В ответ на ее слова Вон поднял брови.

— Может, лучше скажем, за снятие масок?

С кого это, интересно, он собирается снимать маски? Ее маска лежала на одной из скамеек у стены, тем не менее Генриетта не обманывалась — Вон говорил в переносном смысле.

— Непременно, — сказала Генриетта. Внезапно она почувствовала раздражение из-за смехотворной словесной игры, в которую они играли, этого танца не вполне понятных намеков. — Давайте выпьем за правду. Знаете, говорят, она всегда выходит наружу.

Бокалы соприкоснулись, хрустальный звон разнесся но небольшой комнате как перезвон небесных сфер.

— Это ваш тост, леди Генриетта, и мне не подобает вам противоречить. Но со временем вы узнаете, что правда — госпожа уступчивая.

Генриетта решительно поставила бокал на стол, воспользовавшись моментом, чтобы выплеснуть часть вина на поднос с виноградом.

— Я не согласна, — напрямик заявила она. — Нечто либо правдиво, либо фальшиво. Люди могут злоупотреблять личинами, но правда всегда постоянна. Например, — отважно продолжала она, — измена всегда остается изменой.

Вон на шаг резко отступил от стола, и Генриетта подумала, не слишком ли далеко она зашла. Му что ж теперь делать? Генриетта стиснула ножку бокала. Это не оружие, но его осколком вполне можно защищаться если… если что? Он пытается приблизиться?

Больше ничем она не могла остановить надвигавшегося на нее лорда Вона. Он стоял неподвижно и внимательно смотрел на нее, не отводя взгляда, как ястреб, падающий на свою добычу. Рубиновые глаза сокола на его груди алчно сверкали в свете свечей.

— А вы, леди Генриетта? — вкрадчиво спросил он и безжалостно приподнял ее лицо за подбородок. — Вы останетесь постоянной?

Слово это как бы многократно повторилось в маленькой комнате, отразившись от стен, фарфоровых медальонов, серебряного графина — от всех безмолвных предметов, застывших в чуткой тишине.

— По-постоянной?

Генриетта тянула время, мысли ее мчались сразу во всех направлениях. Частью сознания она с неудовольствием отметила, как крепко сжимает ее подбородок Вон и как легко его пальцы могут переместиться с подбородка на горло. Другая часть сознания отстраненно вопрошала, пытается ли Вон склонить ее к измене, какой ответ задушит — положительный или отрицательный, а также не риторический ли это вопрос.

Крепче стиснув подбородок, Вон задумчиво смотрел на нее.

В жуткой тишине послышался звук, не громче скребущейся за стенными панелями крысы. Вон отпустил лицо Генриетты и быстро пошел к одной из стен.

Генриетта глубоко, судорожно вздохнула.

Панель в стене медленно открылась внутрь, плавно отделяясь от остальной обшивки. Вот, значит, как она работает, подумала Генриетта, примечая местоположение двери. По бокам она была замаскирована позолоченными декоративными решетками, а сверху искусно задекорирована пластиной из нефрита и коралла.

— Войдите! — грубо приказал Вон.

Из-за двери высунулось всего лишь лицо слуги и стало подниматься выше, словно отделенная от тела голова в романах ужасов. Если в страшных романах головы обычно смотрели гневно и пугающе, то эта выглядела очень встревоженной и виноватой. Генриетта подавила внезапное, безумное желание рассмеяться и обнаружила, что чувствует себя на вертких каблуках совсем не так устойчиво, как предполагала.

— Прошу прощения, ваша светлость, — озабоченно произнесла блуждающая голова, — я знаю, вы велели не беспокоить вас, но…

— Что такое, Хатчинс? — нетерпеливо прервал его Вон.

— Письмо, ваша светлость. Сказали, очень срочное.

— Леди Генриетта. — Вон повернулся к ней с любезной улыбкой крайнего сожаления хозяина, словно последней сцены не было и в помине. Рука Генриетты исподтишка поползла к подбородку, словно там все еще находились пальцы Вона. — Огорчен, что должен ненадолго вас покинуть, но, полагаю, вы найдете чем развлечься до моего возвращения.

Не в силах поверить своей удаче, Генриетта легкомысленно улыбнулась и пошевелила пальцами, как бы прощаясь с Воном.

— Не волнуйтесь. Нам с драконами есть что обсудить.

Например где спрятана дверная ручка.

Вон учтиво поклонился, что совершенно не вязалось с его предыдущим поведением, и вышел, демонстративно захлопнув за собой дверь. Генриетта подобрала юбки и, на цыпочках подойдя к панели, через которую удалился хозяин, постояла минуту, приложив ухо к стене и прислушиваясь к звуку удалявшихся по коридору шагов — стремительных, уверенных Вона и других — прихрамывающих и шаркающих, старающихся на отставать.

Хорошо. Вон действительно ушел. Как долго он будет отсутствовать — это уже вопрос другой.

Сосредоточенно прищурив светло-карие глаза, Генриетта осмотрела стенную панель с фарфоровыми пагодами и золочеными драконами. Девушке было все равно, сколько пламени они изрыгают; она была полна решимости найти потайную задвижку, открывающую дверь, до возвращения Вона.

Генриетта провела пальцами по позолоченной раме, в которую была заключена нарисованная на фарфоре картинка, и в изумлении отдернула руку. Фарфор был вставлен в саму стену, а рама являлась обманкой, оптической иллюзией, рисунком, создающим впечатление настоящей вещи. Завитки и выступы, таившие в себе, казалось, столько возможностей для манипуляций, оказались всего лишь мазками позолоты на дереве стены, такие же бесполезные для Генриетты, как ее валявшаяся рядом маска.

Генриетта восстановила дыхание, сосредоточившись на том, чтобы при выдохе не упираться ребрами в планки корсета. Спокойствие, ей нужно сохранять спокойствие. Преувеличенно глубоко вздохнув, она обеими руками провела по всей длине стены. Если ничего не выйдет, она хотя бы знает, где находится нужная панель, и дождется возвращения Вона. Чтобы ему войти, панель должна открыться, и Генриетта может оглушить его, ударив по голове тяжелым серебряным ведерком, в котором Вон охлаждал шампанское.

Истерическая улыбка искривила губы Генриетты. Майлз ее одобрил бы. Он большой сторонник нокаутов.

Но до этого еще не дошло, напомнила себе девушка, расправляя плечи. По крайней мере пока. На фарфоровых панелях не просматривалось ни трещинок, ни выступов, за которыми мог бы скрываться механизм, запирающий дверь. Персонажем на одной из картинок был дракон: он, согласно законам жанра, уносил неведомо куда несчастную деревенскую девушку. Девушка отнюдь не казалась такой уж несчастной. Возможно, китайские драконы добрее к своей добыче, чем их европейские собратья? — некстати подумала Генриетта, сильно надавливая на тело дракона. Ничто не шевельнулось. Дракон и девушка продолжили свое бесконечное путешествие, плоские на хрупкой основе, навсегда застывшие в полете.

Навсегда. Забавно, но до сего момента это слово никогда не казалось ей таким зловещим. Поежившись, и совсем не от холода, Генриетта упала на колени и стала ощупывать низ панели дрожащими руками. Она увидела трещинку, тоньше волоска, обозначавшую нижний край двери и насмехавшуюся над ней своим существованием.

— Почему ты не открываешься? — прошипела девушка.

Дверь, наглая и безмолвная, не потрудилась ответить.

К сожалению, не все было так безмолвно. О Боже, не шаги ли это в коридоре? Подстегнутая паникой, Генриетта в отчаянии сунула в щелку ноготь. Тот сломался. Дверь упрямо не открывалась. Если она не смогла даже просунуть туда ноготь, как можно надеяться приподнять ее чем-то более прочным? Сев на пятки, Генриетта уставилась перед собой невидящим взглядом. Значит, придется прибегнуть к ведерку. Больше ей ничего не остается, больше попробовать нечего. Она ощупала, нажимая, каждый квадратный дюйм двери, все панели, надавила на все выступы. И безнадежно признала — она попалась всерьез.

Два дракона, поддерживающие бархатное сиденье скамейки, глумливо усмехались ей в своем позолоченном самодовольстве — Церберы-близнецы своей Персефоны.

Драконы! Конечно! Генриетта вскочила, подстегнутая новым взрывом оптимизма. Они располагались настолько ниже уровня глаз, что ей и в голову не пришло подумать о них, но если нужно спрятать рычаг, разве не логично сделать его как можно более непохожим? Это хотя бы шанс, и гораздо лучший, чем оглушать Вона графином.