Кинжал в моей руке привлек внимание, и когда я увидел своё отражение в его блеске, вспыхнула мысль, что шел я сюда не только за мужиком, но и за ней. Почему мне так противно это место?.. Впрочем, глупый вопрос. По целому ряду причин.

Я подобрался, брезгливо откинув голову бабы, подошел к мужику. Странное спокойствие охватило все тело, будто выпил пачку успокоительного. Голова на удивление ясная, а рука твердая.

— Разбудить? — подумал я, но отогнал эту мысль как паршивую. Я же не издеваться пришел, у меня есть цель, хоть и отвратительная.

Дальше все делал на автомате, сознание шарит в любом другом месте, только не в этой комнате. Я анализировал прошлое, и даже строил грандиозные по масштабам планы на будущее, но это скорее защита от пугающей до чертиков действительности в настоящем.

Нож описал дугу по горлу пьяницы быстро и беззвучно как ползущая кобра, тот не успел даже проснуться, а я уже переодевал его в вещи Манфаэля. Кровь с такой силой брызжет из раны на шее, что я сам по пояс в ней, но руки не перестают делать то, что должно.

Когда с переодеванием было покончено, вспомнил о медальоне, поспешил нацепить на шею, обильно смазав кровью. Одежды вымокли так, что я не смог бы найти клочка ткани не пропитанного багровой жидкостью, он всерьез напомнил мне Манфаэля. Такой же высокий и седой, бородка чуть длиннее, чем у писаря, но разница неощутима и неважна. Однако осталась последняя черта, от которой у меня в животе всё пришло в движение. Я развернул тело для удобства, а затем кулак обрушился на лицо мертвеца, потом еще, еще и еще. Губы смяло, как два блина, нос ввалился, а глаза напротив, того гляди выпадут из орбит. Я старался не смотреть на дело моих рук, но когда вынужденно оглянулся, желудок стянуло тисками. Едва отбежал, как меня вывернуло. Отвратительная горечь наполнила рот, а в глаза набежали два соленых озера. С великим трудом подавил в себе слабость, но, обозленный на себя, продолжил начатое.

Не помню, как тащил его в убежище. В мыслях корил себя за собственную трусость и мягкотелость цивилизованного человека, но когда нужные двери преградили мне путь, был предельно собран. От меня зависят жизни друзей, Манфаэля, да и Илис с Родгаром надеются на осуществление их планов, я не могу отступать теперь.

Сказать, что Илис была шокирована увиденным — равно как промолчать. Негодование её больших глаз переходило то в жалость, то в изумление, но когда взгляд падал на меня, там я читал лишь отвращение. Гриф стоит подле Ворона, аки каменное изваяние, даже не моргает, а Коршун как всегда скалится довольный. Ворон в свою очередь брезгливо осматривал тело, даже теперь не удостоив меня взглядом. Зато Валет смотрел, еще как смотрел.

Его глаза сразу дали мне понять, что я прокололся, если не перед всеми, то, по меньшей мере, перед ним.

Ворон, наконец, повернулся к Валету:

— Кто?

Сердце моё остановилось, мысли запрыгали, перебирая варианты, как действовать, при любом из ответов Валета, но Ворон добавил, поясняя:

— Кто это сделал? Я не просил уродовать его, как и не просил тащить этот труп сюда! Уж точно, не весь! Поэтому я спрашиваю, чье это решение? Или я предположу сам, да Альнар?

Последнее слово выплюнул как изжеванный табак в урну, а на лице застыла до ужаса недовольная мина. Пусть, он ищет ссоры, главное, что не заметил подмены. Я решил, что настало время уступать и не выеживаться.

— Я прошу прощения, если исполнил приказ недостаточно верно. Когда мы ворвались в помещение, он был один, я решил, что не стоит терять времени и начал допрос, приводя его в замешательство. Денег в главной комнате не оказалось, и я попросил Валета с Илис обыскать дом. Когда они ушли, продолжил допрос, и выяснил, что этот человек, Манфаэль, нанял каких-то воинов в охрану. Главным среди которых был некто Родгар.

Ворон покосился на Грифа, тот сделал едва заметный кивок, главарь милостиво разрешил продолжить:

— И что ты сделал?

— Я отправил Валета с Илис сюда, а сам применил еще пару методов допроса, — сказал я, выдержав многозначительную паузу, — но Манфаэль более ничего не сказал, кроме как о том, что Родгар должен появиться с минуты на минуту. Тогда я окончил допрос, уйти, увы, не успел. С Родгаром было непросто справиться, он оказался умелым бойцом, и если бы не элемент внезапности с моей стороны — в той могиле лежал бы я…

Гриф потемнел, его голос заставил вздрогнуть:

— Родгар не просто умелый боец, он один из лучших…

Я наклонил голову, сказал примирительно:

— Вот я и говорю, мне очень повезло. Кто предупрежден — тот вооружен.

Ворон встряхнул гривой черных волос, театрально повернулся к Валету:

— Он говорит правду, брат мой?

Я вновь задержал дыхание, но Валет ответил сдержанно и конкретно:

— До нашего ухода всё было именно так. Далее судить не могу, меня там не было. Однако, у меня нет причин не доверять ему…

Я ощутил укол, но виду не подал. Моя игра уже не для него. Я чуть поклонился Ворону, проявляя несвойственную мне учтивость.

— А у меня нет причин лгать Вам.

Гриф уже сам осматривал обезображенное тело, а я подыскивал варианты как сменить тему, но ничего не приходило в голову. Илис подалась вперед, всё больше открывая рот. За долю секунды я понял, что она узнала-таки этого пьяницу по отрубленной руке. План трещал по швам готовый развалиться как карточный домик, но спасение пришло совсем неожиданно. Валет сделал шаг и крепко схватил её за руку, велел жестко:

— Ступай и принеси то, что мы нашли в доме Манфаэля…

— Но…

— Быстро! Почему мне приходится просить дважды?

Илис нервно оглянулась на меня, затем опять на Валета, пытаясь правильно понять ситуацию, и приняла единственно верное решение, смолчать. Воистину мудрая женщина!

Я чувствовал, как по спине катятся холодные капли пота, вот идиот, на что я надеялся. Уже двое всё поняли, а верная ищейка Ворона обнюхивает тело, едва не лижет…

Гриф поднялся, вновь игнорируя меня, обратился сразу к Ворону:

— Я не уверен, что это Манфаэль.

Мой мир рухнул в пропасть, сердце и душа последовали за ним. Вот и всё, думал я, где я прокололся? Или это просто догадки? Я собрал волю в кулак, рано паниковать, и ледяным тоном сказал:

— Если это не тот, кто вам нужен, значит, нам указали неверное здание. Либо здание то, а человек там жил другой! Третьего не дано!

Ворон встал напротив меня, положив руку на рукоять меча, Коршун тут же оказался на ногах, а Ворон прошипел как ядовитая змея, что наткнулась на мышь и жаждет поужинать:

— Я не привык сомневаться в Грифе.

Мы застыли в нелепом молчании, терпеть не могу эти гляделки, но в мире мужчин это тоже борьба, где надо соответствовать или сдаваться. Илис вернулась назад, в руках лежит свиток, на котором багровеет печать. Я сразу насторожился, но мысль, пришедшая в голову, добила окончательно. Это ведь мои грамоты! Валет-Валет, зачем?

Я, вероятно, побледнел, потому как Ворон сразу выхватил смутивший меня кусок бумаги. Его глаза забегали по строкам, а у меня сердце остановилось в испуге, но реакция главаря последовала совсем не такая, как я ожидал.

— Я и так знаю, что он из знати! Это знает даже детвора!

Зависло молчание, я озадаченно смотрел то на Ворона, то на Валета, не понимая, что он имеет в виду, но друг прояснил ситуацию, хоть и ненамеренно.

— Где мы еще могли взять такую грамоту? Мы не знали, что Манфаэль благородных кровей, этот пергамент нашли в его вещах, когда искали деньги.

Я едва не завизжал от облегчения, так это не мои бумаги! Ну слава богу, хоть тут не все так плохо. Едва я расслабился, как снова влез Гриф, сверля меня ненавидящим взглядом:

— Я не говорил, что они не были в нужном доме, я только сказал, что нет ни одного доказательства, что это тело писаря!

— Вздор, поклеп и провокация! — констатировал я, перехватывая инициативу, — совершенно безосновательные обвинения.

Коршун впорхнул в нашу дружескую перепалку легко и непринужденно, будто мы все одна большая семья, у которой бывают некоторые разногласия. Сказал, нарочито растягивая слова: