«Ты в поисках особенных мгновений…» Ты в поисках особенных мгновений Исколесил дорогу не одну, По вспышкам преходящих впечатлений Определяя время и страну. И в каждой вспышке чудилось открытье, Душа брала заряд на много лет. Но дни прошли — и улеглись событья В ней, как в подшивке выцветших газет. Ей нужно чудо, чтоб завидно вспыхнуть. Но это чудо в людях не открыв, Ты выдаешь испытанною рифмой Свой мастерски наигранный порыв. Блюдя приличье, слушают, не веря, Зевком снижают с мнимой высоты, И все невозвратимые потери На сложную эпоху свалишь ты. Не утешайся логикою гибкой. Эпоха жарко дышит у дверей, Как роженица — с трудною улыбкой — Насмешкой над обидою твоей. Я пришел без тебя
Я пришел без тебя. Мать кого-то ждала у крыльца. Все здесь было помечено горестным знаком разлуки. И казалось — овеяны вечностью эти морщины лица, И казалось — так древни скрещенные темные руки. Я у грани страданья. Я к ней обреченно иду. Так огонь по шнуру подбирается к каменной глыбе. И зачем я пришел? И зачем я стою на виду? Лучше мимо случайным прохожим пройти бы… «Везут мне вагонетки глину…» Везут мне вагонетки глину, А от меня — осенний мрак. Когда я все их опрокину, Достану спички и табак. Далекая, ты в свете — рядом И хочешь сказкой все облечь. И при короткой встрече взглядов Уже не требуется речь. Но груз любви моей всегдашней… Но детскость рук твоих и плеч… Я отвожу огонь подальше — Я так боюсь тебя обжечь. А вагонеток строй суровый, Как годы, гулок на бегу. Приму, отправлю их — и снова Перед тобой огонь зажгу. Ты засмеешься надо мною: «Твой страх — застенчивая ложь! Я правду девичью открою: Горящую не обожжешь…» «Далекий день. Нам по шестнадцать лет…» Далекий день. Нам по шестнадцать лет. Я мокрую сирень ломаю с хрустом: На парте ты должна найти букет И в нем — стихи. Без имени, но с чувством. В заглохшем парке чуткая листва Наивно лепетала язычками Земные, торопливые слова, Обидно не разгаданные нами. Я понимал затронутых ветвей Упругое упрямство молодое, Когда они в невинности своей Отшатывались от моих ладоней. Но май кусты порывисто примял, И солнце вдруг лукаво осветило Лицо в рекламном зареве румян И чей-то дюжий выбритый затылок. Я видел первый раз перед собой Вот эту, не подвластную эпохам, Покрытую сиреневой листвой Зверино торжествующую похоть. Ты шла вдали. Кивали тополя. И в резких тенях, вычерченных ими, Казалась слишком грязною земля Под туфельками белыми твоими… Но на земле предельной чистотой Ты искупала пошлость человечью, — И я с тугой охапкою цветов Отчаянно шагнул тебе навстречу. «Сюда не сходит ветер горный…» Сюда не сходит ветер горный. На водах — солнечный отлив. И лебедь белый, лебедь черный Легко вплывают в объектив. Как день и ночь. Не так ли встретил В минуту редкостную ты Два проявленья в разном свете Одной и той же красоты? Она сливает в миг единый Для тех, кто тайны не постиг, И смелую доступность линий, И всю неуловимость их. Она с дичинкой от природы: Присуще ей, как лебедям, Не доверять своей свободы Еще неведомым рукам. «Экран вписался в темный вечер…» Экран вписался в темный вечер Квадратно, холодно, бело. Мгновенье жизни человечьей Здесь отразилось — и прошло. Уже добро не рукоплещет, Наказанное зло — вдали, И только бабочки трепещут, Как сны очищенной земли. Но знаю, в тишине тревожась, Что хищный сумрак — не из сна. И полночь рой летучих рожиц Мне кажет из-за полотна. «В бессилье не сутуля плеч…»
В бессилье не сутуля плеч, Я принял жизнь. Я был доверчив. И сердце не умел беречь От хваткой боли человечьей. Теперь я опытней. Но пусть Мне опыт мой не будет в тягость: Когда от боли берегусь, Я каждый раз теряю радость. |
