Он не говорил об этом, считая, только смерть своей сестры важным фактом той ночи…
Это было в прошлом, все это он уже пережил, но именно сейчас он сидел у стены именно с тем же взглядом, что до сих пор помнила Наташа. Он точно так же смотрел в одну точку, без малейшей жизни или воли в глазах.
Тогда маги-медики избавили его от этого прошлого, оставив ему лишь факты и никаких ярких картин. У него было лишь осознание и никаких воспоминаний и только тогда ему стало чуточку легче, ему перестали сниться кошмары и он перестал вздрагивать от вида огня, вот только теперь, когда Иденбург вернул ему все, перед глазами, как прежде так явно скользили огненные блики по асфальту, окропленному кровью и средь начертанных знаков лежало расчлененное тело его крохотной сестры…
Он будто попал назад… на десять лет назад, до конца уже не понимая, где прошлое, где настоящее и кто он есть, будто все что в нем было, сводилось к этому далекому болезненному воспоминанию.
― Леша, — шепнула нежно Наташа, опускаясь рядом на колени, а после понимая, что это не то имя, которое он ждет, и тут же исправилась. — Сэт… Милый мой Сэт…
Она нежно прикоснулась к его щеке и ресницы его вздрогнули, распуская по радужкам глаз волну прояснения. Это имя, эти руки, этот запах, это было напоминание о другом, о том, что есть, о том, что было сейчас важно, но он не смог отозваться, с трудом дыша при столь жгучей боли в груди.
― Прости меня, родной, — прошептала она, обнимая, желая хотя бы согреть это, будто оставленное душой тело.
Холодные руки медленно и неспешно, легли на ее спину. Он обнял ее и аккуратно, как сокровище, прижал к себе. Он закрыл глаза, и по левой щеке в ее черные волосы скользнула слеза. Единственная слеза, на которую у него хватало сил.
― Я тебя никому не отдам, — прошептал он тихо, но так будто собирался дать клятву. — Пока я буду жив, я буду защищать тебя.
Он так мучился и призирал ту далекую свою беспомощность, что теперь, когда он стал намного сильнее, просто не мог позволить хоть кому-то из дорогих людей страдать. Ему хотелось, что бы они это знали, ведь у него теперь было так много сил, что он мог даже невозможное на первый взгляд. Он хотел, что бы та, которую он любил, знала, что он готов на все, что бы защитить ее. Возможно, это было немного эгоистично, но он не мог позволить ей умереть, ни ей на Илье Николаевичу. Потерять кого-то из них было выше его сил, именно по этому ему казалось, что он скорее умрет сам, чем увидит одну из этих смертей.
Наташа спокойно прижималась к нему и так привычно теребила его волосы, теряющие окрас буквально на глазах, возвращаясь к изначальной привычной уже седине. Никогда магические окрасы не были не зависимы от сил владельца, так уж повелось в мире магии.
Наташа, конечно же, не знала, что именно тут произошло, не знала что Король Тьмы сделал с ним, но понимала, что спрашивать об этом не было смысла. Она совсем не знала о его делах, о его жизни. Так уж сложилась, что она была ему чужой, но родной сердцем. Она могла теперь только обнять его и быть с ним, понимая, что сейчас он испытывает боль.
― Все у нас будет хорошо, — шептала она тихо, боясь прикрыть глаза и так расплакаться, — я сама тебя никому не отдам.
Ей казалось, что она должна быть сильной, что бы он мог хоть немножко отпустить себя и побыть слабым, но она не знала, что этого он уже не мог, просто не умел.
― Оставь меня, — резко сказал он ей, отпуская, но поспешно добавил, понимая, всю холодность данных слов: — Подожди в другой комнате…
Наташа посмотрела в его спокойные глаза с тенью печали, коротко кивнула и вышла из комнаты, давая ему право побыть одному, направившись в спальню.
Стоило ей сесть на кровать, задумчиво глядя на, сложенные на коленях, руки, как зазвенел телефон. Она посмотрела на него, как будто пыталась его понять, а затем взяла, и посмотрела на монитор. Это был Илья Николаевич, именно так почтительно и подписанный в телефоне Сэта. Вересов так волновался, что просто не мог уже ждать и позвонил.
Наташа задумчиво смотрела на телефон, и ее медленно охватывал гнев. Этот человек значил для Сэта слишком много. Он будто был его жизнью, ее основой. Если сейчас Вересов позовет, Сэт тут же помчится к нему, забыв о ней… Этот человек был важнее ее, она это чувствовала. Да, она понимала, что этот предатель белых магов играл в жизни Сэта не малую роль, и был с ним больше, чем она, но именно ее он любил, именно ей все эти годы принадлежало его сердце…
Она ненавидела препятствия, предпочитая их уничтожать еще в начале роста! Поэтому просто сбросила упрямый вызов и отключила телефон, и поспешно бросила прочь, слыша шаги.
Сэт вернулся куда живее, чем когда она его оставила. Он был в расстегнутой темно-синей рубашке. В руках у него было полотенце, которым он неспешно, даже лениво вытирал мокрые седые локоны, которые окропляли его плечи водой.
― Мне показалось или звонил телефон? — спросил он неуверенно.
― Тебе показалось, — спокойно ответила Наташа, любуясь его таким не выглаженным домашним видом.
― Это вполне возможно, — прошептал Сэт, понимающий неясность своего сознания, пусть не сильную, но присутствующую.
Он упал на кровать, отбросив полотенце.
Наташа смотрела на него, медленно опускаясь к его лицу, глядя в тусклые глаза, освобожденные от линз.
― Таким ты мне нравишься больше, — прошептала она, восторженно улыбаясь.
Сэт пораженно посмотрел на нее, но ничего не спрашивал, надеясь, что она пояснит все сама.
― Такой ты — это ты настоящий, а не мальчик с обложки журнала, которого ждет общественность, такой прекрасный, прилизанный, желанный. Я люблю тебя вот таким, настоящим, серым, невзрачным, спокойным, родным и задумчивым, таким простым снаружи и сложным внутри, глубоким, с печалью в глазах. Именно таким я тебя всегда люблю, остальное это только для публики…
Он легко улыбнулся, понимая, эту логику профессиональной модели, так четко делящую жизнь на личную и публичную, в то же время, понимая, что она не учитывала, что в его жизни такого деления не было и не будет. Он скандалист? Пусть так, но все его скандалы были не работой на публику, а результатом его желаний, истоком из его позиций, но то, что его любили таким, какой он был, его действительно радовало, поэтому говорить, что либо о том, что она в чем-то заблуждается он не видел смысла.
Она нагнулась еще ниже и поцеловала его, понимая, что это не очень удобно и быстро перебралась с краюшка кровати на его живот. Несмелый легкий и нежный поцелуй так быстро перешедший в страстное желание, будто они оба целую вечность ждали этого мгновения, сдерживая себя.
Туфли… Тапки… Джинсы… Юбка… Топ и лифчик… лишь мгновение и оба они были обнажены, будто торопились избавиться от всего того, что их хоть немного разделяло. Он сам не понял, как перехватил инициативу, будто им вела привычка, а она, лежа на кровати, улыбалась, наблюдая за ним. Он не смотрел в глаза, любуясь ее ухоженным телом, нежно и трепетно убирая черные локоны с ее плеча. Прильнул губами к основанию ее шеи, скользя рукой с плеча к груди.
Она смотрела в потолок откинув голову, чувствуя, легкую дрожь скользящую по коже от этих легких, но столь желанных прикосновений. Ее крылья чуть дрожали от ожидания, готовые накрыть их обоих, создав тем самым их маленький кусочек мира.
Но он резко отстранился. Нежные губы исчезли, грудь лишилась ласки, и даже столь заманчивое скольжение по внутренней поверхности бедра ускользнуло прочь. Он сидел на кровати, глядя в стену, подпирая голову рукой, фактически закрываясь так от нее.
― Ты чего? — встревожено и непонимающе спросила Наташа.
Она села на кровать, рефлекторно прикрываясь покрывалом, глядя на его покрытую рубцами спину с рельефными мышцами.
― Наташа, — нерешительно начал Сэт. — Мы не должны… не должны спешить…
― Но я люблю тебя, — шептала Наташа, обнимая его за плечи. — И хочу быть твоей…
При этом через плече она взглянула на то, что сейчас ее так сильно волновало, боясь даже подумать, что совсем не возбуждала его, и убедилась в обратном быстро краснея от собственных столь низменно пошлых мыслей и восхищений. Как же ее все же манило его тело. Эти сильные плечи, что она обнимала, эти руки с единичными тонкими шрамами и следами ожогов. Этот рельефный торс, животик с кубиками и лесенками мышц, скользящих к спине и особенно то, на что она с таким стыдом сейчас смотрела, с трудом сдерживая желание, протянуть руки и по-настоящему понять силу, налившегося кровью органа.
