Скосив глаза, Светлан переглянулся с Жанной. Вообще, из этого не делали секрета – какой смысл? Разве подпустили чуточку тумана, чтобы к предсказанию отнеслись с большим доверием. Но сроки, сроки!.. Когда через считанные дни нордийскому послу делаются известны все детали… На службе Луи не состоят драконы, с ведьмами он не дружит. Уж не разжился ли де Гронде собственным магом?
– Да отчего ж «невесть»? – возразил Светлан. – Мы с Артуром своими ушами слышали пророка. Вы вольны не верить мне, но усомниться в словах короля!..
– Упаси Бог, – поспешно согласился маркиз. – Но можно ли доверять источнику?
– Ведь мы богатыри, – напомнил Светлан. – И чувствуем фальшь – не только в людях. Вдобавок, я и сам немножко прорицаю, а интуиция меня подводит редко.
– В самом деле, – задумчиво подтвердил де Гронде, – мне сообщали о ваших дарованиях.
– К тому ж, я не из тех, кто станет рисковать головой ради химер. А если берусь за дело, то лишь уверившись, что оно правое. И уж тогда меня трудно свернуть.
Покивав, посол неожиданно спросил:
– А вы хорошо представляете, что творится во владениях де Бифа?
– Еще нет, – признался Светлан. – Но за сутки разворошу тут все, будьте покойны.
– Хочу предостеречь, – сказал маркиз. – Кто докапывается до здешних тайн, долго не живет. Чаще всего он даже не успевает ими поделиться.
– Может, среди этих копателей не было богатырей?
– Возможно, и не было, – улыбнулся хозяин. – Но несколько славных имен я могу назвать.
– А что ж вы сами? – спросил Светлан. – Неужто не пытались проникнуть?
– Видите ли, милостивый сударь, – произнес де Гронде. – Я слишком крупная фигура на здешнем поле, чтобы подставляться, и слишком хорошо знаю границы, за которые не следует заступать.
– Похоже, шахматами балуетесь?
Слегка подняв брови, маркиз наклонил голову, показывая, что изумлен такой эрудированностью гостя, и ответил:
– Шахматами нет – слишком просто. Вот го – иное дело, игра мудрецов. Ей больше трех тысяч лет, знаете? Правда, там нет фигур, – вновь улыбнулся он, – что, согласитесь, несколько снижает интерес. Восток, знаете ли, общая унификация. Наверное, там и богатырей нет .
– Выходит, то немногое, что отыскивают ваши агенты, минуя вас, отправляется в Нордию и лишь затем, получив достаточное распространение, возвращается к вам, – резюмировал Светлан. – Иначе бы вы не протянули долго.
– Увы, дорогой граф, так и есть, – вздохнул де Гронде. – И даже там, в нашей столице, за сотни лье отсюда, приходится отступать от обычных правил, предельно расширяя круг осведомленных, чтобы не лишиться их вовсе. У хранителей междуреченских секретов, кто бы они ни были, руки столь длинные, что и самого Луи стараются в это не посвящать, а в ведомстве, кое разведывает Междуречье, мало кто задерживается дольше года. И убывают, как вы понимаете, не в отставку – на кладбище… если от них находят достаточно, чтобы похоронить.
– Хотите напугать меня? – поинтересовался Светлан. – Или, наоборот, заинтриговать? К чему-то ж вы завели этот разговор!..
– Напугать – вас? После всего, что я слышал про ваши подвиги. – Маркиз покачал головой. – Скорее, пытаюсь предостеречь.
– Вас настолько заботит моя судьба?
– Скажу откровенно: вы мне симпатичны. Более того, я восторгаюсь вашей силой и доблестью. Но, увы, слугам короля приходится забывать о личных пристрастиях.
– За что и не люблю службу, – усмехнулся Светлан.
– А разве вы не служите своей королеве?
– Вот еще!.. Я с ней дружу. («Помимо прочего», – следовало бы добавить.) Как и Артур, к слову сказать. И эти узы много прочней, чем меж хозяином и слугой.
– Но друзья тоже могут ударить в спину…
– Да какие ж это друзья? – удивился богатырь. – Друг может лишь заслонить – собой. Впрочем, это уже выходит за рамки «деловой беседы».
– В самом деле, мы отвлеклись, – согласился нордиец. – Так вот, речь ныне не столько о вашем благополучии, сколько о сохранности тех, кто вам противостоит. Тут важно не наломать дров, а у вас, я знаю, тяжелая рука. К счастью, вы – человек здравый…
– Во-первых, не человек – богатырь. Да и рассудочность каждый понимает по-своему. Собственно, вы к чему клоните?
Маркиз помолчал, видимо прикидывая, не заступает ли он сейчас за границы, про которые поминал. Затем все же продолжил:
– Подумайте: в чем сила де Бифов? Сотни лет они властвуют в Междуречье, не выказывая особых талантов как правители или воители. Но превосходят могуществом здешних королей, и с каждым поколением их влияние растет. Графское войско даже в Нордии вызывает опаску, а уж со своими подданными де Бифы справляются с легкостью. И стоит где-то возникнуть смуте, как туда устремляются Ночные Вороны, наводя ужас и сея смерть.
– На черных конях, надо думать? – усмехнулся Светлан. – Надо ж, и здесь свои «воронки»!
– А кто еще, кроме здешних воинов, смог бы на равных воевать с великанами? Ведь именно Междуречье заслоняет и вашу страну, и Нордию от угрозы с гор. Правда, эти дикарские нравы! – посетовал маркиз. – Пить кровь врагов из их же черепов, а у самых заклятых пожирать сердца – сырыми…
– Да, когда сырыми – это особенно дико, – согласился Светлан. – Пренебрегать таким завоеванием цивилизации, как обработка пищи на огне!..
– Понимаю вашу иронию, – кивнул де Гронде. – Но если сии обычаи помогают взращивать героев…
– Или убийц?
– Ведь вы не станете отрицать, что междуреченские бойцы – лучшие в королевстве… если не во всех восьми? Они могучи и выносливы, упорны и неустрашимы, не щадят ни врагов, ни своих жизней…
– Ни женщин, ни детей, – продолжил Светлан. – Если хочется кого-то убить, лучше начинать с себя – по-моему.
– Но если вторжения Пропащих не миновать, противостоять ему должны именно такие машины смерти – не находите? И лучше б их было побольше.
– У нас это называется «менять шило на мыло», – сообщил богатырь. – Не пришлось бы после искать управу на своих защитников. Превратить-то людей в зверье довольно просто… А обратно как?
– Будем уповать на Бога, – пожал плечами маркиз. – Кстати, вера у междуреченценских рыцарей крепка на диво. И они не заражены вольномыслием, столь популярным в других местах.
– Чтоб вольно мыслить, нужно, как минимум, иметь мозги, – заметил Светлан. – А откуда они у здешних дуболомов? Что до Бога, то он, насколько знаю, зовет к милосердию. Но тогда чей призыв слышат междуреченские вояки?
– Вопрос впрямь любопытный, – со вздохом признал де Гронде. – Понимаете, граф, местная трактовка христианства и меня приводит в изумление. Иной раз даже чудится…
– Что?
– Будто это не наш Бог. Здешний более кровожадный, грозный…
– Видите?
– Зато и более деятельный – такого легче почитать.
– Бояться, – поправил Светлан.
– Ну, это тонкости!
– А по-моему, принципиальная разница. И если второе подменяют первым, то лишь для собственного комфорта. Очень мерзко, знаете ли, ощущать себя трусом постоянно, год за годом.
– Но вы-то, мой отважный гость, откуда это знаете? – удивился маркиз.
– Да уж набоялся в своей жизни – на всю оставшуюся.
– Вот уж во что верится с трудом!
– Что набоялся?
– Что боялись. Впрочем, и не верить нельзя – богатыри не лгут.
– Точно? – спросил Светлан. – Теперь буду знать.
Вежливо улыбнувшись, посол продолжил:
– Как бы то ни было, кроме своего бога, междуреченцы не страшатся ничего, включая и саму смерть, а их боевой дух в сражениях взлетает до небес… нередко вместе с их душами, – позволил он себе шутку. – И другой жизни им не надо – лишь бы сражаться, побеждать… и убивать, разумеется. Говорят, междуреченские рубаки привыкают к крови настолько, что за неимением вражьей готовы даже пить собственную. Известны случаи, когда они откусывали себе языки, лишь бы получить вожделенную жидкость.
– В здешних условиях до этого редко доходит, – заметил Светлан. – Несколько веков непрерывной войны!.. А в дни затишья можно охотиться на крестьян.