Двери шахских покоев распахнулись, оттуда выбежали несколько перепуганных девушек, а за ними на пороге показался и сам Орив ин-Наар ах-Дуу. Одной из девушек при виде убитого Гарвана стало дурно, другая побежала к дверям звать стражу. Фьёрлейв хотела ее остановить, но та уже скрылась в соседних покоях, откуда слышались только ее взволнованные крики.

- Конец нам с тобой, - произнес вазир, глядя на Фьёрлейв.

Она пожала плечами.

Шах все это время стоял на пороге, закутанный в пестрый шелковый халат, и внимательно наблюдал.

- Нойрин, - произнес он, - оденься.

Фьёрлейв криво усмехнулась и пошла искать свою одежду.

- Ты тоже, - кивнул шах вазиру.

Тем временем в комнату прибежали стражники, за ними следовали и Гарваны. Никто поначалу не задавал вопросов, но все же убитый Гарван не казался чем-то обыкновенным. Было ясно, что он, направляясь в покои шаха, не мог иметь иного замысла, кроме убийства Орива ин-Наара.

- Кто этот Гарван? - произнес шах, обращаясь ко всем, кто был в покоях.

Никто не ответил. Шахская стража молчала, а Гарваны качали головами, хмуро поглядывая из-под нависших тюрбанов.

- Как же? - подал голос вазир. - Это же... Ка...

Он вопросительно посмотрел на Фьёрлейв, поскольку сам произнесенное ею имя вспомнить не мог.

- Кадор, - скривившись, ответила нойрин.

- Ты его заешь? - спросил шах.

- Да, - злобно, одними губами произнесла Фьёрлейв. У нее не было возможности надеть тагельмуст, потому лицо ее оставалось открытым.

Орив ин-Наар покачал головой.

- Выйдите отсюда все, - сказал он. - Но вы двое останьтесь. Нам есть о чем поговорить.

Фьёрлейв понимала, что Орив ин-Наар пока не знал, что перед ним нойрин из Четверки, хотя рано или поздно правда все равно откроется.

Говорить с шахом нойрин не желала, но и уйти от разговора не могла. Шах задавал предсказуемые вопросы, на которые вазир отвечал с покорностью обреченного человека, а Фьёрлейв - с явной неохотой. Она признала, что это ее нож убил Гарвана и что все это время она находилась в покоях вместе с вазиром. Большего от нее шах не добился.

- Пока рано судить, - произнес шах, устало глядя на вазира и нойрин, - но другим я могу сказать, что Гарвана убил мой вазир, а ты, нойрин, пришла в числе Гарванов, что вместе со стражей бросились сюда, когда узнали о случившемся.

- Как? - возмутилась Фьёрлейв. - Мою заслугу - ему? - она кивнула на вазира. - Нет уж. Все было так, как было, просто не обязательно всем об этом рассказывать.

Шах тяжело вздохнул.

- Пусть будет по-твоему.

Он поднялся и вышел. Его слуги отвели вазира и нойрин в соседние покои, где им, по словам стражи, надо было ждать шаха и правителей Триады.

Вазир сидел на тахте, спрятав лицо в ладонях. Фьёрлейв, казалось бы, ничто не тревожило: она успела надеть тагельмуст, и, опустив его край под подбородок, ела виноград.

- Что теперь будет? - не скрывая отчаянья, произнес вазир.

Фьёрлейв пожала плечами, чуть зацепив вазира.

- Меня наверняка казнят теперь...

Он повернул голову к Фьёрлейв: она смотрела ему в лицо холодным неподвижным взглядом, будто оценивая, стоит помогать любовнику или нет. Ей всегда казалось, что человеческая смерть немногим отлична от утраты чего бы то ни было: люди любят и своих собратьев, и вещи только за какие-то качества, и за качества же могут и ненавидеть. Никто не сочувствует всякому умершему просто потому, что тот жил и умер: для чувства нужно куда больше, и зачастую потерять дорогое украшение, прекрасный клинок или хорошего аргамака - куда печальнее, чем узнать о гибели сотни человек, которых он не знал... или не любил, или к которым был равнодушен. Вазира Фьёрлейв любила за красоту. Но вазир был смертен, и потому за него она особенно не волновалась, зная, что даже если он останется в живых, и уедет обратно в Западное Царство, встретятся они нескоро, а красота смертного преходяща. Зачем тратить силы на того, кто будет неинтересен уже лет через пять? В Афлетане все равно оставался Сигдан, и Фьёрлейв знала, что его красота никогда не померкнет. Бороться за вазира не имело смысла...

Ничего не ответив, Фьёрлейв надкусила еще одну крупную виноградину, и задумчиво посмотрела на ее хризолитово-зеленую мякоть. До самого появления шаха и троих Гарванов из Четверки ее занимало лишь то, почему виноград сладок, и зависит ли его вкус от цвета или же от того, сколько солнца в течение года видела лоза.

Когда в покои в сопровождении шаха и стражи вошли Гицур, Эмхир и Сванлауг, Фьёрлейв, так и не закрыв лицо краем тагельмуста, дремала на тахте, а вазир рядом с нойрин сидел, опустив голову на сцепленные руки. Увидев шаха и Гарванов, он поднялся на ноги поклонился.

- Фьерлейв, что ты здесь делаешь? - удивился Гицур.

Очнувшаяся от полудремы нойрин вскочила и на языке севера отвечала:

- Да, это я убила Гарвана, - она тряхнула головой. - Но, не будь в нас нескольких капель родственной крови, я бы обвинила тебя, Эмхир.

Эмхир поднял брови:

- В чем?

- Кадор хотел убить шаха. А это ведь твой ученик.

- Если он мой ученик, это не значит, что все его действия - мой приказ.

- Если бы шах был убит, войска Западного Царства сравняли бы Триаду с землей, - сказал Гицур.

- Это всем нам было известно, - добавила Сванлауг.

- Зачем мне приказывать Кадору убивать шаха? - спросил Эмхир.

Фьерлейв не смогла ответить. Нехорошо блестели её глаза.

- Я правильно понял, - вмешался Орив ин-Наар, - что передо мной нойрин из Четверки?

- Правильно, - бросила Фьерлейв.

Шах покачал головой, словно делал для себя какие-то особые выводы, и произнес:

- Ты спасла мне жизнь. Какую награду хочешь?

Вазир умоляюще посмотрел на Фьерлейв, но она, едва заметно усмехнувшись, ответила:

- На Триаду не нападай, - она помолчала. - И да, никаких тайн твой вазир мне не рассказывал. Мы с ним вообще толком никогда не разговаривали.

Шах кивнул.

- Я надеюсь, иных жаждущих моей крови среди воспитанников Гафастана не найдется, - сказал он.

- Тебе не следует покидать Длинный Дворец, о шах, - сказала Сванлауг.

- Ваших воинов отсюда лучше уведите. Моей стражи мне будет достаточно, - сказал Орив ин-Наар.

Он сделал знак своим людям и вышел, ими окруженный.

Остаток дня прошел без новых покушений.

Вечером тело Кадора вынесли из Длинного Дворца. Шахские стражники и немногие Гарваны провожали покойника хмурыми взглядами. Со стороны Храма, тем временем, приближалась процессия служителей Вафат и Илму: первые шли, опустив головы, скрытые тяжелыми капюшонами, в руках жрецов были ветви сэрэха; служители Илму в высоких тюрбанах и просторных одеяниях следовали рядом, и старший из Жрецов нес статуэтку аспида, украшенную турмалинами, переливавшимися цветами зелеными и розовыми, точно рассветное небо.

Вдоль домов опасливо теснились немногие любопытные - узкий проход между домами не смог вместить всех, а крыши домов охраняли гафастанские стражники. Великая Четверка и Орив ин-Наар ах-Дуу стояли у дверей Длинного Дворца, и перед ними, у самых ступеней высокого крыльца, положили убитого предателя.

Жрецы Вафат полукругом встали у его тела; старший жрец Илму вышел из общего ряда и, оглядев присутствующих, громогласно возвестил:

- Вафат настигла предателя. Свершилась справедливость Илму! Кто среди вас, среди всех вас, допустил яд предательства в своей крови? Отвечайте сейчас, иначе вам придется преклонить колени перед Вафат прежде положенного срока! Всех вопрошаю: благородных и безродных, богатых и бедных, всех, всех, кто слышит эти слова!..

Любопытные, стоявшие вдоль домов, зашептались, звонкое эхо от голоса жреца Илму утихало, растворяясь в вечернем воздухе. Жрецы Вафат молчали и глаза их едва заметно поблескивали в глубине прорезей темных масок.

- Среди нас нет виновных, - отвечала Сванлауг.

Фьерлейв бросила короткий взгляд сперва на нее, затем на Эмхира.