Генриетта медленно и осторожно дошла до самой двери кабинета. Нет, подсвечник гораздо лучше. Если повезет, она подкрадется к налетчику сзади и…

— …выпал прямо из окна!

— Да ты что! Прямо в середине Сент-Джеймс-стрит!

— И тогда Браммел сказал: «Мой дорогой юноша, если вы так уж хотите оставаться портновским кошмаром, убедительно прошу избавить нас от вашего дальнейшего присутствия». Я думал, Понсонби провалится сквозь землю!

Дверь малой гостиной с другой стороны холла распахнулась, послышались громкие шаги и мужской смех. Слабый свет под дверью кабинета вдруг исчез.

Нет!

Отбросив осторожность, Генриетта подбежала к кабинету, толкнула дверь. После освещенного холла темнота в комнате показалась ей непроницаемой. Опрометчиво заспешив, она налетела животом на что-то острое и твердое и чуть не выронила подсвечник. Француз проткнул ее мечом?

Ощупывание показало, что на самом деле это угол письменного стола Ричарда и потери крови не наблюдается. Однако больно.

Втянув воздух, Генриетта заставила себя разогнуться, но было ясно, что она опоздала. Дымок от недавно задутой свечи щекотал нос, но задувшего эту свечу нигде не было видно.

Когда глаза Генриетты привыкли, сгустки темноты, разбросанные по комнате, превратились в знакомую обстановку: кресла и столы, несколько бюстов на узких подставках и карающий письменный стол. Девушка пошарила под столом ногой, но скорчившегося шпиона там не обнаружила, а кроме стола да двух кресел с подголовниками, в комнате не было достаточно крупной мебели, чтобы с удобством спрятаться под ней или за ней. Книжные шкафы стояли вдоль стен, не маскируя ни единого потайного хода, насколько знала Генриетта… а если не знала она, то монах-призрак не знал и подавно. Генриетта хотела уже для порядка заглянуть за кресла, когда заметила кое-что убедившее ее не тратить попусту силы.

Штора в дальнем конце комнаты надулась — кто-то только что воспользовался окном.

Вот ведь!

Генриетта метнулась к окну, но неизвестный исчез так основательно, словно и в самом деле был призраком, которого изображал. В свете бесстрастной луны парк лежал молчаливый и безлюдный. У монаха-призрака было довольно времени, чтобы убежать, пока она сражалась с письменным столом Ричарда.

Генриетта разозлилась на себя. Не самый лучший из нее получился бесстрашный шпион. Понятное дело, она все еще думала, что, если б не парочка громогласных, гогочущих мужчин, она застала бы незваного гостя врасплох.

Генриетта обнаружила, что все еще сжимает тяжеленный серебряный подсвечник, и с раздраженным стуком поставила его на стол Ричарда. Разрази их гром, этих шумных, во все сующихся мужчин. Безмозглых, расхаживающих с важным видом дылд. Правда, из них получаются хорошие партнеры для танцев — в смысле, когда они не забывают об обещанном танце и не наступают на ноги, как слоны с расстройством ориентации в пространстве, — но в остальном амазонки были правы. Мужчины не стоят тех неприятностей, которые доставляют, и уж если на то пошло, она прекрасно может потанцевать и с Пенелопой.

Тяжелые шаги в дверях заставили Генриетту подпрыгнуть; она развернулась к двери, оперлась о стол. На мгновение свет ослепил Генриетту, поэтому увидела она только круг света в темноте.

Силы небесные! Для любой ночи достаточно одного монаха-призрака, она не нуждается в дополнительных сверхъестественных видениях. Генриетта раздраженно заморгала, и свет превратился в пламя свечи.

— Кто здесь? — резко спросила она.

— Генриетта? — удивленно отозвался мужской голос.

— О-о, — без всякого выражения протянула девушка, когда в комнату вошел Майлз. Напомнив себе об амазонках, она заслонила глаза от света. — Это ты.

Майлз озадаченно осмотрел темную комнату.

— Что ты делаешь здесь в темноте?

— Ничего для тебя интересного. — Генриетта направилась к двери, поборов желание треснуть Майлза подсвечником. Не хватает еще именно так закончить сегодняшний день — объяснением с Ричардом и Амели, почему она оглушила Майлза. — Доброй ночи.

Майлз схватил ее за руку, заставив остановиться. Захлопнул ногой дверь и встал между ней и девушкой.

— Генриетта, не делай этого.

— Чего не делать? — мисс Селвик вырвала руку.

Майлз запустил пятерню в волосы.

— Ты знаешь.

— Нет, — категорически заявила она. — Не знаю. Может, знала бы, если б кто-то потрудился заехать или прислать записку, вместо того чтобы исчезать на целую неделю…

Услышав, что повышает голос, Генриетта торопливо умолкла, иначе заверещала бы, как Царица Ночи[47] в неудачный день.

Что ж, это оправданно, напомнила она себе. День таки выдался неудачным и длинным — от поломки экипажа до появления призрака и идиотов-мужчин, которые сначала прячутся от тебя, когда ты хочешь их видеть, а затем не дают уйти из комнаты, когда ты видеть их не хочешь. Генриетта метнула в Майлза испепеляющий взгляд.

Но Майлз мужественно устоял под ее взглядом.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— А всю последнюю неделю тебя удерживали вооруженные бандиты? Привязали к стулу, наверное? Лишили письменных принадлежностей? Связали, а рот заткнули кляпом?

Майлз с трудом проглотил вставший в горле комок.

— Я повел себя по-хамски?

— Он еще спрашивает, — натянуто ответила Генриетта и взялась за ручку двери.

Майлз немного растерялся.

— Я хочу сказать, что сожалею.

— Что ж, очень мило, — пробормотала Генриетта. Одно скромное «сожалею» за шесть — нет, семь, если считать большую часть сегодняшнего дня — дней душераздирающих мук? Ха!

Майлз то ли не услышал ее, то ли предпочел не слышать.

— Мне тебя не хватает, — искренне сказал он. — Без тебя жизнь просто… скучна. Мне не хватает наших разговоров. Наших прогулок в парке.

Генриетта уклончиво хмыкнула, но дверную ручку отпустила.

— Все не так, когда тебя нет рядом. — Майлз принялся ходить взад-вперед. — Черт, я даже скучаю по «Олмаку». Ты можешь в это поверить? По «Олмаку»!

В его тоне так явственно прозвучали смущение и негодование, что, несмотря на все ожидание, разбитые надежды и полные злости записи в дневнике, Генриетта невольно почувствовала, как ее дурное настроение исчезает. Это снова ее Майлз, а не отчужденный незнакомец ее мыслей, и его ворчливый тон пробудил в девушке странную надежду, какую не пробудило бы никакое чтение стихов.

— Леди Джерси будет польщена, — осторожно проговорила Генриетта, но тень улыбки тронула ее губы.

— Леди Джерси может повеситься, — сказал Майлз со страстью, глубоко огорчившей бы леди Джерси, присутствуй она при этом.

— Не очень-то великодушно с твоей стороны.

— Генриетта, — простонал Майлз с таким видом, будто сейчас начнет биться головой о дверь, — ты простишь меня?

Генриетта немедленно затихла, придя в восторг, от которого перехватило дыхание и закололо кончики пальцев. Она даже не заметила, что расхаживание Майлза по кабинету увело его далеко от двери, освободив ей путь. Стремительный уход внезапно показался Генриетте не столь уж обязательным.

— Хорошо, — едва дыша, произнесла она.

— Трещина в наших отношениях… — Майлз выразительно взмахнул руками. — Мне она не нравится.

— Мне тоже, — сказала Генриетта не своим голосом.

— Я не могу без тебя обойтись, — искренне продолжал настаивать Майлз.

Он не может без нее обойтись. Это был Майлз, Майлз, который говорит, что не может без нее обойтись. Генриетта бы ущипнула себя, чтобы убедиться — она не грезит, уснув в саду среди лаванды и роз под колыбельную кузнечиков; но если бы это ей снилось, она была бы в элегантном платье из небесно-голубого атласа, волосы уложены очаровательными локонами, а Майлз стоял бы на коленях в летнем саду, а не метался как угорелый в темном кабинете ее брата. Однако же вот она, стоит в испачканном дорожном платье из саржи, волосы обвисли, на подбородке пятно, и Майлз говорит, что не может без нее обойтись. Это, наверное, наяву.