— Однако кельтское христианство выжило, — закончил Костас.

— Выжило при первом Августине и при втором тоже, — согласился Джереми. — Их философия много значила для предков-кельтов. У них было свое представление об изначальном учении Христа, об универсальной истине, о свободе и личном стремлении. Их научили этому первые последователи Иисуса, добравшиеся до берегов Британии, а может быть, и сам император, о котором так туманно рассказывает Гильдас. Им удалось сохранить мудрость учителей, священную память о них.

— Да… Эти люди контролировали свои действия и несли ответственность за собственные судьбы, — добавил Джек.

— Вот в чем суть пелагианства! — согласился Джереми. — В Риме Пелагий увидел нравственную расхлябанность, упадок и обвинил в этом представление о Божьей милости. Если все предопределено Богом, зачем совершать хорошие поступки и стараться сделать мир лучше? Пелагианство основывалось на личной ответственности, на свободной воле и моральной стойкости. По мнению Пелагия, в жизни нужно следовать примеру Иисуса. Он показал, как избежать греха и прожить святую жизнь. Христиане должны выбрать подобный путь. Удивительно, как эта идея плавно продолжает основные традиции кельтского язычества, в котором восхвалялась способность отдельного человека добиться внутренней победы даже над сверхъестественным.

— Все равно мне непонятно, как кельтское христианство смогло сохраниться в Средние века после римского периода, — не унимался Костас. — Вначале англосаксы, потом викинги, затем норманны! Какая-то непробиваемая кельтская идеология!

— По-моему, все дело в определенном типе людей, которые решились перебраться в Британию, — ответил Джереми. — Речь не об известных нашествиях и вторжениях, а о поздней миграции. Например, сефарды — субэтническая группа евреев, изгнанных из Испании и Португалии, беженцы-гугеноты из Франции и Голландии. Требовался прочный внутренний стержень и сильный характер, чтобы добиться здесь успеха. Независимость, смышленость, целеустремленность, умение сопротивляться власть имущим, несгибаемость ни перед какими трудностями — вот национальные черты, сформировавшиеся в ходе истории. Британский дух! Поэтому идеи, поддерживаемые Пелагием, кажутся исконными.

— А по-моему, все дело в погоде, — пробурчал Костас. — Нужно иметь какую-то дополнительную хромосому, чтобы выжить в этом месте. Значит, вы считаете, церковь Сент-Лоренс хранит в себе всю эту историю?

— Нет никаких доказательств того, что на этом месте до XI века стояла церковь, — ответил Джек. — Никто не знает, где точно располагались церкви римского Лондона. К тому же собрания христиан проходили тайно. Даже после того как в IV веке христианство стало официальной религией, конгрегациональное поклонение не охватило Британию. Тем не менее хочется верить, что Сент-Лоренс — то самое место, которое мы ищем. Рядом амфитеатр. Вполне возможно, оно ассоциировалось с мучениями первых христиан. Более того, церкви часто строились на месте проведения языческих ритуалов. Мне кажется, здесь происходило и еще что-то священное… Когда-то давным-давно, задолго до появления римского Лондона. Тут кроется удивительная тайна.

— Сердце тьмы, — прошептал Костас, не сводя глаз с кирпичной стены в конце зала.

Джек проследил за его взглядом. Волнение передалось и ему. Он быстро посмотрел на часы. Музыка в нефе наверху давно смолкла. Вдруг в дверь постучали. Джек выпрямился, глубоко вздохнул и перекинул сумку через плечо.

— Сейчас и выясним, что там.

Через час Джек с Костасом снова зашли в гробницу. На сей раз прихватив с собой два переносных фонаря. Самолет ММУ доставил из коруоллского кампуса в лондонский аэропорт все необходимое оборудование, в том числе и защитные костюмы вместо тех, которые остались у Массимо в Риме. Джереми получил разрешение у священнослужителей на археологическое исследование по ту сторону кирпичной стены. В приватной беседе со священником договорились о совершенной секретности. Оборудование привезли в арендованном на киностудии фургоне. А грузчики оделись как съемочная группа. Обеденный концерт наверху завершился. И слышны были только григорианские гимны, которые разучивали хористы в нефе. Странно, эти звуки придавали уверенности Джеку, который собирался перешагнуть за порог мрачной неизвестности.

— Готово. За стеной точно пустое пространство, но ничего определенно сказать нельзя, пока не попадешь внутрь.

Джереми начал разбирать стену, вытаскивая кирпичи и складывая их рядом. Кладка оказалась очень слабой, податливой. Кирпичи с легкостью отходили от цемента.

— Отлично, Джереми, спасибо. Теперь твоя задача — держать оборону.

Джереми подергал засов на двери, ведущей в склеп, и, прислонившись к стене, стал молча наблюдать, как археологи экипировались для раскопок.

— Возможно, придется погружаться. — Костас посмотрел на экран ноутбука и проверил застежку гидрокостюма на шее. — Мы сейчас на глубине трех метров под Гилдхоллом, примерно на два метра выше римского слоя. Ниже под нами протекает приток Уолбрука. Учитывая, сколько осадков выпало в последнее время, думаю, там полно воды!

— В любом случае нужно надеть гидрокостюмы. Вероятно скопление токсичных газов, — предостерег Джек.

— Утечка газа? Откуда?!

Джек обвел рукой вокруг:

— Здесь две тысячи лет хоронили людей. Стоит ли вдаваться в подробности?

— Не стоит!

Костас щелкнул пальцем по маске Джека, а потом поправил регулятор на его шлеме, чтобы обеспечить бесперебойное поступление кислорода, затем проделал то же самое со своим шлемом. В мгновение ока они оказались отрезанными от внешнего мира, слыша только друг друга по внутренней связи.

— Скорее всего мы вернемся минут через десять, — сказал Джек. — По-моему, там тупик.

— Будь у меня оборудование с «Сиквеста II», мы могли бы просунуть камеру и посмотреть, что там за стеной.

— Ничто не сравнится с человеческим глазом! Вперед!

Джек кивнул на прощание Джереми, который уже успел вытащить ноутбук из сумки и раскрыть записи. Встав на четвереньки, Джек пролез через дыру в кирпичной кладке. Фонарь на шлеме освещал дорогу впереди. Костас пошел следом и очутился на каменной площадке. Ступеньки вели вниз, к арочному входу высотой не больше четырех футов. Присев на корточки, Джек начал босиком спускаться по лестнице, скользя лучом фонаря по каменным ступенькам впереди.

— Надеюсь, потолок не обвалится, — прошептал Костас.

Джек взглянул вверх.

— Он выполнен из прочного камня по ступенчатой технологии. Ничего не случится. Кладка очень похожа на кладку в древней части похоронного зала, через который мы только что прошли, построенный в XIV веке, а может быть, и раньше. Похоже, здесь использовали старую римскую плитку и крепкий известняк, собранный на руинах амфитеатра.

Добравшись наконец до низа, Джек чуть разогнулся, неуклюже сутуля спину. Дверной проем прямо перед ним был закрыт полусгнившей деревянной дверью с решетчатым окошком шириной примерно десять дюймов. Когда Костас подошел ближе, Джек направил луч фонаря сквозь дверной проем.

— Тюремная камера какая-то! — сказал Костас.

— Это склеп, — прошептал Джек. — Еще один склеп. Точно как его описали в дневнике! Похоже, после бригады Кристофера Рена сюда никто не заходил.

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, свободных мест нет. Все забито.

— О Боже!

Джек осторожно толкнул дверь, она не поддалась. Попробовал сильнее — появилась узкая щель.

— Дверь до сих пор прилегает плотно. Это хорошо. К тому же тут повышенная влажность. Идеальные условия для продления жизни органических элементов. Могу поспорить, мы обнаружим прекрасно сохранившиеся экземпляры.

— О нет! — ослабевшим голосом прошептал Костас.

Положив ладони на дверь, Джек толкнул сильнее. Наконец дверь распахнулась перед ними. За ней оказалась только одна комната со сводчатым потолком, по пропорциям точно такая же, как склеп, через который Джек с Костасом прошли по дороге сюда, только раза в три больше. В стенах виднелись каменные углубления. Некоторые из них были на скорую руку заложены кирпичами. Другие остались открытыми. В них можно было разглядеть старые деревянные гробы. Большинство нетронутые, с крышками наверху. Несколько гробов оказались сломанными, наполовину разложившимися, с непонятным бесформенным содержимым. Джек подошел ближе, а Костас стоял как вкопанный, широко открытыми глазами глядя прямо перед собой.