Между тем компания по вербовке немецких колонистов уже набрала обороты, и многие немецкие крестьяне, продав дома и имущество, ожидали отправку в своих селениях. Большая их часть находилась в дороге либо уже прибывала в составе колонн в пункты сбора. Реакция растерянных российских чиновников, ответственных за прием и отправку колонистов, была в этот момент более чем безответственной.

Без всякого предварительного оповещения они отказывали в приеме и отправке в Россию уже завербованных и находящихся теперь в смятении и отчаянии людей. Положение усугублялось отсутствием средств на питание и проживание для уже находившихся в пунктах сбора людей, необходимые для этого деньги приходили из России с большим опозданием. Все это вызывало возмущение уже завербованных людей и приводило к значительному ухудшению их отношения к российским вербовщикам и агентам.

Лишь королю Пруссии Фридриху Великому удалось противостоять широко разветвленной и агрессивной деятельности российского правительства по вербовке немецких колонистов. Число выехавших колонистов из Пруссии было незначительным. Этого нельзя сказать о других немецких землях и особенно мелких княжествах, где запреты на эмиграцию их подданных были неэффективными. Как справедливо отмечает Герхарт Бонвеч (Gerhard Bonwetsch) в своей небольшой по объему, но очень познавательной книге «Geschichte der deutschen Kolonien an der Wolga», изданной еще в 1919 году, власти не решались искоренить проблему в корне и полностью запретить деятельность российских вербовщиков. Запрещая эмиграцию и только выгоняя вербовщиков за пределы своего отдельного государства, они боролись со следствием, а не первопричиной, позволяя вербовщикам тут же переносить свою контору в другое княжество и продолжать свою деятельность.

Показательно в этом плане поведение Фридриха Августа Ангальт-Цербстского, правителя княжества Ангальт-Цербст, принцессой которого была сама Екатерина II. Трудно сейчас сказать, руководствовался ли Фридрих Август лишь родственными чувствами, разрешая разместить на своей земле пункт сбора завербованных для отправки в Россию немецких колонистов, но поручив при этом своему правительству следить, чтобы к ним не присоединились жители его княжества. Такое непатриотичное поведение правителей мелких княжеств позволяло иностранным государствам, по очень точному выражению Бонвеча, укрепляться за счет немецкой крови («…dem Ausland die Möglichkeit gab, sich durch Zufuhr deutschen Blutes zu stärken…»).

После всех этих событий, связанных с отказом российского правительства в приеме новых немецких колонистов, деятельность его агентов замерла, но никогда полностью не прекращалась и возобновилась с новой силой в годы царствования Александра I, которому вновь понадобились немецкие колонисты для освоения и защиты земель юга России.

Кто же были эти люди, попавшие по призыву Екатерины II в середине XVIII века в сети вербовщиков, перевезенные в Россию и ставшие немецкими колонистами на Волге? Большинство авторов, рассматривая эту тему, ссылаются на книгу Готлиба Цуге «Русский колонист, или жизнь Христиана Готлиба Цуге в России» (Christian Gottlob Züge «Der russische Kolonist oder Christian Gottlob Züge’s Leben in Russland»).9

Это, пожалуй, единственная известная книга, автор которой лично пережил все перипетии путешествия и жизни немецкого колониста на Волге. Будучи молодым человеком, полным желания увидеть мир, он собирался эмигрировать в Америку, но, прибыв в Любек, как и многие другие переселенцы, попал в сети российских вербовщиков. Поддавшись описанию ожидающих его благ, красот и знакомств с многочисленными народами, он в составе одной из завербованных групп отправился в Россию. Им подробно и тщательно описываются все этапы путешествия на корабле до Кронштадта в колонне на конных повозках и по Волге на речных судах до места поселения немецких колонистов в районе Саратова. За время долгого ожидания в Любеке он хорошо узнает находившихся рядом с ним людей. В своей книге он отмечает, что значительная часть из них искала пристанище в далекой и пока неизведанной стране, потому что родина повернулась к ним спиной. По его оценке, среди них были преступники и мошенники, возможно, пытающиеся уйти от преследования и справедливого наказания. Он отмечал, что большая их часть являлась искателями приключений или легкомысленными и неопытными людьми, поверившими в обещанные золотые горы и нисколько не сомневающимися в легкой и благополучной жизни в далекой стране, а многие из них не были знакомы с сельским трудом и порой не знали, как запрячь лошадь и с какой стороны подойти к плугу.

К оценкам способностей первых немецких колонистов, приведенных в книге Цуге, мы еще вернемся, а пока отметим, что было бы наивно предполагать, что на уговоры вербовщиков поддастся и уедет в Россию цвет немецкого крестьянства. Наоборот, это были обедневшие крестьяне, ремесленники и торговцы, влезшие в долги и потерявшие свое дело, разоренные предприниматели, парикмахеры, отслужившие солдаты, неудачливые артисты, учителя и люди без всякой профессии. Были среди них даже разоренные и опустившиеся дворяне. В книге рассказывается об одном таком бароне, который прибыл в Россию и по трусости не стал искать удачи в армейской службе, а из-за своей лени не захотел встать за плуг и обрабатывать землю. В итоге он нанялся в своем селении пасти скот и, следуя позади коров и быков, с удовольствием откликался на приветствие отдельных встречных, которые обращались к нему «господин барон».

Однако все эти не связанные с сельским хозяйством люди и не собирались быть крестьянами, они собирались искать удачу, продолжая трудиться по своей специальности в разных городах и селениях России. Такая возможность была им обещана манифестом Екатерины II и российскими вербовщиками. Не их вина, что по прибытии в Россию их всех насильно направили в Поволжье и обязали заняться сельским трудом. Здесь надо отметить, что позже российское правительство пыталось изменить положение дел, оно посылало своим комиссарам и агентам в Германии закрытые формуляры, в которых обязывала вести вербовку лишь среди людей, занятых сельским трудом. Однако эти новые требования не были допущены к широкой огласке, поскольку противоречили тексту манифеста, а вербовщики в погоне за легким заработком их просто игнорировали.

Нелестную оценку качественного состава колонистов из книги колониста Цуге часто приводятся авторами, которые с панславянских позиций доказывают ошибочность всей колонизационной политики России. В этой связи отметим, что Цуге дает не всегда лестную характеристику завербованным колонистам, исходя лишь из оценки одной группы, в составе которой он прибыл в Россию.

Нам удалось найти его в списках переселенцев, составленных в ходе ревизии, проведенной по распоряжению Канцелярии опекунства иностранных в конце 1767 года. Он зарегистрирован под десятым номером среди других переселенцев колонии «Починная» (немецкое название «Кратцке»). Приведенная в переписи информация: «Цуге Кристьян Готтлиб, 22, сапожник из Саксонии, холост, прибыл 7.08.1766, получено от воеводской канцелярии в Саратове 150 руб., на 1768 г. распахана 1 дес., живет в работниках» – полностью совпадает с его рассказом о себе. Последнее подтверждает и его авторство, которое подвергается отдельными историками сомнению, судя по приведенным фактам в послесловии к его книге.

Все переселенцы колонии «Починная» относились к вызывательскому товариществу Дебофа (de Boffe), вербовщики которого, стремясь как можно больше заработать, использовали любые легальные и нелегальные приемы, откровенный обман и вербовали всех подряд, включая непригодных для земледелия колонистов. Существующую тогда «грязную» практику вербовки немецких колонистов среди вызывательских товариществ отмечает в своей книге и Георгий Писаревский: «…общий уровень коронных колонистов был значительно выше, чем вызывательских, среди которых были не редкостью представители городского пролетариата, часто люди, совершенно отбившиеся от всякой работы, пьяницы и бродяги».