Что же касается записки… а о ней и вообще никому знать не нужно, не так ли?

Кроме того, что такое одна записка по сравнению с перспективой добыть целую гору доказательств? Майлз уже на три четверти опустошил стакан с джином и определенно преисполнился оптимизма, хотя свеча и догорела, а официантка Молли метала на него сердитые взгляды. Не довольствуясь одной запиской, решил Майлз, он соберет достаточно улик, составит против Вона основательное дело и выявит его сообщников, внедренных им по всему городу.

Той одной записки, если б ему удалось стащить нужную, вполне хватило бы для обвинения Вона — тут Майлз с тоской прищурился на уровень джина в своем стакане и сделал еще глоток, — но она никак не помогла бы выкурить сообщников Вона из их убежища. Где один таинственный человек в плаще с капюшоном, там обязательно есть и другие; шпионы обычно творят свои подлые делишки с помощью разветвленной сети.

К тому моменту, когда стакан опустел, Майлз составил план и попытался бы привести его в исполнение немедленно, если бы не подрастерял немножко форму. Он не был пьян, не с одного же стакана этой гадости… или их было три? Вспомнить он не мог. Во всяком случае, он немножко… устал. Точно. Устал.

Трудности с нащупыванием дверной ручки при выходе из таверны убедили Майлза, что ночью лучше еще подумать над планом и во всей полноте осуществить его на следующий день. Когда он снова сможет идти ровно. И потом, ему нужен помощник, и он знал, где его найти.

Выйдя теперь на Сент-Джеймс-стрит и по пути увернувшись от фаэтона с никудышным кучером, Майлз энергично зашагал в «Уайтс» — на поиски хорошей порции бренди и сообщника по преступлению.

Именно в такие моменты Майлзу не хватало Ричарда. Он никогда не признается — по крайней мере вслух, — но в «Уайтсе» стало как-то странно пусто без его старинного друга. На подобное дело логичнее всего было бы пригласить Ричарда; еще в школьные годы они даже разработали собственный шифр, оказавшийся не по зубам самым дотошным французским агентам. Так нет, Ричарду приспичило влюбиться. Несколько опрометчиво с его стороны.

Не то чтобы Майлзу не нравилась Амели. Она казалась довольно милой. Достаточно красивой, умной, явно преданной Ричарду. Не во вкусе Майлза, но это, вероятно, и хорошо, поскольку в его представлении мало что выводит из равновесия и бесчестит так, как преступная страсть к жене лучшего друга… за исключением, возможно, преступной страсти к сестре лучшего друга. Поэтому Майлза не особо волновало, что он не до конца понимает, что же Ричард нашел в Амели. Ничего лучшего для своего лучшего друга он и пожелать не мог.

Но, приобретя жену, человек меняется. Даже если означенная жена не вызывает никаких возражений. В прежние дни, пропади оно все пропадом, Ричард сидел бы в «Уайтсе», они уговорили бы бутылочку кларета, с мужской язвительностью прошлись бы по Бонапарту, пометали дротики, спланировали низвержение лорда Вона и отправились бы к джентльмену Джексону немножко помахать кулаками. А где теперь Ричард? Живет в деревне в Суссексе, вот где. Заживо себя хоронит.

Ну и ладно, по крайней мере Джефф в городе и не связан по рукам и ногам женщиной. Майлз принялся разыскивать своего второго лучшего друга. До недавних пор Джефф находился в Париже вместе с Ричардом, являясь вторым руководителем в Лиге Пурпурной Горечавки.

Сейчас он весьма кстати находился в Лондоне и был как раз тем человеком, который требовался Майлзу для разоблачения французского шпиона. Майлз заметил знакомый затылок у маленького столика в конце комнаты и пошел туда.

— Джефф?

Коротко стриженная темная голова осталась в прежнем, склоненном над столом, положении, перо беспокойно постукивало по исцарапанной столешнице.

— Пинчингдейл-Снайп?

По-прежнему нет ответа.

Майлз приблизился и услышал негромкое гудение, прерываемое постукиванием пера.

— О, если бы… — тук — я мог… — тук, тук — внушить тебе — тук, тук — любовь…

— «То закипела б молодая кровь»? — предложил Майлз.

Джеффри вскинул голову.

— Что ты тут делаешь? — требовательно спросил он, не выказав, как можно было бы ожидать, никакой радости при виде своего второго лучшего друга.

Майлз с некоторым недоумением уставился на исчерканный лист бумаги.

— Уж точно не то, что ты. — Он облокотился на стол и пробежал стихотворные строчки, написанные аккуратным почерком Джеффа: — «Короны Альбиона драгоценный перл, что сделать, чтобы ты стала моей?»

— Тебе что, некуда больше пойти? — процедил сквозь зубы Джефф, закрывая листок испачканной чернилами ладонью.

— Пожалуй, да. — Наклонившись, Майлз вглядывался между пальцев Джеффа. — Ты уверен, что размер выдержан, старина?

— У тебя нет любовницы, чтобы поехать потрепать кому-нибудь нервы? Куда-нибудь далеко, подальше.

— В настоящий момент — нет. — Майлз оставил литературные потуги Джеффа и небрежно прислонился к столу. — Я дал Каталине отставку на прошлой неделе. Опоздал, понимаешь, на ужин, а она обрушила на мою голову чайный сервиз.

Джефф невольно улыбнулся:

— Сахарницу и все остальное?

— До последнего блюдца, — подтвердил Майлз. — Допускаю, у нее артистический темперамент, но постоянные осколки фарфора под ногами немножко надоедают. А кроме того, они причиняют боль.

Майлз поморщился, вспоминая. Потребовалось несколько часов, чтобы извлечь из складок галстука осколки фарфора. Данное занятие пришлось отнюдь не по вкусу его камердинеру Дауни. А когда нужно выбирать между камердинером и любовницей… что ж, так даже и вопрос не стоит. Никто не способен придать белью такую свежесть, как Дауни.

— Тогда почему бы тебе не отправиться на поиски новой? — предложил Джефф, загораживая свои раскритикованные вирши. — Я слышал, сегодня вечером в «Хеймаркете» выступает новая французская оперная певица. Если поторопишься, то первым сделаешь предложение мадам Фьориле.

— С меня пока хватит оперных певиц. Слишком темпераментны. И потом, этим вечером я обречен на муки в виде бала у Мидлторпов. В смысле стреноживать не в меру прытких жеребчиков.

— Это почему-то напоминает мне поговорку «пусти козла в огород» — Джефф поморщился. — Прости. Я не хотел.

— Не знаю, что хуже, твои шуточки или твои стихи, — ровным голосом отозвался Майлз.

Джефф раздраженно посмотрел на друга, но от комментариев воздержался.

— Увидимся вечером у Мидлторпов.

— Именно это я и надеялся от тебя услышать. — Майлз хлопнул Джеффа по плечу и понизил голос: — Мне нужна твоя помощь.

Уловив перемену в тоне Майлза, Джефф положил перо, быстро оглядел комнату, убедился, что она пуста, и спросил шепотом:

— Какого рода?

— Мне нужно, чтобы ты следил, остается ли некто в бальном зале, пока я забираюсь в его дом.

— Могу я спросить, в чей дом ты планируешь проникнуть? И зачем? Случаем, не на пари? — тоном мученика осведомился Джефф.

М-да. Это случилось восемь лет назад. И он вернул ночную вазу, после того как выиграл пари. С Джеффа станется вытащить давнюю историю на свет.

Майлз отказался сворачивать на тернистый путь самооправдания.

— Что тебе известно о лорде Воне?

Джефф задумчиво свел брови.

— Вон… Он при таинственных обстоятельствах уехал на континент, когда мы еще учились в университете; что-то связанное со смертью его жены. Она унаследовала большое состояние, и после ее смерти все оно перешло к нему. — Джефф помрачнел. — Вона всегда отличали дорогостоящие вкусы. Сомнительная история. Он объявил, будто она умерла от оспы, но что-то там было неладно.

— Продолжай, — попросил Майлз. — Что-нибудь еще?

— Ну, обычное дело — слухи про клуб «Адское пламя» и разные тайные общества. Чистые сплетни, как ты понимаешь. Ничего так и не доказали.

— А некоторые из этих тайных обществ не занимались революционной деятельностью? — с надеждой спросил Майлз.

В конце восьмидесятых — девяностых годов существовало несколько революционных обществ, горячих сторонников работ Тома Пейна, который приветствовал события во Франции как зарю смелого нового века. Во многие из этих групп проникли и обосновались там французские агенты, почувствовавшие благодатную почву для подстрекательства к бунту. Правительство весьма успешно прикрыло самые шумные группы, но по необходимости делалось это постепенно и кое-кого упустили.