Но Генриетта всего лишь раз заметила этим вечером маркизу, чье поведение не внушало никаких подозрений. Она оделась Изабеллой Испанской[35] и закуталась в изысканную испанскую мантилью, но сквозь волны кружев Генриетта различила блеск иссиня-черных волос, которые, как и нарочитая грациозность движений, безошибочно выдали их обладательницу. Маркиза увлеченно беседовала с лордом Питером Иннесом, шалопаем вторым сыном, который возвел себя в звание близкого друга принца Уэльского с помощью безудержного пьянства, азартных игр и (хотя Генриетте и не полагалось знать такие вещи) распутства. Как ни старалась, ничего зловещего в их разговоре Генриетта увидеть не смогла. Разговор следовало счесть неразумным, если маркиза стремилась восполнить свою казну с помощью выгодного замужества — близкие друзья принца не имели склонности к женитьбе, а состояние их казны не выдерживало никакой критики, — но не предательским.

И все равно Генриетта на всякий случай не упускала из виду черную кружевную мантилью.

Не встречалась еще Генриетта и с хозяином. Лорда Вона девушка тоже внесла в свой короткий список подозреваемых. Его внимание к ней казалось неожиданным и неотступным. Накануне, на балу у Мидлторпов, он принес ей шампанского, а лорда Вона Генриетта считала человеком, редко кому-нибудь что-нибудь приносящим без особой на то причины. Генриетта просто не знала, имели его причины амурный характер или какой другой. Она не обманывалась на свой счет, воображая себя женщиной, из-за которой мужчины не теряют головы, но лорд Вон находился в том возрасте, когда мог искать ради наследника вторую жену, чтобы поместье и титул не перешли к какому-то ничтожному дальнему родственнику (дальние родственники-наследники неизменно оказываются ничтожными). Генриетта представляла собой великолепный экземпляр для производства на свет наследника — дочь маркиза, она обладала живым умом, приятной наружностью и не имела в своем роду душевнобольных.

С другой стороны, он остановил на ней свой усиленный лорнетом взгляд только когда заговорили об эскападах Ричарда.

— Леди Генриетта! Вы почтили меня своим присутствием.

Несомненно, есть что-то в старой поговорке о том, что подумай, мол, о нечистом, так он и явится; Генриетта едва не споткнулась о подол своего платья, когда перед ней возник предмет ее размышлений.

Стремясь скрыть смущение, она присела в реверансе. Широкие юбки сложились, и девушка с трудом справилась с непривычным сочетанием обручей и неустойчивых каблуков.

— Добрый вечер, лорд Вон.

— Ну что вы, леди Генриетта, — вкрадчиво промолвил Вон. — На маскараде никаких имен.

— Значит, мне следовало назвать вас синьором Макиавелли?

В густо-черном атласном дублете Вон смотрелся вельможей эпохи Возрождения. Полосы серебристой тесьмы украшали рукава, а целая стая извивающихся морских змей на полах дублета и вырезе искала, казалось, корабль, который можно было бы покинуть. На шее у графа висела тяжелая золотая цепь, какие носили важные деятели на портретах елизаветинской эпохи. Подвеской на ней служила не государственная печать, а сокол с рубиновыми глазами.

Лорд Вон засмеялся, рубиновые глаза сокола сверкнули вместе с движением груди.

— Вы хвалите мою проницательность или порицаете мои моральные устои?

Слова попали почти не в бровь, а в глаз. Генриетте стало неуютно.

— Ни то ни другое. Я просто угадывала, опираясь на эпоху.

— И первым вам пришло на ум имя Макиавелли? — Вон вскинул бровь. — Интересно мыслите, леди Генриетта.

Он заигрывает с ней или забрасывает наживку?

— Зато далеко не такой проницательный взгляд, как у вас, — поспешно извернулась Генриетта. — На меня произвело большое впечатление, что вы узнали меня под маской после столь поверхностного знакомства.

Лорд Вон поклонился.

— Разве под маской можно скрыть красоту?

— Маска, — прозаически проговорила Генриетта, опуская свою, — часто создает самую лучшую иллюзию красоты там, где ее нет вовсе.

— Только для тех, кому требуется подобная уловка. — Лорд Вон согнул руку, и Генриетте, попавшей в ловушку вежливых манер, ничего не оставалось, как опереться на нее. — По-моему, я обещал вам мистических существ.

— Драконов, если быть точнее, — согласилась Генриетта, торопливо оценивая свое положение. Ее близость к лорду Вону, хотя и невольная, могла все же оказаться полезной. Если бы она сумела задать ему подходящие наводящие вопросы — подходящие ненавязчивые наводящие вопросы, — то смогла бы вытянуть из него достаточно, чтобы определить, стал он предателем за годы своего пребывания за границей или нет. Небрежное упоминание о недавней поездке во Францию, например, или чрезмерно близкое знакомство с делами при дворе Бонапарта.

Вон размеренным шагом шел сквозь маскарадную толпу, ведя Генриетту и раскланиваясь по пути со знакомыми. Впервые Генриетта благословляла широкие юбки, о которые она постоянно спотыкалась, из-за которых застревала в дверях и мысленно обрекла себя на муки на весь вечер. Юбки, причинявшие страшные неудобства, держали лорда Вона на безопасном расстоянии, пока они шли, на придворный манер соединив руки над разделявшим их пространством, — пальцы девушки легко покоились на вытянутой руке кавалера.

— Ваш дом очарователен, милорд, — решилась Генриетта, желая завязать разговор. — Как вы могли так долго оставаться вдали от него?

Рука Вона под ее пальцами застыла, но голос не выдал ничего примечательного, кроме вежливого равнодушия, когда он ответил:

— Континент обладает своими прелестями, леди Генриетта.

— Да, я знаю, — с энтузиазмом поддержала Генриетта. — Наша семья находилась во Франции перед самой войной. — В конце концов, об этом знают все, поэтому ничего страшного, если она скажет ему то, что он и так уже знает. — И меня поразили красота архитектуры, изысканность кухни и уровень театрального искусства. Несмотря на последние события, Париж действительно самый очаровательный город. Вы не находите его таковым, милорд?

— Много лет я никаким Париж не нахожу и в Париже ничего не нахожу, — пренебрежительно ответил Вон, отвернувшись, чтобы поклониться проходившему мимо знакомому.

Сердце Генриетты забилось быстрее под тесным корсетом.

— Вы хотите сказать, — спросила она преувеличенно невинным тоном, — что нынешняя столица Франции Париж кажется вам скучной?

— Я уже некоторое время не навещал ее. Война таки накладывает ограничения на свободу передвижения.

Лицо Вона и тон выражали полное равнодушие. Генриетта не поверила ни одному слову.

— Как жаль, — пробормотала она, лишь бы что-нибудь сказать.

— Иногда приходится мириться с личными неудобствами ради мировых событий, леди Генриетта, — сухо ответил Вон. — Или подвиги вашего брата ничему вас не научили?

Очередная ссылка на Ричарда, с подозрением подумала девушка. Опасные воды, кишащие морскими змеями, — совсем как те, что изображены на дублете Вона. Вообще-то предполагалось, что она будет расспрашивать лорда Вона, а не наоборот. Сей неуместный интерес к деятельности ее брата может указывать на принадлежность Вона к шпионской сети Бонапарта. Или быть всего лишь проявлением простого любопытства. За последние несколько недель, с тех пор как разоблачили брата, Генриетту одолевали расспросами о Ричарде и его подвигах люди, которых никак нельзя было заподозрить в принадлежности к французским шпионам, и прежде всего Болван Фитцхью.

— Ричард так редко бывал дома, — туманно ответила Генриетта и сменила тему, спросив: — Долго нам еще идти до ваших драконов?

Они дошли до конца анфилады гостиных, и лорд Вон увлек девушку прочь из толпы и вывел в почти пустынный коридор, тусклый после тысяч свечей, иллюминировавших гостиные. Генриетта плотнее прижала к лицу золотистую маску. Кроме Арлекина и средневековой служанки, слившихся в любовном объятии, в коридоре никого не было. Генриетта почувствовала — это как раз то, что имела в виду мать, когда предостерегала ее насчет укромных уголков. Когда лорд Вон взялся за ручку одной из дверей, девушка с трудом подавила страстное желание развернуться и побежать назад, под защиту света и людей.