Жрица покачала головой.
- Нет. Ты не можешь. Тебе - нельзя.
- Почему? - Скарпхедин удивленно поднял брови.
- Ты Ворон. В тебе - северная кровь - я вижу, сколь бела твоя кожа. Ты не отрекся от своих богов.
Скарпхедин удивленно посмотрел на старуху.
- Я чту Матерей Пустыни.
- Да? Только ли их?
- Как можно отречься от одних богов, не отрекаясь одновременно от всех сразу?
- В том-то все вы, нойры, - последнее слово она произнесла с особым презрением. - Ваша вера, ваши боги меняются как облака на небе. Стоит вам попасть к иному народу, как вы принимаете их богов. Но есть только Девять Матерей. Они создали этот мир, все другое - ложь.
- Какая разница, каким богам поклоняться? Все они связаны, сколь ни разнились бы. Поклоняясь одним, мы поклоняемся всем им и тем, кто стоит над ними. Как можно отречься?
- Ты говоришь, как нойр. Ты не только чужой, ты не только чужд нам, но ты не имеешь никакого права даже ступать на священный камень наших Храмов. А ты стоишь здесь и произносишь свои еретические речи. Уходи, Ворон, пока на тебя не обратился Ее гнев, - жрица посмотрела на статую Мрок.
- Я не могу уйти, - холодно ответил Скарпхедин. - Моя вера не слабее вашей. Будь я в немилости - я был бы мертв. Я не знал других богов, кроме Матерей Пустыни. Других я в этой жизни и не узнаю. Как можно обвинить меня в отступничестве?
Он помолчал.
- Я должен поговорить с Провидицей. От ее слов может зависеть жизнь Гафастана. А уж от этого - и благополучие Храма...
Жрица задумалась, поглаживая сухой и смуглой рукой усыпанную рубинами перчатку.
- Хорошо. Пойдем. Но впредь, смотри - отпадешь от веры, против тебя обратится гнев Девяти Матерей...
Скарпхедин склонил голову. Жрица провела его в соседний зал, не меньший, чем предыдущий. В воздухе витал терпкий аромат дурманов. У дальней стены находилась статуя из темного камня, перевитая проволокой: высокое дерево, девять стволов которого, выходя из земли, почти сразу сплетались в один, снова расходившийся на девять крупных ветвей, от которых отходило бесконечное множество более мелких, словно паутина покрывавших всю стену почти до самого потолка. К девяти крупным ветвям за несколько длинных прядей волос была привязана девушка. Тело ее было плотно обернуто тканью, отчего очертаниями она походила на кокон бабочки.
- Вот. Провидица, - бросила жрица и поклонилась девушке. Та открыла большие глаза и впилась исполненным муки взглядом в Скарпхедина. - Говори с ней, я вас оставлю. Времени у тебя немного.
Жрица ушла.
Скарпхедин, затаив дыхание, смотрел на Провидицу. Несмотря на то, что страдания исказили ее лицо, она была очень красива. Он слышал о ней прежде, но не знал ее имени. Это была одна из красавиц Гафастана, на которую пал выбор жриц Мрок. Когда приходило время, по указанию богини они выбирали из дев города одну, отмеченную самой Мрок, которая могла бы слышать, что та ей станет говорить. Стать Провидицей - было великой честью, но и великой мукой. Немногие шли на это с охотой, но отказать жрицам было нельзя. Считалось, что будущее людям знать запрещено, Матери сами решали, кому явиться и что сообщить, и лишь Мрок через Провидицу отвечала на все вопросы и рассказывала то, что считала нужным. За эту вольность приходилось платить высокую цену: предсказания приходили лишь через страдания тела, а в самый осенний праздник Провидице перерезали горло, отправляя ее в лучший мир, откуда она сможет вернуться в новую жизнь, в которой страданий подобных не встретит. Всего за месяц она должна была рассказать вехи грядущих лет, когда в Храме не будет Провидицы.
- Говори, Скарпхедин, - молвила она негромко. - Зачем пришел? Мрок ответит...
- Она не знает, зачем я пришел?
Провидица хрипловато усмехнулась:
- Так твой же выбор, о чем спрашивать.
- Что ждет Гафастан?
- Я отвечала, о том говорила... жрицам... они знают, - тело Провидицы содрогнулось.
- Как тогда?.. - Скарпхедин задумался, формулируя вопрос. - Мрок ведома судьба Четверки? Сохранится ли единство? Жив ли Гарван Эмхир? Что ждет его?
Провидица еще раз посмотрела на Скарпхедина, потом куда-то вверх. Ее тело свела судорога, Провидица издала сдавленный вопль, который быстро иссяк. Скарпхедин видел, как натянулись темные пряди, за которые она была привязана к дереву, как они тянули кожу, как напряглись тонкие мышцы шеи Провидицы. Он видел красивые, искусанные в кровь губы, оттененные мучительной усталостью глаза и сухие дорожки слез на потускневшей коже.
Несмотря на то, что Скарпхедин был славным Гарваном, слыл очень жестким и порою жестоким, у него было доброе сердце. Он невольно сжался, глядя на мучения Провидицы.
- Гафастан храним, - выговорила она с трудом. - Благоволим вам, покуда вы нас чтите... долгое царство ваше, пока сами себя не пожрете, и трудно спастись вам будет... вижу далеко, знаю все, но Тид гневается... знайте, ваше единство - ваше... следуйте тому, что сами определили в начале... как пришли вы в песке и в черном и прогнали неугодных, так и должно вам оставаться, пока не придет время и не переменится воля Тид... Вам... берегитесь себя и себя же берегите... придет то время, когда ударит в спину Ворона со звенящим именем тот, кого он почитал другом... кого считал родным, но кто таковым не был по крови... и тогда спасение ваше окажется на острие и лишь вернувшиеся смогут помочь, если захотят... раздор... и собственная кровь предаст...
Провидица сглатывала и хрипела так, будто ей уже перерезали горло. Слова она выговаривала с трудом, и все тело ее было напряжено. Скарпхедин слушал, стараясь не отвлекаться, не сводя глаз с Провидицы, и запоминал все, что она говорила: благо, запоминать с первого раза Орм учил молодых Воронов очень хорошо.
- Что... что Брадан... ты спрашивал... жив... но больно ему... пусть не мечется как зверь в клетке, перед ним многие пути... - продолжила Провидица. - Пусть смотрит и слушает, но только он хозяин себе... пусть не тратит взгляды и силы на пустое, но ищет Обещанную... должен знать, понять должен он, что она придет клейменная и приходить будет, пока они не встретятся... пусть ищет... мы видим его, нам все ведомо...
Скарпхедин не мог больше слушать, видя мучения Провидицы, он хотел отвязать от дерева ее длинные, натянутые, точно струны, волосы. «Зачем, зачем такая мука? Неужели я и без этого предсказания не прожил бы? Все равно большинству событий я свидетелем не стану...»
- А ты, Ворон, которого зовут благородным лишь за белую кожу, белее которой, разве что, снег, дар ваших краев, помни, помни о том, что в нашей милости лишь тот, кто чтит нас и не смеет обвинять нас и покушаться на святыни наши и то, что нам принадлежит. Все вижу, все слышу... Помни!.. Иначе, если посмеешь в следующей жизни воплотиться в Великой Пустыне, ни одним глазом видеть не сможешь... Радуйся сейчас и живи!.. Покуда чтишь нас!
Провидица судорожно выдохнула. По щекам побежали слезы. Она хотела опустить голову, но была слишком крепко привязана, потому просто закрыла глаза.
- Благодарю тебя, Провидица, - выговорил Скарпхедин, не сводя глаз с ее изможденного лица.
- Не благодари. Принеси дары Мрок, а лучше Вафат или Илму, чтобы они меня не держали здесь дольше положенного...
- Почему не отпустить тебя? Зачем следовать ритуалу?
- Нельзя иначе. И ты не смей нарушать, тебе сказано было... Только кровью можно оплатить то, что противно воле Тид.
- Слишком велика цена...
- Не тебе судить, Ворон. Но я... Я понимаю тебя, понимаю, почему... Я бы хотела прежней свободы, но что может быть более почетно, чем служение Девяти Матерям.
- И что же ее голос? Ты только слышишь или видишь саму Мрок? - Ворон обернулся на мгновенье, чтобы посмотреть, не возвращается ли жрица.
- Слышу, и ее голос... - она не сдержалась и разрыдалась, - он ножом входит в сознание, терзает тело... знаешь, каково это, когда боль - это часть тебя?.. Но я должна исполнить... скоро меня освободят... так скоро... все так быстро проходит... но как же, как же...
