— О, это я знаю. Джек и Беннет все время так делают.

— Это еще ничего, но есть кое-что похуже.

— Что?

— Даже не знаю, как описать. Что-то под поверхностью. Что-то промелькнет, и никто не реагирует, тогда я начинаю сомневаться в своих умственных способностях. Может, я просто дурак, и они тут ни при чем.

— Приведи пример.

— Ну, когда я сказал, что хотел бы дать что-то церкви? Я честно не хочу денег для себя. Серьезно. Но Юбилейная Евангельская церковь спасла мне жизнь, и я хочу чем-то отплатить. По мне, это не кажется неправильным. А ты как думаешь?

— Мне тоже не кажется.

— Я это сказал, и они начали демонстрацию силы. Беннет стал говорить, что это несправедливо. Ты знаешь, как он говорит, немножко напыщенно.

— Наша семья никогда не была религиозной. Папа работал для блага всех нас, а не для выгоды какой-то церкви, о которой он никогда не слышал.

Он сказал это совершенно рациональным тоном, и скоро я начал сомневаться, правильно ли поступаю. Может быть, правы они, а мои ценности ничего не стоят.

— Конечно они правы. Они хотят, чтобы ты отказался от всех требований, тогда они смогут разделить твою долю между собой. Они прекрасно знают, что тебе положена четверть наследства. Что ты с ней сделаешь, их не касается.

— Но как получается, что я становлюсь мишенью для всей их злости?

— Гай, перестань. Не надо. Ты это говоришь уже третий раз. Не надо винить себя. Эти игры явно шли все годы. Наверное, ты из-за этого и ушел. Клянусь, они вели себя так же еще до твоего появления.

— Ты думаешь, я должен уйти?

— Ну конечно, я так думаю. Я все время это повторяю. Ты не должен терпеть их издевательства. Я думаю, тебе надо убраться подальше отсюда, пока есть возможность.

— Я бы не назвал это «издевательством».

— Потому что ты к этому привык. И не уходи в сторону. Твои браться не изменятся. И если кто-то проиграет, то это будешь ты.

— Может быть. Я не знаю. Я просто чувствую, что должен остаться, если зашел так далеко.

Если я сбегу, мы никогда не найдем возможности со всем разобраться.

— Я говорю, а ты не слушаешь, но пожалуйста, пожалуйста, не соглашайся ни на что, прежде чем не поговоришь с адвокатом.

— Ладно.

— Обещай мне.

— Клянусь. Ну, мне нужно идти, пока никто не заметил, что меня нет.

— Гай, тебе не шестнадцать. Тебе сорок три года. Сиди здесь, если хочешь. Ты можешь отсутствовать всю ночь. Тоже мне, проблема. Ты взрослый.

Он засмеялся.

— Я чувствую, будто мне шестнадцать. А ты хорошенькая.

Он быстро наклонился и коснулся губами моей щеки. Я почувствовала мягкое прикосновение его волос и запах одеколона.

Он сказал: — Пока и спасибо.

Прежде чем я успела ответить, Гай вышел из машины и пошел к калитке, согнув плечи против ветра. Он повернулся, помахал мне, и его поглотила темнота.

Больше я никогда его не видела.

Гай Малек был убит во вторник ночью, но я не знала об этом до второй половины дня среды.

Я провела большую часть дня в суде, сидя на слушании дела человека, которого обвиняли в хищении. Я не была связана с делом — полицейские, работавшие под прикрытием, разоблачили его после семи месяцев трудной работы — но за несколько лет до этого я короткое время вела за ним наблюдение по просьбе его жены. Она подозревала, что он ей изменяет, но не была уверена, с кем. Вышло так, что у него была интрижка с ее сестрой, и она прекратила отношения с обоими. Мужик был нечестен до мозга костей, и мне было приятно наблюдать, как правовая система взяла его в оборот. Я часто жалуюсь на недостаток справедливости в этом мире, но испытываю глубокое удовлетворение, когда процесс наконец-то работает, как положено.

Когда я вернулась в офис, меня ждало сообщение от Таши. Я заметила, что она оставила номер Малеков. Позвонила, ожидая, что трубку снимет Мирна. Вместо этого ответила Таша, как будто отвечать на звонки было ее работой. Как только я ее услышала, я поняла, как меня раздражало то, что она уехала из города, как только Гай приехал. Если б она делала свою работу, то, возможно, смогла бы удержать семью от их кампании давления и угроз.

Я сразу взяла быка за рога.

— Ну, наконец-то, вернулась как раз вовремя. Ты хоть слышала, что происходит? Черт знает что. Ну, наверное, слышала, иначе тебя бы здесь не было. Если честно, я обожаю Гая, но остальных просто не выношу…

Таша вмешалась, ровным голосом.

— Кинси, вот почему я звоню. Я прервала свой отпуск и прилетела сегодня из Юты.

Гай умер.

Я замолчала, пытаясь сделать грамматический разбор предложения. Я знала подлежащее…Гай… но сказуемое…умер… не имело никакого смысла.

— Ты что, шутишь? Что случилось? Он не мог умереть. Я видела его в понедельник, и с ним все было в порядке.

— Он был убит прошлой ночью. Кто-то раскроил ему голову тупым предметом. Кристи нашла его в постели сегодня утром, когда он не спустился к завтраку. Полиция осмотрела место преступления и получила ордер на обыск. С тех пор дом полон полицейских. Они не нашли орудия убийства, но подозревают, что оно здесь. Они до сих пор прочесывают поместье.

До меня все доходило с опозданием на две фразы.

— Кто-то убил его в постели? Когда он спал? Это ужасно. Ты не можешь говорить это серьезно.

— Мне жаль выливать все это на тебя, но по-другому не скажешь. Это отвратительно. Это жутко. Мы все в оцепенении.

— Кого-нибудь арестовали?

— Пока нет. Члены семьи делают все, что могут, чтобы помочь полиции, но выглядит все не очень хорошо.

— Таша. Я не могу в это поверить. Мне плохо.

— Мне тоже. Коллега позвонил мне сегодня утром в Юту, после того, как Донован позвонил ему. Я все бросила и села в самолет.

— Кого они подозревают?

— Понятия не имею. Из того, что я слышала, Джека и Беннета вечером не было дома.

Кристи пошла спать рано, а Донован смотрел телевизор наверху, в их гостиной. Квартира Мирны за кухней, но она говорит, что заснула и ничего не слышала. Ее сейчас допрашивают.

Кристи недавно вернулась. Она говорит, что детективы до сих пор разговаривают с Донованом. Погоди.

Она закрыла трубку рукой, и я слышала, как она с кем-то приглушенно дискутирует. Она вернулась и сказала:

— Прекрасно. Я сейчас говорила с главным детективом. Он не хочет, чтобы мы занимали телефон, но сказал, что, если ты хочешь приехать, он предупредит ребят у ворот, чтобы тебя впустили. Я сказала, что он должен поговорить с тобой, потому что это ты нашла Гая. Я сказала, что, возможно, ты сможешь чем-нибудь помочь.

— Сомневаюсь, но, кто знает? Буду через пятнадцать минут. Тебе что-нибудь нужно?

— Пока ничего. Если у ворот никого не будет, код 1-9-2-4. Наберешь на переговорном устройстве. До встречи.

Я схватила блейзер и сумку и вышла к машине. День был теплым. Сильные ветра ушли, забрав с собой несезонную жару. Свет бледнел, и как только сядет солнце, температура упадет. Я уже замерзла и надела блейзер перед тем, как сесть за руль. Днем я пыталась использовать дворники и жидкость, чтобы очистить пыль с ветрового стекла, и теперь оно было покрыто серией восходящих полулуний. Капот машины тоже был покрыт слоем пыли, бледным, как пудра, и таким же мягким на вид. Даже на сиденье ощущался песок.

Я положила руки на руль и опустила на них голову. Я не испытывала совершенно никаких чувств. Мои внутренние процессы приостановились, как будто кто-то нажал на кнопку «пауза». Как это возможно, что Гая Малека больше нет? В последнюю неделю он так много присутствовал в моей жизни. Он потерялся и нашелся. Он занимал мои мысли, вызывая реакции сочувствия и раздражения. Теперь я не могу точно вспомнить его лицо, только проблеск там и сям, звук его «Эй», мягкое щекотание его волос на моей щеке. Он уже был нематериальным, как призрак, только форма без содержания, серия фрагментарных образов без постоянства.

Казалось странным, что жизнь продолжалась. Я видела поток машин на бульваре Кабана.