Выслеживали, когда Леха на Низовке вечером лягушек ловил для своих колдовских экспериментов, подкрадывались с другой стороны и с диким криком, громыхая связками консервных банок, выбегали из-за кустов и бросали в воду комья засохшей глины. Лягушки со страху в воду прыгали, а Леха с позором убегал от пруда. Лягушек они и в обычные вечера заходили попугать, чтобы не расслаблялись.

Кое-чему Матвейка с Игорьком у Лехи научились, стали его приемы применять.

Забрались поздно вечером в сад к Банниковым. Замазали глиной трубу на крыше бани. А в субботу Леха, по обыкновению, пошел в баню колдовать. Стал печь растапливать, чтобы зелье варить, а она задымила по-черному. Наглотался Леха своей дурманящей гари, выскочил из предбанника, еле отдышался. Матвейка с Игорьком тогда здорово перепугались, решили действовать осторожнее.

Однажды они увидели, как Леха принес из Старой рощи двух воронят, выпавших из гнезда. Им удалось выкрасть птенцов тайно из бани, где Леха их спрятал, и отнести обратно в лес. Обнаружив воронье гнездо на ветках вяза, оставили в нем птенцов, а потом, укрывшись в кустах орешника, дождались, когда прилетели взрослые вороны к гнезду и начали кормить детенышей.

Матвейка с Игорьком понимали, что Леха догадывается, кто мешает его темным делам и от него можно ожидать чего угодно, поэтому готовились к затяжной войне. А чтобы выиграть в ней, надо было полностью изжить в себе страх.

Начать тренировки они решили с полуночного посещения заброшенного, полуразвалившегося дома, стоявшего на отшибе – на крутом берегу оврага за деревней. Раньше там находилась целая улица – Заглядовка, с нее открывался замечательный вид на окрестности, но наползающий овраг вынудил жителей переселиться ближе к деревне на Слободку.

В том последнем оставшемся, со временем почерневшем и осевшем доме доживала свои дни одинокая старушка, не захотевшая переселяться на новое место в чужой дом. Близких родственников в деревне у нее не было, поэтому, когда ее не стало, дом остался беспризорным, трогать его никто не решался, потому что про него начали ходить разные нехорошие слухи. Мужики слободские, к примеру, встречали там по ночам будто бы оборотня. Предстает он в облике то черной кошки, то серой вороны. Нападает на одиноких людей, душит их, а потом выпивает кровь. Не душа ли грешная той старухи не может успокоиться? Правда, тетя Фрося – деревенский «репродуктор» – зычным голосом на полдеревни объяснила это по-своему:

– Какой еще оборотень? И старушка была праведницей, всю жизнь бобылихой прожила, чего они там плетут! Брагу там мужики прячут, нальют зенки-то, вот им спьяну и мерещится всякая нечисть. Белая горячка их душит, а не бедный оборотень!

Но сама, надо сказать, и близко к дому не решалась подойти, даже днем. От греха подальше, мало ли чего…

Игорек с Матвейкой отправились поздно вечером к дому через глубокий Утиный овраг. Пробрались сквозь заросли лопухов, крапивы, татарника, свербиги. Трава высоченная, хорошо в ней прятаться. Подползли к дому и притаились невдалеке на склоне оврага.

– Я первый! – решительно произнес Игорек. – Ты на пчельник и так первым ходил. Наблюдай за домом. Если что подозрительное увидишь или услышишь – беги с палкой на выручку. А пока замри и не высовывайся, пусть он думает, что я один пришел.

– Кто «он»?

Игорек махнул рукой, взял камень и, пригибаясь к траве, направился к дому. В вечернем сумраке Матвейка видел, как Игорек, словно призрак, приблизился к крыльцу. Треснула прогнившая ступенька, скрипнула висевшая на одной петле дырявая дверь.

Игорек исчез внутри дома.

Неожиданно над Афанасьевкой прокукарекал громко петух. Откликнулся вскоре другой на Слободке. Не по себе стало Матвейке в темной сырости лопухов: пропал куда-то Игорек, никаких звуков от дома не доносилось. Выполз он из зарослей, во все глаза стал в дом всматриваться – не пора ли на выручку бежать? Взял вторую палку в левую руку. Еще раз зловеще прокукарекал на Слободке петух, и в ту же секунду из разбитого окна сначала шумно выпорхнула ворона, устрашающе каркая, а за ней следом метнулось в лопухи что-то черное, гибкое. Матвейка бросил в него палку и, видимо, попал, потому что существо дико взвизгнуло и затихло. Что с Игорьком, жив ли? И не его ли в ворону превратил оборотень, ускользнувший только что в Утиный овраг, приняв странное обличье?

Матвейка, преодолев с трудом страх, рванулся к дому. Вбежал в сени и там нос к носу неожиданно столкнулся с Игорьком в человеческом облике. Оба в испуге отпрянули друг от друга.

– Черт!.. – выдохнул глухо Игорек.

– Где?

– Нигде, это я тебя ругаю. Ты что как зверь на меня накинулся, чуть не напугал! Нет здесь никого, кроме старой вороны и задрипанной кошки. Пошли отсюда!

Теперь они готовы были к более серьезным испытаниям.

– Завтра вечером пойдем на Голубое озеро, будем переплывать его! – решил твердо за них обоих Игорек.

Голубое – глубокое озеро перед Дальним лесом, километрах в трех от деревни. По одному его берегу тянется сосновая аллея, по-другому – акациевая рощица вперемежку с липами, дубками и вязами. Крутые склоны густо заросли разнотравьем – раздолье для деревенских косцов! В лощинах хозяйничает орешник, а под пологом на краях рощицы таятся кусты колючего шиповника. Богаты берега Голубого и клубникой, и грибами, и земляникой, но не очень разгуляешься здесь: в низинах и у берега среди зарослей кустарников и камышей водятся медянки.

Матвейка с Игорьком только в начале этого лета научились плавать, на воде держались еще не очень уверенно. Но Игорек подбодрил Матвейку:

– Поплывем рядом, если что, поможем друг другу.

На Голубое они пришли на вечерней зорьке. Вода в озере была чистой и теплой, как парное молоко.

Первым плыл Игорек, Матвейка держался чуть в стороне позади него. Противоположный берег казался далеким-далеким.

– Не суетись! – выдохнул Игорек. – Экономь силы, движения делай медленнее… – И поперхнулся, глотнув воду.

«Лучше бы помалкивал, – подумал Матвейка. – Сейчас нахлебается, спасать его придется…» Он покосился на друга. Тот плыл сосредоточенно, по-собачьи, яростно колошматя ногами по воде. Матвейка позавидовал его уверенности.

Над глубиной в середине озера было легче держаться, как будто тут вода была плотнее или кто-то снизу поддерживал. По телу бежали мурашки от приятного тепла. И хотя Матвейка работал руками медленно, насколько можно было, он стал ощущать усталость. А далекий берег застыл на месте, плавно покачиваясь на волнах, и совсем не приближался.

«Надо о чем-то другом думать, – вспомнил Матвейка наставления Игорька. – Вон какого необычного цвета поверхность озера: сиреневая, а ближе к берегу светлеет, окрашивается в розовый цвет, переливается золотистыми искорками и гаснет в тени кустов орешника. Брызги над плывущим впереди Игорьком рассыпаются в голубом воздухе разноцветным полукругом, словно звездочки, и падают в воду со звонким хлюпаньем… Надо равняться на Игорька, он плывет как ни в чем не бывало, будто и не устал совсем.

Матвейка посмотрел направо, туда, где озеро сужалось и растворялось в дымчатом сумраке. Вздрогнул куст орешника на берегу и из-под него кто-то выплыл.

– Кто это? – испуганно выдохнул Матвейка и от неожиданности хлебнул воды – теплой, отдающей илом и камышами.

– Похоже, ондатра, у нее там норка, – отозвался Игорек, оглянувшись на Матвейку. – А что это там черное слева от тебя? Кажется палка, будь осторожнее.

Скосив глаза влево, Матвейка увидел плывущую рядом с собой… змею. Можно было даже разглядеть бронзовую полоску на ее спине.

– Медянка! – выкрикнул он и рванулся в сторону. Снова хлебнул солоновато-горькой воды.

– Спокойно! Змеи в воде не кусаются, только не дергайся и не делай резких движений! – Ага, а у самого тоже голос дрогнул…

У Матвейки от страха появились дополнительные силы. Быстрее к берегу! Кто знает, что на уме у этой пресмыкающейся. Вон она, кажется, уже пятки его щекочет, вдруг раз в жизни попробует куснуть в воде… И Игорек молодец, спешит к нему на выручку, несмотря на опасность. Ну вот, до берега еще один рывок. Кажется, змея отстала, можно остановиться.