— Немедленно отправляйся к графу Шампанскому, — распорядился Сослан, — и извести об опасности. Если это рать Саладина, то он захватит стан, и я буду отвечать перед герцогом Гвиенским.

— Убирался бы он к самому дьяволу, этот герцог Гвиенский!! — выругался про себя Гагели, с ужасом думая, в какую ловушку попал Сослан и все благодаря неосторожности и доверчивости, проявленной им по отношению к какому-то неизвестному рыцарю, о котором они ничего до сих пор не слыхали в лагере. С беспокойством и возмущением Гагели сел на коня и помчался в сторону Акры, решив найти самого герцога Гвиенского и заставить его бросить свои войска обратно в стаи на помощь Сослану.

Тем временем под стенами города шла кровопролитная битва. Все христианские рати смешались, нельзя было надеяться найти там кого-либо из витязей или начальников войск, так как все они сражались уже на стенах самой крепости.

— Где отряд графа Шампанского? Где герцог Гвиенский? — спрашивал он всех попадавшихся ему по дороге рыцарей, но никто не слушал и не давал ему ответа. Он поскакал по направлению башни «Проклятой», но там шло самое ожесточенное сражение, и граф Шампанский с королем Ричардом, как ему сказали, бросились на приступ башни, надеясь прорваться и водрузить там английское знамя.

— А где герцог Гвиенский? — в отчаянии спрашивал Гагели, видя, что никакой помощи не получит для Сослана, который обречен был пасть первой жертвой в неравной схватке с ратью Саладина.

«Чего я больше всего боялся, то и случилось, — подумал Гагели, ни герцога Гвиенского, ни графа Шампанского я не найду, и весь стан будет захвачен».

— Где герцог Гвиенский? — неистово закричал он, чтобы привлечь к себе чье-либо внимание, и рыцарь в черной кольчуге, оказавшийся с ним рядом, свирепо крикнул по-французски:

— Что ты кричишь — герцог Гвиенский! Нет такого рыцаря здесь. Что тебе надо?

— Идет султан со своей ратью! Надо защищать стан! — тоже по-французски крикнул ему Гагели. — Надо немедленно двинуть войска, иначе все вы погибнете!

— Молчи! — крикнул черный рыцарь. — Не вноси расстройство в наши ряды! Еще одно усилие — и победа наша! — и он помчался к башне «Проклятой».

Гагели понимал, что в момент, когда все были объяты одним желанием одержать победу под Акрон, нельзя было призывать спасать стан. Он молил небо только об одном, чтобы мусульманская рать задержалась в своем движении и крестоносцы успели ворваться в город. Тогда потеря стана не была бы катастрофой для христианских армий. Он слышал, как попеременно то воины Запада, то воины Саладина ударяли в щиты.

Впереди виднелась колесница крестоносцев, на которой возвышалась башня с водруженным знаменем. Она обычно предводительствовала ими в самые решительные минуты сечи; Гагели заключил, что перевес в битве склонился на сторону европейского воинства.

— Остается одно: вернуться назад и умереть вместе с моим повелителем! — мысленно решил Гагели, уже потеряв надежду на спасение стана и защиту Сослана. Он помчался назад, но вдруг увидел на ближнем холме группу всадников, наблюдавших, как видно, за битвой и ожидавших исхода сражения.

Вероятно, они знали план наступления и готовились в нужный момент перебросить войска в наиболее уязвимое место, откуда можно было бы потом ринуться в город. Гагели поскакал к ним, чтобы сообщить о приближении войск Саладина.

Но с возвышения уже заметили, что их стану угрожает опасность. Всадники внезапно снялись с наблюдательного пункта и помчались вниз, прямо навстречу Гагели, очевидно, поняв, что он спешил известить их о чем-то важном, что требовало немедленного вмешательства в дело защиты христианского лагеря.

— Охраняет ли кто вход в стан? — поравнявшись с Гагели, крикнул по-французски витязь в синей броне, и осадил коня, желая выслушать его донесение. Вслед за витязем остановились и другие рыцари, сохраняя почтительное молчание во время его беседы с Гагели.

— Охраняет один только иверский рыцарь, — ответил, ему Гагели также по-французски, что сразу возвысило его во мнении франков. — Он будет стоять у входа до тех пор, пока к нему не подоспеет помощь или пока не скосит смерть.

— Достойный ответ истинного рыцаря! — произнес витязь, видимо, довольный ответом Гагели, и, обратившись к своим спутникам, приказал:

— Немедленно соберите наши войска и отправьте их на защиту стана!

Несмотря на свое волнение, Гагели обратил невольное внимание на витязя в синей броне и поразился его красивому лицу, благородной осанке, мягким, но повелительным жестам и всей манере держать себя, как подобало человеку, облеченному высокой и незыблемой властью.

— Неужели Ричард? — подумал Гагели, но тотчас же отогнал от себя эту мысль, вспомнив, что Ричард сражался на стенах башни «Проклятой».

Двое из всадников отделились от них и поскакали вверх исполнять приказание витязя в синей броне, остальные поехали вместе с ними к стану. Гагели быстро заметил, что поверх шлема необыкновенного размера лежал золотой обруч, и прежде чем он догадался, кто был этот красавец-витязь, к ним со всех сторон мчались всадники, услышавшие об опасности. И всюду разносились приветственные возгласы: «Да здравствует король Филипп! Победа наша!» Гагели вначале смутился, узнав, кто был его спутник, но затем обрадовался при мысли, что теперь Сослан не будет предоставлен собственным силам, Филипп сделает для него то, что обещал, но не сделал герцог Гвиенский.

Сзади слышен был топот коней, возвещавших о приближении конницы франков. Гагели ехал по стану вместе со свитой Филиппа, когда он несколько успокоился, услышал любезное обращение Филиппа:

— Укажите мне этого доблестного рыцаря, чтобы мы могли достойно наградить его… — Но он не докончил своей фразы, так как по улицам бежали воины и громко кричали: «Сарацины! Сарацины! Саладин идет на нас!» Иные же восклицали: «Святой Георгий сошел с неба и защищает наш вход в стан!»

Они пришпорили лошадей и помчались к месту, где находился Сослан, причем Гагели, не соблюдая этикета, мчался впереди, объятый одним желанием — быть как можно скорее возле своего друга и повелителя. Еще издали они увидели, что невдалеке от стана поднимался целый лес сверкающих копий приближавшейся мусульманской рати. Но двигалась она медленно и, очевидно, боясь внезапной встречи с противником, выслала небольшой передовой отряд, который должен был открыть им свободный доступ в стан. Глубокие рвы и высота вала преграждали путь сарацинам, и они с яростью пробивались к единственному доступному входу, возле которого, как заметил Филипп, стоял невиданный богатырь и мощной рукой поражал всех, кто осмеливался приблизиться к нему.

Бесчисленные стрелы, камни, удары копий не уязвляли его, он стоял спокойно, весь утыканный дротиками, вызывая у одних крики восторга, у других вопли проклятий и ужаса. Крестоносцы величали его святым Георгием, который сошел с неба, чтобы помочь им, мусульмане же считали его демоном.

Гагели, радуясь, что Сослан стоял невредимый на месте, громко крикнул Филиппу:

— Вот он, рыцарь из Иверии, для которого не страшна смерть! — и, соскочив с коня, бросился на подмогу Сослану. С удивлением он увидел, что возле царевича находился верный Мелхиседек, следивший за конем, непрестанно менявший оружие и тревожно наблюдавший за боем.

Он укоризненно взглянул на Гагели, как бы упрекая его, зачем он бросил своего повелителя, но, увидев мчавшуюся конницу франков, успокоился и тихо пробормотал про себя:

— Святой Георгий! Святая Нина! Помогите нам! Отгоните сих изуверов!

Вблизи кольчуга Сослана напоминала огромного ежа, с острыми иглами: то были стрелы, коими он был весь утыкан.

Филипп не мог скрыть своего изумления.

— Клянусь святой девой! — воскликнул он. — Я никогда не видел ничего подобного! Подвиг, достойный высшей похвалы, который под силу было бы совершить только нашему брату, королю Ричарду!

Сказав это, Филипп сейчас же подумал: «Вот человек, который может затмить славу Ричарда и заставить забыть о всех проявленных им чудесах храбрости!»