Он свободно говорит на иврите, но предпочитал читать англоязычную Jerusalem Post. «Семья убитого железнодорожника считает, что правительство делает все правильно», – гласил заголовок первополосного материала в этой газете. Заметка рассказывала о том, как Асаэль Дамти добровольно в качестве резервиста отправился на базу ВВС, хотя его туда никто не вызывал. Он погиб в километре от места службы. Стивен не без гордости зачитал мне отрывок из этой статьи: «Он поехал на работу на север, несмотря на риск обстрела из «Катюш», на эти территории, потому что он был уверен, что железные дороги – это стратегическая составляющая израильской инфраструктуры».

– А я не читаю того, что они пишут, я сам только что из Ливана, – улыбнулся Саша, продавец в газетном киоске. Его привезли в Израиль из Биробиджана 12 лет назад, когда ему было всего восемь. – У меня как раз сейчас служба. Я неделю нахожусь там, а потом неделю здесь. Я шофер, поэтому на прошлой неделе возил солдат в Ливан.

– Ну и как там?

– Хорошего мало. Сам же понимаешь, зачем спрашиваешь? Скажи лучше, легко ли в Москве сейчас найти работу?

– Ты что же, думаешь переехать?

– А почему бы и нет. У меня, правда, сейчас проблемы с гражданством – ну, нет российского, только израильское. Но сейчас нет времени этим заниматься. Вот вернусь и займусь документами.

– Откуда вернешься?

– Как откуда, с фронта!

– А не страшно?

– Не столько страшно, сколько сложно. Сложно, если ты не такой, как они.

– А не такой – это какой?

– Ну… не такой идейный, что ли.

Из жилого дома валил черный дым. Им заволокло уже почти весь квартал.

– Это работает наша артиллерия. Они уничтожают склады с ракетами «Кассам», – сообщил мне Рон, резервист, прикрепленный к пресс-службе израильской армии.

Мы стояли на пограничной вышке между территорией Израиля и сектором Газа.

Я вгляделся в бинокль. Впереди находился палестинский город Бейт-Ханун, по которому сейчас и наносила удары израильская артиллерия. За месяц операции в Газе погибло больше ста человек. За моей спиной Сдерот, куда обычно и падали ракеты «Кассам».

Близость Бейт-Хануна чувствовалась за несколько сотен метров: когда ветер начинал дуть со стороны города, до нас доносился характерный запах – смесь гари и гнили.

В блокированном секторе Газа уже больше недели не было горючего, поэтому местные службы не могли убрать мусор. Он разлагался прямо на улицах.

В городе были слышны новые взрывы.

– Рон, это ведь явно горит жилой дом, – показал я на затянутый черным дымом Бейт-Ханун и протянул своему спутнику бинокль.

– Ну… Ты знаешь, «Кассам» – это самодельные ракеты. Такие большие петарды. Их часто изготавливают прямо на дому. Может быть, в одной из квартир была мастерская?

– А в остальных?

– Ну знаешь ли! Если там погибли мирные люди, я буду первым, кто скажет «извините». Но войны без жертв не бывает.

Проехать в Газу было непросто. После начала операции по спасению ефрейтора Шалита израильским журналистам въезд туда был вообще запрещен. Иностранные корреспонденты въехать могли, но только с аккредитацией израильского правительства – ее нужно было ждать несколько дней.

Сейчас вокруг КПП на границе с сектором Газа не было ни души. Блокпост состоял из двух частей.

Израильская половина – это множество комнат, соединенных дверями. Желающий попасть в сектор Газа переходил из одной в другую, в каждой отвечал на вопросы, которые задавал ему голос из репродуктора, и ждал, пока откроется дверь в следующую комнату.

В палестинской части все было проще. Это был очень длинный коридор, в конце которого сидел улыбчивый палестинец с усами Саддама Хусейна. Нечастого гостя он провожал словами: «Добро пожаловать в Газу, брат!» Сразу за блокпостом начинался разрушенный Бейт-Ханун.

Попасть на Западный берег было намного проще. Туда иностранец мог проехать без каких-либо специальных разрешений, израильтянам же это было строжайше запрещено.

Из Иерусалима в Рамаллу можно было доехать на такси. Правда, короткий путь перекрыт – на шоссе сооружали блокпост. Приходилось ехать в объезд. Дорога была совершенно разбитая.

– Очень смешная ситуация. Дорогу никто не чинит, – рассказала Констанца фон Гелен, работающая в Рамалле сотрудница немецкой неправительственной организации Фонд Конрада Аденауэра. – Вроде бы деньги обещала выделить ООН. Но их не дают, потому что дорога ведет к блокпосту, а ООН не признает эти блокпосты. Там считают, что выделить деньги – значит узаконить блокпосты. Израиль денег не дает, потому что дорога вроде как проходит по территории, которую контролирует Палестинская автономия. А у самих палестинцев нет денег.

Рамалла выглядела довольно необычно. Здесь уже давно не проводилось крупных военных операций, поэтому никаких разрушений нет. Город смотрелся очень благополучным и даже богатым. Расклеенные на стенах агитационные листовки с прошлых парламентских выборов уже пообтрепались, и поверх них красовались рекламные плакаты нового супертонкого телефона Motorola.

– Рамалла вообще-то нетипичный город. Самый богатый на палестинских территориях. В Наблусе или Хевроне живет намного больше людей, и они гораздо беднее. Просто здесь строят себе дома палестинцы, работающие за границей, – объяснила Констанца.

Вокруг Мукаты, бывшей резиденции Ясира Арафата, шла стройка. Памятник на могиле бывшего лидера был уже почти готов. «Шахид Ясир Арафат» – гласила надпись на плите.

– Я еще счастливый человек. Представляешь, как мне повезло, – говорит Салех, рабочий, занимающийся ремонтом разрушенной части Мукаты. – У меня нет иерусалимских документов и нет разрешения на въезд в Израиль, как и у большинства. Найти работу здесь почти невозможно. А мне удалось.

На улицах Рамаллы стоит очень много такси. Но обычно никто никуда не едет: таксистов намного больше, чем желающих воспользоваться их услугами.

Ближе к вечеру я отправляюсь назад в Иерусалим. Маршрутка довозит до блокпоста «Атарот» – здесь проходит стена, отделяющая Западный берег от израильской территории. Ее построили несколько лет назад для того, чтобы террористы-смертники не могли проникать с палестинских территорий в Израиль.

Через блокпост нужно было пройти пешком. Пройти через него могли либо жители Восточного Иерусалима, зарегистрированные в городе, но не имеющие израильского гражданства, либо жители Западного берега, получившие специальное разрешение, например нуждающиеся в лечении в Иерусалиме.

У входа скопилась толпа народа. Внутрь пропускали по одному через вращающуюся дверь-турникет. Те, кто прошли, оказывались в отстойнике. Там была такая же вращающаяся дверь и еще большая толпа.

Очередь не двигалась почти полчаса. Затем голос из репродуктора объявил на иврите, что первый терминал (тот, где я стою) закрывается, вместо него будет работать третий. Толпа побежала. Те, кто стоял впереди, оказались последними. Все возмущались.

К решетке первого, неработающего, терминала подошли две израильские девушки-военные. Два молодых араба, очень спешащих в Иерусалим, бегут к ним – уговаривать пропустить их без очереди.

– Ну, детка, пожалуйста. Я угощу тебя кофе. Мне очень нужно, срочно.

Флирт через решетку блокпоста продолжался минут десять. Потом девушки, смеясь, ушли, оставив парней ни с чем.

Тут наконец турникет начал работать. Немолодые палестинки, уставшие ждать, пытались втиснуться в него по двое, чтобы побыстрее пройти. Дверь от этого заедало.

– Проходить по одному! – кричал репродуктор. Тут подошла очередь палестинца с пятилетней дочерью. Она схватила отца за рукав и не захотела проходить через турникет одна. Он втискивается в турникет, и они проходят вдвоем.

– Я же сказал: по одному! – надрывался репродуктор.

– Что это такое! Почему я не могу пройти с ребенком! – прокричал палестинец.

– Вы вечно все ломаете! По одному!