Разумеется, это сомнение затрагивает всю сферу фюзиса. Сложнее обстоит дело с психофизическим познанием, которое является познанием природы, собственно, лишь благодаря переплетениям с познанием природы в собственном смысле слова, с познанием физическим (трансцендентным познанием). В сущности, психофизическое познание — это промежуточное звено между естественным познанием и познанием чисто феноменологическим[494].

ЧИСТАЯ психология и ФЕНОМЕНОЛОГИЯ. ИНТЕРСУБЪЕКТИВНАЯ РЕДУКЦИЯ КАК РЕДУКЦИЯ К ПСИХОЛОГИЧЕСКИ ЧИСТОЙ СУБЪЕКТИВНОСТИ.

(Начало октября 1910 г.)

В рукописи W, на второй странице, я мимоходом обозначил идею чистой, притом как априорной, так и эмпирической психологии. Займемся этой идеей. Мы имеем чувственные восприятия, мы «видим» вещи и [соотношения вещей, мы вспоминаем о них, мы полагаем их в смутном эмпирическом представлении и т. д., и на основании этого выносим суждение: существует некая «природа». Точно так же выполняем мы вчувствования в «тела», мы полагаем дух, соотносим наши собственные переживания с нашим (положенным в переживаниях восприятия etc.) телом. Естественнонаучно мы познаем природу так, как это делает физика, естественная наука в обычном смысле.

1) Мы познаем зависимости, функциональные взаимосвязи, которые относятся не только к физической природе самой по себе, но и к природе психофизической, т. е. мы познаем функциональные взаимосвязи между физическими вещами, прежде всего — между телами и их физическими проявлениями (Vorkommnissen), с другой стороны — с [их] сознанием, и так для всякого человека, для всякого животного.

2) С другой стороны, мы можем в самом сознании прослеживать такие взаимосвязи, как «мотивационная взаимосвязь», взаимосвязи между восприятиями, суждениями, чувствами, велениями etc., все это — как переживания с таким — то и таким — то «содержанием». Мы можем говорить о единичных переживаниях, в [наличии] которых мы уверены на основании воспоминания (Erinnerung), но мы можем говорить и о таких [переживаниях], которые мы приписываем другим людям на основании вчувствования, причем мы воспринимаем эмпирические тела или же полагаем их в представлении или мысленно и находим на основании этого полагания мотивы для «вложения» в них того, чего сами мы «внутренне» не воспринимаем, с пометкой «чужое сознание», чужое психическое переживание. Так поступаем мы при общении.

И ныне дело обстоит двояким образом: либо поставить вопрос о психофизических взаимосвязях, в том смысле, что объективные свойства вещей (физикалистских и физиологических), «мертвых» вещей и тел, связанные объективным отношением, становятся субъективным, сознанием, которое привязано к телам, распределено (verteilt) между ними неким объективным образом; и что мы, со своей стороны, не заботясь об этих связях, просто прослеживаем взаимосвязи самих соответствующих переживаний в качестве «фактов сознания», причем полагание природы все же остается в силе, как опосредующее звено между сознанием и сознанием и как возможность взаимного полагания сознаний путем «вчувствования».

Как следует понимать последние слова? Ну, скажем, примерно так[495]. Когда я воспринимаю [какую — то] вещь (пусть даже я никогда ничего не слышал ни о физике, ни о физиологии), то тем самым я полагаю [какую — то] вещь, и это полагание означает, отвлекаясь от всех физик и метафизик, возможность перейти неким образом от этого восприятия вещи к восприятию других вещей; как бы, в каком угодно философском смысле, ни обстояло дело с действительным представлением этой вещи, я могу с полным основанием заявить, что это восприятие как одностороннее постижение вещи (Dingerfassung) скрывает в себе возможности иных восприятий, несколько иначе ориентированных по содержанию, и эти взаимосвязи научно — обозримо принадлежат сущности полагания вещи, и их <т. е. взаимосвязей> возможность принадлежит сущности значимого (giiltigen) полагания вещи. Как бы скептически я к этому ни относился, вздумай я даже отрицать вещь как сущее «в себе», — эти взаимосвязи будут чем — то [легко] обнаружимым, и вступи я даже в спор о смысле этих возможностей, их все равно можно будет постичь и с уверенностью констатировать; а именно — то, что требуется познать здесь, не имеет ровно ничего общего с изучением вещи в смысле физики. У последней своя, совершенно особая, установка.

Итак, в восприятии или в любом другом чувственном представлении мы также полагаем тела и воспринимаем их как носителей сознания. Мы можем сделать это так, что свойство «быть носителем» мы будем понимать отнюдь не психофизически, а скорее лишь так, что полагание вещи, исполненное как восприятие «чужого тела», будет мотивировать полагание «иного сознания Я» путем с трудом поддающегося описанию «вчувствования».

Точно так же, как до всякого вчувствования (или, для начала, при выключении его) в [моем] собственном сознании хотя и полагаются вещи, но установка, обращенная к сознанию, направлена не на вещи, а на восприятие (и прочие [виды] полагания) вещей и на взаимосвязи, которые можно установить и исследовать в этой сфере; точно так же и со вчувствованием. При этом следует отметить: констатация взаимосвязей «собственного сознания» не означает, или просто ей нет повода означать или соозначать констатации фактов природы; и то же самое можно сказать о констатации взаимосвязей чужого сознания и отношений между [моим] собственным и чужим сознанием. Это выглядит парадоксально, и над этим действительно стоит серьезно подумать.

Прежде всего, не означает ли «собственное» сознание Я сознания, принадлежащего мне, вот этой определенной личности, имеющей вот это определенное тело, локализованной благодаря ему в пространстве и поставленной во взаимоотношение с другими природными вещами, переживания которого [сознания] находятся в некоем взаимоотношении с этим телом и его органами чувств, с его мозгом и т. п.? Некоторым образом, приходится признать, это действительно так; истинно то, что мое сознание принадлежит таким образом психофизической природе. Ну и пусть: не в этом направлении должен направляться наш «интерес»[496]. Существует, кроме того, другая направленность интереса, которая не обсуждает всех этих отношений. Следовательно, при этом я выношу суждения не о вещах моего опыта, не о мире, о моем теле, о моих органах чувств, нервной системе и т. д.; я не занимаюсь физикой и не пользуюсь ничем, взятым из физики, не говоря уже о биологии и, в особенности, физиологии. Не занимаюсь я и тем видом психологии, так метко названным психофизикой, которая изучает и ставит эксперименты с так называемым психическим в его взаимосвязи с природой[497]. Я не хочу сказать, что я не придаю значения, не воспринимаю, затем также не сужу о вещах, мире, природе и т. д. как о действительно наличных сущих (ais wirklich daseiend). Просто — напросто я делаю это по — прежнему так же, как делал это и до сих пор. И я не желаю занимать, скажем, установку скепсиса, эпохэ[498], оставляя in dubio[499], существует ли природа и т. д., держа свое собственное мнение при себе. Это значило бы вешать на все [уже] выполненные полагания ярлыки сомнительности[500], что я вовсе не намерен сейчас делать.

Что я хочу, так это (внутри созерцания или установки, которую сейчас следует исполнить) не выносить ни одного суждения естественнонаучной сферы, вообще никоим образом не выносить суждений о природе так, словно бы я сейчас желал высказать какое — либо научное утверждение о природе, словно бы природа, не только в физическом, но и в психофизическом смысле была моей темой. Моей темой должно стать исключительно чистое сознание, и прежде всего мое собственное сознание. Что это такое, «мое собственное сознание», если я хочу, чтобы в этом[501] полагании бытия не содержалось ничего от полагания природы[502]? Что это за обозначение? Что оно охватывает, и может ли оно охватить нечто, коль скоро полаганию природы суждено остаться без употребления[503]?