— А Пэтти?

— Ей не повезло. В мае того года, через два месяца после отъезда Гая, оказалось, что она беременна. Ей было семнадцать, и она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. У нее были серьезные проблемы с головой, и я думаю, что она боялась, что ее упрячут в психушку, что они бы, наверное, и сделали. В любом случае, она сделала криминальный аборт и умерла от сепсиса.

— Что?

— Вы расслышали правильно. Она сделала то, что называют подпольным абортом, который больше распространен, чем вы думаете. Процедура не была стерильной, у нее развилось заражение крови и она умерла.

— Вы шутите.

— Это правда. Мы так относились к Гаю не зря. Я знаю, что вы думаете, что мы — кучка враждебных дураков, но с этим нам пришлось жить, и это не было легко.

— Почему мне никто не сказал раньше?

— По какому поводу? Тема никогда не всплывала. Мы все знали, что случилось. Мы обсуждали это между собой, но не бегали, тряся своим грязным бельем перед другими.

Вы думаете, нам нравится рассказывать о таких вещах?

Я поразмышляла об этом, глядя на дорогу.

— Мне действительно трудно в это поверить.

— Я не удивлен. Вам не хочется думать, что Гай сделал что-то подобное.

— Нет, не хочется. Гай говорил, что Пэтти была к нему привязана. Он считал своим единственным порядочным поступком то, что не соблазнил ее, когда у него был шанс. Почему бы он сказал мне такое?

— Он хотел произвести на вас впечатление.

— Но мы вообще не говорили на такую тему. Это он упомянул случайно. Он не сообщил никаких подробностей. Чему там было впечатляться?

— Гай был лжецом. Он не мог удержаться.

— Может, он и был лжецом раньше, но зачем врать о девушке через столько лет? Я ее не знала. Я не выпытывала информацию. Зачем врать, если он не получал никакой выгоды?

— Послушайте, я знаю, что он вам нравился. Он нравился большинству женщин. Вы его жалели. Вам хочется его защитить. Вы не хотите принять факт, что он был таким подлецом, как оказалось.

— Это не так, — сказала я обиженно. — Он прошел через духовный поиск. Он посвятил свою жизнь Богу. Не было никакого смысла сочинять сказки про Пэтти Мэддисон.

— Он переделывал историю. Это все мы делаем. Вы раскаиваетесь в своих грехах, а потом, в памяти, начинаете очищать свое прошлое. Вскоре вы убеждаетесь, что совсем не так плохи, как все говорят. Другой парень был придурком, а у вас была весомая причина сделать то, что вы сделали. Это все, конечно, ерунда, но кто из нас может взглянуть на себя со стороны?

Мы себя обеляем. Это человеческая натура.

— Вы говорите о Гае Малеке прежних дней. Не о том, кого я встретила. Мне трудно представить, чтобы он сделал такое.

— Вы были с ним знакомы меньше недели и поверили всему, что он говорил. Он был никчемным человеком.

— Но, Донован, посмотрите на природу его преступлений. Ничего похожего он не делал.

Когда был помладше, занимался вандализмом. Потом воровал машины и стереосистемы, чтобы платить за наркотики. Подделка документов — слишком тонкая работа, для того, кто все время под кайфом. Верьте мне. Я это пробовла. Вам кажется, что вы основательный и мудрый, но на самом деле, вы еле функционируете.

— Гай был способным парнишкой. Он быстро учился.

— Я лучше поговорю с Полом, — сказала я, не желая уступать.

— Он скажет вам то же самое. Вообще-то, наверное, оттуда и пришла ему в голову эта идея.

У тебя есть хороший приятель, отец которого имеет дело с редкими документами, через него можно выйти на что-нибудь ценное.

— Я слышу, что вы говорите, но что-то здесь не так.

— Вы знаете что-нибудь о лжецах?

— Конечно. А что?

— Лжец, настоящий лжец, лжет, потому что может, потому что хорошо умеет. Он лжет просто для удовольствия, потому что ему нравится, когда ему верят. Таким был Гай.

Если он мог вам соврать, даже если это ничего не значило, если не приносило никакой выгоды, он не мог удержаться.

— Вы говорите, что он был паталогическим лжецом, — сказала я скептически.

— Я говорю, что он получал удовольствие от вранья.

— Я этому не верю. Я думаю, что разбираюсь в лжецах.

— Вы знаете, когда некоторые люди врут, но не все.

— Что делает вас таким экспертом? — Я уже начинала обижаться. Донована я раздражала в той же мере.

Он махнул рукой. Я подозревала, что он не привык, чтобы женщины с ним спорили.

— Забудьте это. Думайте, как хотите, — сказал он. — Я не собираюсь вас ни в чем убеждать.

— Я тоже. А что случилось со старшей сестрой?

Донован состроил недовольную гримасу.

— Вы мне поверите на слово, или опять будете спорить?

— Я спорю насчет Гая, а не Мэддисонов, хорошо?

— Ладно. Клэр, старшая сестра, оставила свои планы о медицинской школе. У нее не было денег, и ее мать шла на дно, как камень. На какое-то время Клэр приезжала за ней ухаживать.

Месяцев на шесть, или около того. Когда мать умерла, она вернулась на Восточное побережье — Род Айленд, или еще куда-то. Может быть, Коннектикут. Вышла замуж, но из этого ничего не получилось. Потом, около года назад, она покончила с собой. Так я слышал.

— Совершила самоубийство?

— Почему бы и нет. Все ее родные умерли. У нее никого не было. Вся семья была с неустойчивой психикой. Думаю, что-то, в конце концов, подтолкнуло ее к краю.

— Что она сделала, спрыгнула с крыши?

— Я не знаю, как она это сделала. Я не говорил буквально. Была заметка в местной газете. Это случилось где-то на востоке.

Я немного помолчала.

— Так что, может быть, Гая убил кто-то из Мэддисонов.

— Я только что сказал, что они все умерли.

— Но откуда вы знаете, что не остался кто-нибудь еще? Двоюродные браться и сестры? Дяди и тети? Лучшая подруга Пэтти?

— Да ладно. Вы бы стали убивать кого-то, кто обманул ваших родственников? Родных брата или сестру, может быть. Но двоюродных, или племянников?

— Ну, нет, но я не в близких отношениях с родственниками. Представьте, что что-то подобное случилось в вашей семье.

— Кое-что случилось в моей семье. Гай был убит.

— Вам не хочется отомстить?

— Достаточно, чтобы убить кого-то? Ну уж нет. Кроме того, если бы я хотел убить, то не ждал бы так долго. Прошло восемнадцать лет.

— Но Гая не было все это время. Вы заметили, как только он вернулся, он был убит через несколько дней.

— Это правда.

— Вам говорит о чем-нибудь имя Макс или Максимиллиан Аутвейт? Может быть, Максин. Я не уверена насчет пола.

Донован повернулся и с удивлением посмотрел на меня.

— Откуда вы его узнали?

— Вам оно знакомо?

— Ну, конечно. Максвелл Аутвейт — это имя, которое Гай использовал для визиток, которые напечатал, чтобы обмануть миссис Мэддисон.

— Вы уверены?

— Такое я не мог забыть. А вы как на него вышли?

— «Макс Аутвейт» — это тот, кто написал письма в «Диспэтч» и «Л.А. Таймс». Так пресса узнала, что Гай вернулся.

Вернувшись к Малек Констракшн, я простилась с Донованом на стоянке и села в свою машину. Я ощущала беспокойство, и ничего не понимала. Это дело с Максом Аутвейтом не имело никакого смысла. Может быть, Диц что-нибудь нашел. Добавить в кучу Мэддисонов, и что это даст? Я посмотрела на часы и поморщилась, увидев, как уже поздно. Поездка к перевалу и обратно заняла больше полутора часов.

Диц ждал перед входом в библиотеку.

— Извини, что опоздала.

— Не волнуйся. У меня есть новости. Аутвейт — это миф. Я проверил все городские справочники за последние двадцать пять лет, перешел через дорогу и проверил окружной архив. Никто под этим именем не был занесен в телефонную книгу, или куда-либо еще.

Ни браков, ни смертей, ни собственности, ни разрешений, ни судебных дел, ничего. Любой живущий человек оставляет какой-то след. Имя должно быть фальшивым, если мы ничего не упустили.