И вот здесь — то выявилось в высшей степени занимательное явление — что всякий опытный акт допускает двойную феноменологическую редукцию: то такую, которая приводит его самое к чистому имманентному созерцанию, в другой же раз ту, которая практикуется на [материале] его интенционального содержания и объекта. Так, существует феноменологическая редукция, практикуемая на [материале] интенционального содержания и объекта припоминания. А именно, коль скоро в при — поминании мы можем «задним числом» («nachtraglich») обращать наше внимание на фон воспоминаемого объекта, который в первоначальном восприятии был безразличным (unbeachteter) фоном восприятия, то в при — поминании мы можем практиковать феноменологическую редукцию на переднем и задних планах, редукцию, которая не была выполнена в первоначальном восприятии и которая, следовательно, не является сама при — поминанием более ранней редукции.

Рассматриваемые сами по себе, феномены рефлексии в воспоминании, в любого рода репрезентации (Vergegenwiirtigung) вызывают величайший интерес, [а] точное описание и анализ представляют собой фундамент всякой феноменологии. До сих пор, правда, [они] не были никем даже замечены. Здесь они привлекаются к рассмотрению ради [достижения] определенного, в высшей степени замечательного результата, который благодаря им становится возможным: именно — ради всеобъемлющего разворота (Wendung) всякого естественного опыта в сторону не только того, что является в нем cogitati'eu, но и того, что заложено в нем интенционально.

Результат этой феноменологической редукции или же обращения мы можем обозначить следующим образом: там, где естественный опыт полагает трансцендентное единство, наличное бытие реальной вещи (ein daseindes reales Ding), реальную констелляцию, наличное бытие процесса изменения, а именно — в настоящем, прошлом или будущем, там это наличное бытие хотя и заключается в скобки, однако полагание [его] служит индексом определенных взаимосвязей чистого сознания, которые можно выявить в этих опытных полаганиях при помощи феноменологической редукции, а именно — выявить в форме актов феноменологического опыта.

Итак, будем исходить из естественной установки и природы, такой, какой она стоит перед нашими очами в элементарном опыте. Мы осматриваемся, мы возвращаемся в воспоминании к воспринятому ранее, мы движемся в наглядном опыте назад и вперед и имеем перед нашим испытующим взором интуитивную взаимосвязь являющейся природы с ее разнообразными вещами, событиями, людьми и т. д. Если мы выполним на и во всех этих опытных актах редукции, о которых идет речь[474], то всякому опытному акту, поскольку он является, скажем, опытным постижением этого стола, который представляется в этом феноменологическом опыте именно так, в этом явлении, который именно так мнится и полагается в нем в отношении передней и задней стороны, в отношении формы и материала, соответствует определенное многообразие возможностей опыта, которые являются мотивированными, реальными возможностями и, возможно, переходят в [разряд] действительных опытных актов, которые затем, в качестве мотивированных, при соответствующей направленности мнения становятся и должны становиться ожидаемыми. Выключение природы означает, что мы не делаем теперь из постигнутой опытным путем вещи (das erfahrene Ding) объекта наших констатирующих суждений; к нашей сфере относятся, скорее, акты опытного познания вещи, действительные и возможные, взятые в чистой имманентности, [а также] соотносящиеся с ними констатации. И тогда истиной огромной важности становится [наблюдение], что всякий естественно — опытный акт, взятый в качестве имманентного бытия, мотивирует многообразие прочих естественно — опытных актов и многообразие реальных возможностей естественного опыта и что мы можем развертывать и направлять наш взор на эти мотивационные взаимосвязи, являющиеся взаимосвязями чистого сознания. И взор этот носит характер феноменологического опыта. Таким образом, если, в нашей теперешней установке, мы выключим существование природы, если в этой самой нашей теперешней сфере констатации мы не будем никоим образом судить о природе, то у нас [все же] останется огромное и определенное в каждом конкретном случае поле действительного и возможного естественного опыта, и лишь тогда обретем мы поле чистого потока сознания, который, естественно, не содержит никакой природы, а содержит лишь опыт природы, а также все прочие переплетенные с ним представляющие, чувствующие, желающие, водящие акты.

Первый зародыш этой своеобразной редукции мы находим у Юма и, в более определенной разработке, у ультраэмпириста Милля, в его учении о перманентных возможностях ощущения, к которым должно быть редуцировано наличное бытие внешней вещи. В сущности то же самое представляет собой монизм ощущений вроде маховского, в котором вещь также заменяется взаимозависимыми группами ощущений.

Если теперь мы оставим в стороне все метафизически — гносеологические мысленные конструкции, то мы сможем практиковать феноменологическую редукцию [на материале] любого восприятия вещи таким образом, что мы сделаем ее объектом в ней [же] самой, и сможем сделать объектом вообще все то, что мы можем обнаружить после выключения положенного ею существования вещи и любого другого природного существования.

Тогда мы находим, что содержания ощущений так — то и так — то предстают перед нашим взором, в такой — то и такой — то взаимосвязи. Однако не только — содержания ощущений входят в [состав] явлений вещи как общие представления [о] вещи (Gesamtdarstellung des Dinges), а кроме того, как сфера co — мнения (Mitmeinung)[475]. Полнота здесь не играет роли. Этого достаточно.

То, что мы сейчас констатировали, относится не только к моментальному «теперь», но и ко всему истекшему восприятию, вернее, отрезку ретенции, в соответствии с которым мы, таким образом, получаем бывшее ощущение, бывшее явление и т. д. В точности ту же самую [операцию] можем мы выполнить и в при — поминании, в воспоминании о ранее воспринятой вещи, о ранее воспринятом процессе: и тогда мы обнаруживаем при — помянутые ощущения, припомянутые явления, при — помянутое co — мнение (Mitmeinung), припомянутое сознание настоящего и т. д.

Однако к восприятию относится также то, что, если вещь, как мы выражаемся, теперь представляется именно с этой стороны, с этим содержанием явления и в этом co — мнении, то она могла бы представиться и с другой стороны, в другом модусе явления. И это не пустая, но реальная, т. е. мотивированная возможность. Это означает, например: когда я поворачиваю голову, когда определенные группы ощущений, подходящие под наименование «поворот головы», протекают в произвольном или непроизвольном действии, тогда с [этим] явлением вещи должны происходить такие — то и такие — то определенные непрерывные изменения, состав ощущения и состав явления меняются таким — то и таким — то образом. И так первое восприятие, как таковое, которое относится к первоначальному положению головы и тела, вообще мотивирует [все] многообразие возможных восприятий с относящимися сюда прочими положениями головы, положениями тела и т. д.

Выключение природы открывает здесь вполне определенные взаимосвязи феноменологических данностей, содержаний ощущений, постижений (Auffassungen), соухватываний (Mitfassungen), произвольных актов, тенденциозно протекающих кинестетических рядов и т. д., действительных и мотивированных в своей возможности. Мотивация эта преимущественно такова, что не предопределяет полностью возможностей явления, но в таком случае в ней содержится показатель неопределенности (Unbestimmtheitsindex), означающей определимость в определенной сфере.