― А, ну, повтори, что ты там вякнула? ― Падве покраснела от негодования. ― Вы, изнеженные лесные цветочки, полевые мышки и радужные рыбки ни хрена не знаете о настоящих испытаниях и бессмысленных утратах. Прыгаете себе с белочками и лошадками и думаете, будто всё знаете о жизни, ― она смачно плюнула на пол. ― Может статься, вы получили то, что заслужили.
― Хватит, Падве, ― холодно оборвала её Адигора.
Падве вытащила лезвие из столешницы и отошла к стойке, выискивая чем бы промочить глотку.
― Думаю, Новжа, тебе пора записывать прозвища, которые нам всем дают, ― заметил я саркастично.
Подруга тактично сдержала усмешку.
― И что же ты собралась со всем этим делать, Васха? ― теперь Адигора обращалась исключительно ко мне.
― Собрать отряд, построить лодку и отправится на другой берег Несмолкающего моря за пленницами.
― Смелый план, ― невольно восхитилась Ром, уютно устроившаяся у раскрытого окна с флягой в руке.
― Безрассудный и глупый для тех, кто понятия не имеет о настоящих сражениях, ― ответила на замечание своей подруги Адигора.
― Васха умеет сражаться! ― страстно возразила Новжа. ― Она победила медведя, напавшего на Быстроречье. И если бы не она погибла бы девочка, погибли бы многие от лап разъярённого зверя.
Адигора откинулась на спинку стула, положив ладонь на столешницу:
― Васха, которую я запомнила, не справилась бы и с крысой, утаскивающей запасы на зиму из дырявых мешков, не то что с бешеным медведем. Ты же презирала насилие.
― Зато ты совсем не изменилась, Адигора, ― отозвался я.
― Ничего у них не получится, ― сказала Падве, залпом осушила кружку и с громким стуком поставила её на стойку, вытерев губы тыльной стороной ладони. ― Идёмте, пусть детишки играются, коль им делать больше не хрен.
Ром встала, тем самым выражая солидарность с подругой. Адигора сделала то же самое, бросив напоследок взгляд на потерянного Арчи, обратилась ко мне со словами:
― Было приятно снова встретится, Васха, ― и удалилась, не дожидаясь моих прощальных слов, что комом застряли в горле.
Стражницы Эха ушли по своим лишь им известным делам, не оставив нам ничего кроме презрения. А я так и не узнал, как называлось оружие, что они носили на поясах, и против кого оно использовалось. Ощущал себя использованной тряпкой, о которую вытерли испачканные в дерьме руки. Но, несмотря на неприятность ситуации, не мог избавиться от чувства, вдруг вновь вспыхнувшего в сердце. Такое сладкое и мучительное, оно заставляло любить девушку, смотрящую на меня свысока во всех возможных смыслах и обращавшуюся со мной как с несмышлёным ребёнком. Рассердившись, я ударил крепко сжатым кулаком стол. Арчи вскочил.
― Прости, ― искренне извинился я, чувствуя себя последним дураком.
― Снова эта Адигора, ― процедила Новжа сквозь зубы. ― Минуло семь зим, а она стала ещё напыщенней и невыносимей. Вот бы и сидела среди своих горных вершин и стригла овец, или чем они там ещё занимаются?
Я представил, как Адигора стрижёт овец с этим своим хладнокровным выражением на лице, и расхохотался. Моя внезапная громкая весёлость привлекла внимание Малки, спустившейся вниз из спален. Она вопросительно взглянула на Новжу, лишь недоуменно пожавшую плечами.
― Всё, ― я залпом глотнул воздуха и тряхнул головой. ― Мне надоело ждать. Пойду и проверю готовы мои доспехи или нет.
― Опять? ― вздохнула Новжа.
― Доспехи, ― озадаченно пробормотала Малка.
Мне хотелось поскорее стереть отпечаток, оставшийся на сердце от нежданной встречи. Хоть я и ежедневно захаживал в кузню с тех пор как Собрание Девяти исчерпало себя, но каждый раз получал один ответ от сонной приёмщицы заказов «не готово ещё». Возможно я слишком много требовал от мастериц, прежде не сталкивающихся с такого рода заказами. И медленно впадал в уныние, не рассчитывая получить желаемое и к концу едва начавшейся осени.
В этот раз девушка, сидящая у входа в кузницу, и выглядывающая в крохотное по своим размерам окошко, снова читала с полуприкрытыми веками, из-за чего казалось, что она дремлет. Не будь она столь юной, непременно бы принял за уставшую от жизни старуху. Но её, похоже, такое времяпрепровождение вполне устраивало. Заметив меня, приёмщица неторопливо оторвалась от книги, вложив тонкий металлический брусок, служивший ей закладкой, между страницами.
― Снова ты, ― это прозвучало как начало беседы с назойливой мухой, если бы кому-то вообще пришло в голову говорить с мухой. ― Заказ обменяли, можешь сюда больше не приходить.
― В каком смысле обменяли?
― Как я сказала, так и есть, что непонятного? ― она посмотрела на меня как на конченную дуру.
― И кто его забрал?
― Мастерская Сахар, ― сообщив мне всё, что была должна, девушка неторопливо вернулась к чтению.
Я оторопел, мигом припомнив удар рукой-дубиной по моей кисти, синяк, оставшийся после этого, до сих пор полностью не сошёл, удивительно, что пальцы остались целы. Хотел я спросить, где именно располагалась мастерская Сахар, но приёмщица заказов выглядела такой сосредоточенной и погружённой в чтение, словно сидела так уже не меньше века. Пнув сухой пучок пожухшей от недостатка влаги травы, я пошёл дальше по улице.
Здешние девочки лет десяти играли в догонялки, и одна чуть не сбила меня с ног, лбом ударившись о бок. Я пошатнулся, всё-таки устояв, а бегунье на глаза попался Велимир. Она указала на него пальчиком и задрала голову, обращаясь ко мне:
― Это что? Трость? А если трость, почему ты носишь её на боку? А почему она плоская?
Я вспомнил подражавшего мне ребёнка в Быстроречье и оглядел детей с высоты своего относительно небольшого роста. Что я мог им сказать? Что рассказали им родители о случившемся в Ракушке? Если они не будут готовы к грядущим несчастьям, то вина за это падёт на взрослых, что оказались слишком трусливы, чтобы посмотреть правде в глаза. С металлическим лязгом я вынул Велимир из ножен, демонстрируя блестящую сталь переставшим играть и сосредоточившим всё внимание на странной вещице девочкам.
― Острый и смертоносный он предназначен защищать всех нас от внешних врагов, ― объяснил я и не успел заметить, как одна из девочек неосторожно коснулась пальцем лезвия, из свежей ранки закапала кровь.
Но ребёнок и не думал плакать. Она зачаровано смотрела на алую жидкость, лизнула палец и широко улыбнулась:
― Солёная, совсем как море, ― сказав это, пустилась со всех ног дальше по улице, а её маленькие подруги побежали следом.
Убрав Велимир, я вспомнил, что забыл спросить у них, где находилась мастерская Сахар, но всё-таки остался доволен. Ещё было не всё потеряно, в этих детях сидел крепкий дух, следовало лишь дать ему верное направление прежде чем он размякнет, отобрав волю к борьбе за жизнь.
Я прошагал ещё некоторое время, высматривая у кого бы спросить дорогу, но в этот пасмурный день улицы оказались практически пусты. Однако вскоре мастерская Сахар обнаружила сама себя, когда я наткнулся на полосатую рыжую кошку с отказавшими задними лапами, которой их заменяли два колеса, прикреплённые замысловатым механизмом к туловищу. Кошка громко мяукала, словно оповещая о своём присутствии и переходя мне дорогу. Она быстро исчезла за поворотом. Из любопытства направившись следом, я набрёл на тупик с обесцветившейся надписью «Сахар» на криво приколоченной дощечке. Широко открытая дверь гостеприимно приглашала внутрь, и я просто переступил порог.
С первого взгляда оказалось ясно, что здесь правил хаос. Стеклянные сосуды, наполненные разноцветной жидкостью, заполонили собой полки, на огне бурлил тяжёлый котёл, распространявший по помещению вязкий, вонючий запах, которому я не смог бы даже подобрать описание. На полу валялись части каких-то разобранных предметов и просто вещи вроде медного, перевёрнутого на бок, слава Предкам, пустого ночного горшка. Столы ломились от стопок и стопок записей и чертежей с заметками, написанными очень корявым и неразборчивым почерком.
Через лабиринт мусора и проследовала кошка, хорошо знакомая со здешним порядком. Она и привела меня в соседнюю комнату, гораздо меньшего размера, до верху заполненную полочками с разного рода приборами неизвестного мне назначения, некоторые из них попискивали и тикали. В одном, выполненном из стекла, абсолютно точно сыпался мельчайший песок, а в следующем я увидел собственное отражение, увеличенное в три раза.
