с удовольствием закурил. Предложил Николаеву – тот вежливо отказался. После боя как-то перестало тянуть. Раньше курил, чуть что, а теперь – словно кто заказал. Не тянуло. Правда, аппетит появился, волчий.

— Во всём свои плюсы, - Петрович с улыбкой смотрел на горожан, большей частью жизнерадостных. - Вот курю теперь, сколько влезет, и врачей всех могу послать, куда захочется. Георгий говорит, Маша за ум взялась, наконец-то. И Даша счастлива, вся сияет.

— Видимо, мы нашли друг друга, - согласился Николаев. Вот он одним чаем бы точно не наелся. Шашлыки здесь, конечно, совсем не те, что были давеча на речной косе, но вполне приятные.

Петрович покивал.

— Дашу жалко, - добавил он. - Остальные все уже взрослые. Кто-то уже ума набрался, кто-то ещё наберётся. А она уже и не девочка, умом-то, а все девочкой считают. Да и личной жизни нет, сам понимаешь.

Николаев вздохнул.

— Я когда с Георгием встретился, - Петрович отхлебнул чая, и довольно зажмурился, что твой кот. - Он с Аввакумом вместе работал здесь. У меня ж ещё губная гармошка была, тоже трофейная. Но так Аввакуму понравилась, что подарил. Нельзя было не подарить. А уж как он на ней выучился играть – любо-дорого слушать!

Аввакум-то здесь с середины того века, - продолжал Петрович. - Наверное, последний среди нас был верующий. Каторжанин, бежал с одного из этапов, и под брёвна попал. Лес сплавляли, брёвна скатывали – его и придавило. Редкостный прохвост! И ничто его не брало, даже ядерная война. Это сейчас пошли зомби и вампиры, раньше всё было привычнее. То саранча, то кровавый дождь. Ну хоть ядерная война прекратилась, и на том спасибо.

Мне тридцать пять было, когда на войну пошёл. Уже семья, дети. Но как заговорённый: никто из ребят наших, кто со мной пошёл, не уцелел. Кто-то инвалидом стал, большинство погибло. Я один – весь в шрамах, но живой и на всё годный. Я, когда под грузовик попал, здоровее многих молодых был. Помню, сильно переживал первое время, особенно после двух первых концов света. Аввакум мне и сказал: если ты это наказанием считаешь, то ты арестант, вечный каторжник, и покоя тебе не будет. Для тебя, говорит, каждый конец света будет этапом. Каторгой, то есть. Я вот, говорит, сам каторжник. Однако здесь всё понял, и не тосковал, как только понял. Я ему и говорю: что этап, это верно. Но другой этап. Жизненного пути. Он посмеялся, помнится, потом и я засмеялся сам, и уже не переживал. А что толку переживать? Человек, если он человек, везде себе место найдёт, и цель найдёт, применение.

— А что стало с Аввакумом?

— Ушёл. Нашёл другую команду, там как раз было одиннадцать, и ушёл. Помню, как с нами прощался – вам, говорит, оставаться, пока единоверцев не сыщете. А мне пора. Это ведь он понял, как можно с другими командами встретиться. Никто такого и представить не мог, а он сумел. И ведь неуч, грамоты не знал, до ста едва умел считать. Здесь уже всему научился. Умище был! - и Петрович покачал головой. - Фёдор потом видел, как это выглядит, когда уходят. И записку принёс, от Аввакума. Не саму записку, фотокопию. Точно он передал, была там пара подробностей, о них никто чужой не мог знать.

— Что он передал в записке?

— То и передал, что мы теперь знаем. Соберите двенадцать, одной веры, и как найдёте, то зеркала вас пропустят в Царствие Божие.

— То есть те двенадцать умерли?

— Кто знает, - пожал плечами Петрович. - Фёдор говорит, что вряд ли. Да и Аввакум был горазд красиво сказать. Он ведь здесь уже уверовал, когда понял, что как заговорённый, что его ничто не берёт. Пока других спасает – не берёт.

— Одной веры, - повторил Николаев, и усмехнулся.

— Мы не верующие, - согласился Петрович. - Никто из нас. Но вера у нас одна, вот так вот.

Николаев отпил ещё чая и задумался. Крепко задумался.

— Тебе, верно, интересно, как я тебя нашёл? - Петрович добыл ещё одну сигарету. - Аввакум мне подсказал. Кто, говорит, твоей веры, всегда тебя заметит и в глаза посмотрит. А если сомневаешься, что это он, то пойди прочь, в другое место, и там он тебя непременно снова встретит. Потому что чувствуете, что одна вера у вас, что свои. Так и выходило.

— А те, которые с нами не остались? Они той же веры были?

— Были, - согласился Петрович. - Но их вера не устояла. Когда конец света наступает, тут и видно, что ты за человек. Кто-то укрепляется в вере, кто-то отказывается от неё. Вот и всё. Когда начинается, у тебя полминуты, не больше, чтобы выжить в первый раз. И несколько попыток даётся – других спасти. Хотя бы одного. Если спас – значит, прошёл отбор. Так мы поняли.

— А я кого спас? - подумал вслух Николаев. - Кошку разве что.

— Кошка тоже живое существо, - пожал плечами Петрович. - Вначале она тебя спасла, потом ты её. Потом, вспомни: нескольких зомби застрелил. Кто знает, может, они сожрали бы кого-то, кто жив остался.

Николаев снова задумался.

— Ну, нам пора, - Петрович затушил сигарету. - Серёжа, старайся не думать об этом много. У нас всех остались там родные и близкие. Это не забыть. Но и горевать по ним постоянно не стоит, никому этим не поможешь. Жить надо. Раз уж выжил.

— Да, я помню. Человек найдёт себе цель и применение.

— Именно, - улыбнулся Петрович и крепко пожал ему руку.

- - -

— Дядя Серёжа, вот, - Дарья, выбежав встречать его, протянула что-то, похожее на мобильник. - Это вам! Ой, прости, это тебе!

— Что это? - удивился Николаев, обняв её и Марию.

— Навигатор, - охотно пояснила Дарья. - Прибор такой. Ты же просил, чтобы можно было маршрут составлять? Он умеет! И карту показывает!

— Молодчина, - искренне повеселел Николаев, и заметил, как обрадовалась Дарья. - То, что нужно. Тогда учи, как с ним обращаются.

— Это лучше на улице показывать!

— Так пойдёмте погуляем! - предложила Мария. - Поужинаем и погуляем.

- - -

Они дошли до набережной и там присели на лавочку. Дарья увлечённо рассказывала всю дорогу, как пользоваться навигатором, и Николаев, поначалу неуверенно, а минут через пять уже играючи умел включать разные режимы прибора: запоминать дороги, показывать карту и так далее.