Кроме китайских слуг, в посольстве были также английские слуги. Один из них, некий мистер Коль обнаружил известную симпатию к заключенному. Сунь Ят-сен немедленно использовал это. Он убедительно разъяснил Колю, что по религии является таким же христианином, как и сам Коль, что стремится он лишь к созданию в Китае порядков, похожих на английские, и что если ему не удастся бежать из посольства, то на родине его ждет смерть от руки палача. Свою устную пропаганду Сунь Ят-сен подкрепил определенной суммой денег. Все это произвело на Коля сильное впечатление. Он был взволнован и поделился своими чувствами со своей соотечественницей миссис Хау, которая тоже работала в китайском посольстве в качестве экономки. Миссис Хау была женщина добрая и приняла близко к сердцу судьбу несчастного узника. Она согласилась передать Кантли записку Сунь Ят-сена, но только инкогнито. В результате, в субботу 17 октября вечером, т. е. через шесть дней после ареста великого революционера, под входную дверь дома, где жил Кантли, была подсунута записка следующего содержания:

Когда терявшийся в догадках Кантли узнал, наконец, что случилось с Сунь Ят-сеном, он развил бешеную энергию для спасения своего друга. Однако сделать это оказалось нелегко.

Прежде всего Кантли бросился в местную полицию (район Мэрилебон), а также в Скотланд-Ярд (уголовный розыск). Его выслушали вежливо, но недоверчиво, и в заключение пожали плечами. Никто не допускал возможности столь фантастического происшествия в самом центре британской столицы.

Не добившись толку от полиции, Кантли в тот же вечер явился на квартиру британского представителя при китайском посольстве сэра Халлидей Мак-Картней, но не застал его дома: была суббота, наступил священный для англичан «конец недели» (Week end), официальная жизнь замерла до понедельника, и все уважающие себя люди разъехались по дачам и поместьям.

Ночь с 17-го на 18-е Кантли не спал. Голова его горела, и он все изыскивал способы, как помочь Сунь Ят-сену. Утром 18, в воскресенье, Кантли обратился к некоторым английским сановникам, ранее занимавшим высокие посты в Китае, и пытался заинтересовать их судьбой китайского революционера. Но тщетно: сановники отказались вмешиваться в это дело, которое к тому же казалось им похожим на сказку из «Тысячи и одной ночи».

Между тем от Сунь Ят-сена поступило новое сообщение, доставленное на этот раз Колем, сообщение, гласившее, что через два дня он будет увезен в доки и посажен на китайский корабль. Надо было спешить, и Кантли опять бросился в Скотланд-Ярд. Несмотря, однако, на все его мольбы и убеждения, Скотланд-Ярд и на этот раз отказался что-либо сделать.

В полном отчаянии, — рассказывал Дэвис, — Кантли решил отправиться в Форин оффис (английское МИД). Конечно, по случаю «конца недели» и здесь царила пустота. Кантли разыскал все-таки дежурного чиновника и вновь со страстью и горячностью повторил ему то, что он уже раньше несколько раз сообщал другим лицам. Вначале молодой дипломат смотрел на Кантли такими глазами, точно речь шла о странных похождениях на луне, но потом заинтересовался его словами и даже обнаружил известную симпатию к китайскому узнику. В конце беседы чиновник обещал, что завтра, когда начальство вернется из-за города, он обо всем доложит, кому следует. Это несколько обнадежило Кантли, но не вполне успокоило. Прямо из Форин оффис он зашел в редакцию «Таймс» и рассказал дежурному сотруднику о похищении Сунь Ят-сена. Сотрудник решил, что имеет дело с сумасшедшим, и чтобы не раздражать больного, записал рассказ Кантли, обещая передать его редактору. Между тем наступил вечер, Кантли охватило страшное беспокойство: а вдруг в течение этой ночи китайское посольство куда-нибудь увезет Сунь Ят-сена? Кантли решил нанять детектива, который неотлучно следил бы за домом 49. Увы! «Конец недели» помешал ему и в этом: даже детективы по случаю воскресенья разбрелись кто куда. Тогда Кантли решил сам превратиться в детектива и всю ночь с 18 на 19 простоял, не смыкая глаз, на углу, около китайского посольства. Одновременно он предпринял «психическую атаку» на врага. Вечером 18-го Кантли направил в китайское посольство одного из своих друзей, и тот сообщил принявшему его переводчику, что Форин оффис известно о похищении Сунь Ят-сена, и что Форин оффис принимает надлежащие меры.

Сильный порыв ветра прокатился по парку, неся с собой холод и сырость, но я не шелохнулся и только спросил:

— Что же было дальше?

— Дальше произошло следующее: чиновник Форин оффис исполнил свое обещание. В понедельник, 19-го, утром он сообщил начальству о своем разговоре с Кантли. Начальство заинтересовалось. Вся история была доложена самому министру иностранных дел — лорду Солсбери. Солсбери был весьма почтенный консерватор и к революционерам — китайским или иных национальностей — не питал никаких симпатий. Однако у него были свои понятия о стандартах цивилизации, и при том очень твердые. Похищать на улицах людей и держать их в домашних тюрьмах было, может быть, естественно в Кантоне или Пекине, но в Лондоне… В Лондоне это было возмутительно! Это не соответствовало английскому стандарту цивилизации. Это к тому же роняло мировую репутацию Великобритании, как культурной и благоустроенной страны. И лорд Солсбери решил вмешаться в судьбу Сунь Ят-сена. Скотланд-Ярд получил необходимые указания, и шесть детективов внезапно появились у китайского посольства, следя за ним днем и ночью. Ободренные этим друзья великого революционера удвоили свои усилия для его освобождения. Они хотели применить к данному случаю Habeas Corpus Act[99], но суд отказался пойти по этому пути. Тогда Коль, который теперь окончательно перешел на сторону Сунь Ят-сена, предложил ночью выпустить его на крышу посольства и таким путем открыть ему возможность к бегству. Однако Скотланд-Ярд нашел этот способ слишком рискованным…

— Чем же кончилось дело? — с замиранием сердца прервал я Дэвиса.

— Кантли добился-таки своего, — отвечал Дэвис, — 16 октября в китайское посольство явилась делегация в составе трех человек: Кантли, инспектора Скотланд-Ярда Джарвиса и чиновника Форин оффис. Делегацию принял сэр Халлидей Мак-Картней, представитель британского правительства при китайском посольстве, о котором я уже упоминал. Роль его во всей этой истории была очень странная, чтобы не сказать больше. Делегация категорически потребовала освобождения Сунь Ят-сена. Мак-Картней сначала пытался увильнуть от прямого ответа. Тогда чиновник Форин оффис дал ясно понять, что вопрос стоит так: или Сунь Ят-сен будет немедленно освобожден или китайское посольство подвергнется обыску… Конечно, обыск посольства является мерой исключительной, противоречащей веками установившейся дипломатической практике…. Но ведь и похищение людей на улицах Лондона и насильственное задержание их в стенах иностранного посольства тоже является мерой исключительной, противоречащей веками установившейся дипломатической практике… Стало быть… Слова чиновника Форин оффис имели магический эффект: спустя несколько минут после того, глубоко взволнованный Сунь Ят-сен оказался в объятиях Кантли, и великий узник тут же в подвальном этаже посольства был «вручен» явившейся за ним делегации. Все четверо через заднюю дверь сразу вышли на улицу. Вождь китайской революции был спасен[100].

Несколько минут прошло в молчании. Я был глубоко взволнован тем, что услышал, и мысленно переживал похищение, арест и освобождение Сунь Ят-сена. Дэвис закурил свою трубку, и медленно попыхивая огоньком, неподвижно смотрел в темноту ночи. Наконец, я спросил: