— Наверняка этим займутся сыщики с Боу-стрит.

Уикхем выудил из залежей на своем столе потрепанную бумажку.

— Узнаете?

Майлз вгляделся в обрывок. При ближайшем рассмотрении это оказался даже не фрагмент чего-то, а скорее клочок, крохотный треугольничек с неровным краем там, где его оторвали от листка побольше.

— Нет, — сказал Майлз.

— Посмотрите повнимательней, — не отставал Уикхем. — Мы нашли его приколотым булавкой изнутри к пальто убитого.

Неудивительно, что убийца не заметил оставшийся кусочек, он едва ли достигал в длину полдюйма, и на нем даже не сохранилось никаких букв. По крайней мере различимых. Толстая черная полоса шла вдоль линии отрыва, а затем уходила в сторону. Это могла быть часть заглавной Л или особо затейливо выписанной Т.

Майлз только хотел вторично признаться в своем невежестве — в надежде, что Уикхем не спросит его в третий раз, — когда его осенило. Не часть Л, а стебель цветка. Особого, стилизованного цветка. Цветка, которого Майлз очень давно не видел и надеялся никогда больше не увидеть.

— Черный Тюльпан. — Имя горечью отозвалось на языке Майлза. Он повторил его, взвешивая после нескольких лет забвения. — Это не может быть Черный Тюльпан. Я не верю. Слишком много времени прошло.

— Черный Тюльпан, — не согласился Уикхем, — всегда наносит наиболее опасный удар после молчания.

Против этого Майлзу возразить было нечего. Англичане во Франции нервничали не тогда, когда Черный Тюльпан действовал, а когда он бездействовал. Как свинцово-серая туча перед грозой, молчание Черного Тюльпана предшествовало, как правило, какому-нибудь новому и страшному злодеянию. Австрийских тайных агентов находили мертвыми, младших членов королевской семьи похищали, английские шпионы уничтожались — без шума и пыли. Последние два года Черный Тюльпан хранил полное молчание.

Майлз скривился.

— Вот именно, — сказал Уикхем. Он забрал у Майлза клочок бумаги и вернул его на место на столе. — Убитый являлся одним из наших тайных агентов. Мы внедрили его в штат прислуги в дом некоего господина, известного своей склонностью к путешествиям.

Майлз наклонился вперед.

— Кто его нашел?

Уикхем отмел вопрос, покачав головой.

— Судомойка из соседнего дома, она с этим не связана.

— Она не заметила ничего необычного?

— Помимо трупа? — мрачно усмехнулся Уикхем. — Нет. Подумайте вот о чем, Доррингтон. Десять домов — в одном из них, кстати, была в разгаре карточная игра, — постоянно приходят и уходят несколько десятков слуг, и ни один из них не слышал ничего необычного. На какие мысли вас это наводит?

Майлз задумался.

— Борьбы быть не могло, иначе кто-нибудь в соседних домах заметил бы. Убитый не звал на помощь, иначе кто-нибудь да услышал бы. Я бы предположил, что наш человек знал своего убийцу. — У Майлза мелькнула отвратительная догадка. — А не мог наш приятель быть двойным агентом? Если французы посчитали, что он исчерпал свои возможности…

Мешки под глазами Уикхема набрякли, казалось, еще сильнее.

— Такая возможность, — устало проговорил он, — всегда есть. В определенных условиях… или за определенную цену любой может стать предателем. Во всяком случае, наш старый враг действует против нас в самом центре Лондона. Нам надо знать больше. И вот здесь вступаете вы, Доррингтон.

— К вашим услугам.

Ага, время пришло. Теперь Уикхем попросит его найти убийцу лакея, и он, Майлз, вежливо заверит его, что доставит голову Черного Тюльпана на блюде и…

— Вы знакомы с лордом Воном? — вдруг спросил Уикхем.

— С лордом Воном? — Застигнутый врасплох, Майлз стал рыться в памяти. — По-моему, этого парня я не знаю.

— Да и не должны. Он совсем недавно вернулся с континента. Однако он знаком с вашими родителями.

Уикхем буквально пронизывал Майлза взглядом. Тот пожал плечами и откинулся в кресле.

— У моих родителей широкий и разнообразный круг знакомств.

— В последнее время вы общались с вашими родителями?

— Нет, — коротко ответил Майлз. Ну не общался. Что еще к этому добавить?

— Вам известно, где они в настоящее время находятся?

Майлз был абсолютно уверен, что шпионы Уикхема обладали более свежей, чем у него, информацией о местонахождении его родителей.

— В последний раз я получил от них письмо из Австрии. Поскольку это было более года назад, они с тех пор могли переехать. Больше мне нечего вам сказать.

Когда же он в последний раз видел своих родителей? Четыре года назад? Пять?

Отец Майлза страдал подагрой. Не теми легкими приступами, которые случаются от чрезмерного увлечения жареным ягненком за рождественским ужином, не цикличной подагрой, но постоянной, всепоглощающей подагрой того рода, что требует особых подушек, экзотической диеты и частой смены врачей. У виконта была его подагра, а еще он любил итальянскую оперу, или, точнее, итальянских певиц. Оба этих интереса удобнее было удовлетворять в Европе. Ибо, сколько помнил Майлз, виконт и виконтесса Лоринг кочевали по Европе с курорта на курорт, принимая достаточно лечебных вод, чтобы потопить небольшую армаду, и внося немалый вклад в поддержку итальянского музыкального искусства.

Представление о том, что один из его родителей имеет какое-то отношение к Черному Тюльпану, убитым агентам или чему-нибудь требующему большего усилий, чем поездка в карете до ближайшего оперного театра, выходило за пределы воображения Майлза. И все равно ему стало отчетливо не по себе оттого, что отец и мать попали в поле зрения военного министерства.

Майлз твердо поставил ноги на пол, положил руки на колени и спросил напрямик:

— У вас есть причины интересоваться моими родителями, сэр, или мы просто ведем светскую беседу?

Уикхем посмотрел на Майлза, пожалуй, весело.

— Вам нет нужды волноваться на их счет, Доррингтон. Нам нужна информация о лорде Воне. Ваши родители входят в его светский круг. Если вы, случаем, напишете своим родителям, то могли бы спросить у них — между делом, — не встречались ли они в своих путешествиях с лордом Воном.

Облегченно вздохнув, Майлз воздержался от замечания, что его переписка с родителями до сего дня может уместиться в среднего размера табакерке.

— Я это сделаю.

— Между делом, — предупредил Уикхем.

— Между делом, — подтвердил Майлз. — Но какое отношение лорд Вон имеет к Черному Тюльпану?

— Лорд Вон, — последовал простой ответ, — хозяин нашего убитого агента.

— А-а.

— Вон, — продолжал Уикхем, — недавно вернулся в Лондон после продолжительного пребывания на континенте. Десятилетнего, если уж быть точным.

Майлз быстренько подсчитал про себя.

— Как раз в то время начал действовать Черный Тюльпан.

Уикхем не стал тратить время на подтверждение очевидного.

— Вы вращаетесь в одних кругах. Понаблюдайте за ним. Мне не нужно говорить вам, Доррингтон, как это делается. Отчет мне нужен через неделю.

Майлз посмотрел прямо в глаза Уикхему:

— Вы его получите.

— Удачи, Доррингтон. — Уикхем принялся копаться в бумагах, ясно давая понять, что разговор окончен. Майлз выбрался из кресла и по пути к двери стал натягивать перчатки. — Я ожидаю увидеть вас здесь в это же время в следующий понедельник.

— Я буду здесь. — Майлз, ликуя, крутанул шляпу, прежде чем основательно надеть ее, скрыв непослушные светлые волосы. Задержавшись у двери, он улыбнулся своему начальнику. — С цветами.

— Черный Тюльпан? — Колин усмехнулся. — Не слишком-то оригинально, должен признать. Ну а чего вы ожидали от помешанного французского агента?

— Кажется, у Дюма есть роман с таким названием.

Колин подумал.

— По-моему, они между собой не связаны. Кроме того, Дюма появился позже.

— Я и не говорю, что Дюма был Черным Тюльпаном, — возразила я.

— Отец Дюма служил в армии Наполеона солдатом, — объявил Колин, авторитетно подняв указательный палец, но испортил эффект, добавив: — Или, возможно, это был его дед. В любом случае кто-то из них.