Йормунганд заходил к ним лишь время от времени, не мог выносить запах курений, тот мог и мертвого поднять. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь, глаза тут же заслезились. В душном полумраке бледное лицо ребенка выделялось светлым пятном. Рядом с ним склонилась Дочерь и считала пульс Фенрира. Увидев заглянувшего в проем двери Йормунганда, она выпустила маленькую ручку и встала. Ее лицо показалось ему смутно знакомым, должно быть он видел ее во время церемонии на состязаниях, а может, возле шатров Дочерей. Эгны не было, видимо, ушла отдохнуть.

— Я тебя знаю? — спросил он вместо приветствия.

— Нет, — сказала она, опустив глаза, — мое имя Бестла. Вы родственник мальчика?

— Брат.

— Вы очень похожи.

Йормунганд криво улыбнулся. Хотелось захлопнуть дверь и отдышаться.

— Как он?

— Пока не очнулся. Если так продолжится, он умрет, — Дочерь сказала «умрет» так просто, что у Йормунганда екнуло сердце.

Йормунганд почти не сомневался, что забытье Фенрира магического происхождения. Но Ванадис прикладывала все силы, чтобы вернуть Фенрира, и Йормунганд не чувствовал в золотоглазой Дочери ни капли враждебности.

А вот Хель вела себя странно. В Ирмунсуле она заботилась о младшем брате больше матери. Теперь же, казалось, все ее время занимали шашни с Этельгертом. Скальд же будто сошел с ума от дочери Лодура. Ванадис даже тихонько спросила Йормунганда, не знает ли он, какими чарами воспользовалась Хель, чтобы привязать певуна к себе.

Йормунганд, измученный заботами о матери и брате, в тот же вечер едва не уснул, поджидая сестру в ее комнате. Она вбежала с шелестом сиреневого атласного платья, взятого у Фригги, запахом крепких восточных духов, с насвистыванием под нос развеселой песенки.

— Совсем о брате не беспокоишься? — у Йормунганда красовались темные круги под глазами, и сам он выглядел бледнее обычного.

— Беспокоюсь, — возразила Хель, — я очень о нем беспокоюсь, но ведь это твоя подружка его зачаровала.

— Для начала, Ванадис мне не подружка.

Хель фыркнула. Йормунганд сделал вид, что не заметил.

— Потом, — продолжал он, — она ничего не делала, а в-третьих, лучше бы последила за собой. О тебе и Этельгерте уже болтают всякую чушь. Не наделай глупостей.

— О, наш старший брат снова за свое, — Хель закатила глаза. — Ты мне не отец.

— Да. Я твой старший брат, — Йормунганд тяжело поднялся с постели и встал перед Хель. — И я старший мужчина в семье.

— Здесь, — Хель выставила вперед плечо, — твое старшинство роли не играет.

— Я заметил, — Йормунганд закусил губу, — но не думал, что семья ничего не значит для тебя. Что с тобой такое?

— Выметайся из моих покоев. Побудь с Фенриром, или навести свою пожилую подружку. Заставь ее сжалиться над малышом.

— Нет у меня ничего с Ванадис! — взорвался Йормунганд, — Ох, цверг тебе на голову, неужели ты совсем ослепла и оглохла? Фенрир умирает! Мать истает вслед за ним, если ничего не изменится. Пожалуйста, прошу тебя, не будь ты такой самодовольной дурой, отвлекись от своего хахаля хоть на миг, помоги мне.

— Вон, — сказала Хель, сверля стену над головой Йормунганда ледяным взглядом.

Йормунганду нестерпимо захотелось дать сестре затрещину. Он резко развернулся и вышел.

Он нашел Ванадис рядом с аллеей в саду. Она стояла в обычных белых жреческих одеждах и смотрела, как Эгна плетет для нее венок из садовых цветов. Днем шел дождь и трава все еще оставалась мокрой. Подол Эгны потемнел от влаги.

— Какая пасторальная картинка, — сказал Йормунганд, остановившись рядом с Ванадис.

— Верно, — согласилась она, и тут же добавила. — У тебя появился зуб на Этельгерта?

— С чего ты взяла?

— Ты недобро смотрел на него за завтраком.

— Ерунда. Он всего лишь завладел моей сестрой. Того гляди придется их женить.

— Чудесная пара, — сказала Ванадис.

— Не пойму, шутишь ты или нет.

— Что с твоим братом? — Ванадимс решила сменить тему разговора так резко, что Йормунганд помедлил с ответом.

— Все так же. Твои девчонки ни на что не способны.

— Может, сам попробуешь его вылечить? — Ванадис язвительно улыбнулась, но тут же стерла улыбку с лица, — Прости. Тебе и так нелегко.

— Рядом с вашими шатрами с ним что-то случилось. Кто-то из твоих девчонок зачаровал его.

— Неправда. Я уже говорила тебе. Его принес нам человек из Гардарики. Ты его видел тогда у шатров. Он несколько раз пытался поговорить с Альфедром, но каждый раз его прогоняли. Личность темная и ради цели пойдет на все. А что у него за цель? Что ему вообще надо? Он стремился и со мной встретиться, но мне недосуг выслушивать просьбы всяких… — Хель дернула плечом, — безбожников.

— Да-да, я уже слышал, как человек из Гардарики возмутил тебя неверием в Луноликую и одновременно просьбами о каком-то там чуде. Или помощи. Обратила бы его в веру, наставила на путь истинный. Истинная вера творит чудеса.

— Хватит ерничать.

— И в мыслях не было.

— Иногда ты кажешься таким взрослым, совсем как твой отец, — сказала Ванадис задумчиво, — и таким же невыносимым.

— Вы с братом тоже похожи. Родственники, наверное. Кстати, а где твой брат сейчас? Обдумывает, чем бы еще досадить новым родственникам и заставить меня выполнить его каприз? — Йормунганд глубоко вздохнул, — Ведь на самом деле возможность зачаровать Фенрира была у многих, как и желание. Но теперь, кого не тронь, Тиу не умеет колдовать вовсе, Бальдер слишком слаб и неопытен для такого, Ингви… ну, если бы он мог, то Этельгерт уже спал бы, как в сказке про красавицу в покинутом замке. Тот парень из Гардарики? Не знаю, зачем ему это. Ну а ты причастность отвергаешь. Может, все-таки Ингви? Я ему не нравлюсь, причем сильно.

— Умные мальчики не станут подозревать членов моей семьи в моем присутствии, — сказала Ванадис вкрадчиво. На мгновение он увидел, как полыхнули золотом ее глаза.

— Я пошутил, — сказал Йормунганд. — Надеюсь, если придется, меня ты будешь защищать так же ревностно.

Улыбка Ванадис стала чуть теплей.

— Я постараюсь, — сказала она. — Что наденешь на свадьбу? Я подберу платье в цвет.

— Я не пойду на церемонию.

— Я не про церемонию. Я же Дочерь, забыл? На церемонии я буду в белом, и соединю узами молодых, — она хихикнула. — А с тобой мы будем танцевать на пиру, держаться за руки. Самая красивая пара.

— Кого ты хочешь заставить ревновать? У тебя размолвка с ухажером, потому ты внимательна ко мне, да?

— Во всем искать подвох, — Ванадис притворно вздохнула и погладила его по волосам, — какое милое качество.

— И полезное. Ванадис, я ценю все то, что ты даешь мне, но я тебя не понимаю.

— А если я всего лишь по-женски влюбилась? А ты, жестокосердный, мучаешь и отвергаешь меня.

Йормунганд дернулся.

— Что за глупости? — сказал он сварливо.

— Тем не менее, ты не слишком противишься.

Эгна уже давно сплела венок и теперь смотрела, как они переговариваются.

— Унеси в мои апартаменты, — сказала ей Ванадис повелительно, — и положи в воду, сохранить свежесть.

Эгна поклонилась и убежала, оставляя мокрые отпечатки босых ног.

— Уже скоро, — Ванадис прищурившись, посмотрела в прояснившееся небо. — Совсем скоро.

Йормунганд поморщился. Он не любил внезапных странных фраз и перемен настроения Старшей Дочери.

— Я научу тебя, — неожиданно сказала Ванадис, — простой уловке, как освободиться от печалей. Как забыть про горести и радоваться жизни.

— Это ведь не связано с поеданием определенных грибов? У меня от них несва…

Она наклонилась и поцеловала его прохладными губами. Ванадис пахла яблоками. Теперь всегда, подумал Йормунганд, прикасаясь к ее округлым бедрам, яблоки для меня будут пахнуть Ванадис.

Гарриетт протянул уличной торговке две медных монеты. Монеты круглые, без обточенных краев, на каждой широкий горбоносый профиль красовался с одной стороны и завитушка с другой. Старушка с лицом запеченного яблока и пахнущая лежалым хлебом ловко выхватила у него денежки, поднесла к глазам, а затем положила на деревянную тарелку порцию рыбы с картошкой.