Мои вещи, они ведь рваные, наверное, и в моей крови. Нет, свитер другой и джинсы другие висят на спинке стула. Осторожно сняла ночную рубашку, натянула джинсы, свитер на голое тело: сойдёт и так. Обувь нашла у порога, там же на вешалке висела моя меховая курточка с капюшоном: кто-то принёс вещи. Наверное, бабушка, она верила, что я поднимусь на ноги и не зря верила — я поднялась.

Я выскочила из дома и бегом за калитку. Снег серебрится под ногами, но не скрипит, на мою удачу. Конец февраля морозы остались в январе. Чувствуется веяние весны и это так волнительно.

Прохожу мимо бабушкиного дома. В её комнате горит свет. Она не спит, молится, наверное. Теперь бы зайти к ней, но я тороплюсь. Придётся идти через старый мостик, но мне не страшно. Страх вообще больше не тревожит меня, напротив, я чувствую небывалую власть над мраком и силу пред теми, кто скрывается в темноте. Кажется, что сейчас могу сразиться с кем угодно: даже с оборотнем.

Подошла к владениям Шумиловых со стороны леса. Яркая луна мне в подмогу — тропинку видно, как днём.

В домике темно, значит, Влад в большом доме. Смело иду туда. Я не знаю, который теперь час. Плевать. Я должна поговорить с Владом.

Дёргаю за дверную ручку. Закрыто. А что я хотела? Это когда Полина с Глебом охраняли дом, Шумиловы не запирали дверь, а теперь всё изменилось.

— Что ты делаешь одна, ночью в лесу?

Влад? Моё сердце забилось так сильно, а, значит, Влад не утратил своей власти надо мной. Чтобы не случилось между нами — я люблю его и любить буду вечно.

— Я искала тебя, — робко произнесла я.

— Я знал, что ты рано или поздно явишься сюда, — чужим незнакомым голосом

сказал Влад. — Где они тебя скрывали?

Вот, я так и знала, что Влад не знал, где я пропадала всё это время. Они меня прятали?

— Тётка Устинья помогла мне.

— Понятно, — недобро ухмыльнувшись, ответил Влад. — Ведьма «запечатала» свой дом от всякого глаза.

— Значит, ты искал меня? — Как же я хочу прижаться к нему, почувствовать его сильные руки, насладиться жаркими поцелуями — я ужасно скучала без него.

— Уходи, — неожиданно поменявшись в лице, прохрипел Влад. — Беги, Виктория, беги.

Чёрт возьми, значит, это правда? Он отказался от меня и теперь готов даже убить.

— За что ты гонишь меня? Я не понимаю, — заливаясь слезами, спросила я.

— Ты вынуждаешь меня навредить тебе, — зло выпалил Влад.

Вот как? Значит, я всё это время не понимала, что навязываюсь ему?

— Я не пара тебе? — спросила я.

Влад ничего не ответил. Он отвёл взгляд в сторону, а когда вновь посмотрел на меня, я заметила в его глазах зелёные огоньки, которые свидетельствуют о его сильном возбуждении: я давно заметила эту особенность его глаз. Значит, огоньки появляются и в момент раздражения, не только в момент возбуждения. Влад так сильно ненавидит меня? За что?

— Ты же обещал…

Даже не знаю, что сказать. Какая нелепая ситуация. Больше всего я боялась, что когда-нибудь может состояться этот ужасный последний разговор, иными словами — объяснение.

— Значит, ты не хочешь больше знать меня? — потерянным голосом спросила я.

— Тебе лучше уйти, Виктория, — теряя самообладание, выпалил Влад.

Слова болью легли на сердце. Я непонимающе взглянула на Влада, а он без стеснения смотрит на меня. В его безжалостных глазах я прочла приговор — он уже всё решил для себя.

— Хорошо, — кивнула я. — Если ты так хочешь…

— Да, я так хочу. И лучше тебе уехать из городка, — добавил он.

— Скажи мне, — набравшись смелости, спросила я. — Полина и Глеб, где они?

Устинья говорила, что Влад убил двоих волков в тот день и мне даже страшно подумать, кто они.

— Они вернулись в Сибирь, — с недоброй ухмылкой ответил Влад. — Хочешь присоединиться к ним?

Он думает, что я "обратилась"? Глупец. Что ж, нам больше не о чем говорить с ним.

— Ненавижу тебя, — прошептала я и вышла на тропинку.

— Прощай, Виктория, — услышала я голос за спиной, но я даже не обернулась. Я должна забыть этот голос, забыть этого парня, и я должна покинуть городок.

Слёзы текут по моим щекам. Шаг за шагом я навсегда удаляюсь от дома Шумиловых. Я ухожу. Что мне ещё осталось? Только идти в никуда. Жизнь потеряла смысл. Всё потеряло смысл.

Из ближних кустов послышалось сопение — звериное дыхание, вот, что это. Испугалась ли я? Нет, конечно. Мёртвой душе не страшен зверь лесной — ей больше нечего терять. Сопение постепенно стихло. Вот, даже зверь лесной не стал меня трогать, подумал, что мёртвая, наверное.

Я продолжила путь. Не знаю, куда и зачем я шла, но через время набрела на логово зверя. Как раз по мне. Я встала на колени и протиснулась в ход.

Кажется, тут ступеньки — спускаюсь вниз. Интуитивно нахожу опору — это стол. Выходит, это не логово, а землянка. Ощупываю стол и нахожу на нём спички и свечу. Зажгла одну спичку и поднесла к свече. Вот так лучше.

Осмотрелась. Здесь и кровать есть и стол и два табурета. Полки с посудой. Чёрт, это логово Полины и Глеба, я почуяла их запах.

Вернулась по ступенькам к выходу из логова и приставила деревяшку, которую обнаружила рядом со ступеньками. Вот так лучше.

Свернулась калачиком на кровати и уснула. Хорошо. Спокойно. И совсем не страшно.

Время идёт. Идёт вопреки всему. Кому нужны мои страдания. Мама твердит, чтобы я садилась за учебники — скоро вступительные экзамены, а мне ничего в голову не лезет.

Я даже предположить не могла, что будет так больно. Как долго ещё терпеть эту боль?

Снадобье, которое приготовила Устинья перед моим отъездом из Борок, помогает избавиться от «дурной» крови, но не снимает боль, которая буквально истязает душу.

В остальном моя жизнь течёт размеренно и невероятно медленно. Мама говорит, всё потому, что я закрылась в четырёх стенах. Тщетно пытается выпроводить меня на улицу, предлагает погулять с друзьями, а я никого не хочу видеть.

— Встретила сегодня Светочку, и она поделилась со мной последними новостями, -

сказала мама за обедом. Светочка, моя подруга и бывшая сокурсница. — Помнишь, Антошку? Кажется, вы дружили. Так вот, он вернулся в Тамбов.

О, боже, Антон? Он лишил меня девственности, вот и всё, и если бы мама это знала, не стала бы говорить о нём с таким восторгом.

— Помню, конечно, — буркнула я.

— Светлана сказала, что Антон хочет встретиться с тобой, он тоже поступает в Медицинский институт. Вы могли бы готовиться вместе.

— Хотел бы, сам пришёл, и не стал бы передавать привет через Светку, — огрызнулась я.

— Ты стала очень раздражительная, — покачивая головой, сказала мама. — Зачем оставила Влада, если так переживаешь.

— Больше не произноси его имя при мне, — жалостливо попросила я.

— Вчера, когда ты переодевалась ко сну, я случайно увидела у тебя…

— Мама, — остановила я её. — Не надо.

— Хорошо, — кивнула она. И всё-таки не удержалась, спросила. — Он бил тебя?

— Нет, мама, не бил.

Что за глупости, неужели не видно, что это шрам. Тоже мне, медицинский работник. Хирургическая сестра называется.

— Владимир Иванович просил передать тебе это. — Смущённо улыбаясь, мама

передала мне розовый конвертик. — Это наш подарок к твоему дню рождения. Ты не захотела отмечать, но подарок принять обязана. Сам он вернётся только в среду, поэтому я решила не дожидаться его и так задержались с подарком.

— Спасибо, — приняв конверт, поблагодарила я.

— Пойди, пройдись по магазинам, там достаточно денег, чтобы побаловать себя

Она уже не знает, как вытолкать меня на улицу. Что ж, успокою её, выйду ненадолго.

— Хорошо, мама. Сегодня же и потрачу всё, до копеечки, — пообещала я.

— Светочке позвони, вместе погуляете, может, посидите в кафе, — посоветовала мама.

Одной выходить в город мне нельзя — за два месяца проведённые в затворничестве у меня развилась агорафобия. Это же надо так себя истязать. Что я делаю? Он, наверное, обо мне уже и думать забыл, а я убиваюсь, идиотка. Да гори оно всё огнём. С меня хватит, довольно лить слёзы.