— И умственные способности овоща, — сухо вставила Генриетта, позволив себе отвлечься от далеко не приятных размышлений.

Шарлотта хихикнула.

— Полагаю, все это золото наводит позолоту на данный овощ.

Пенелопа посмотрела на нее с подозрением.

— Позолоту на овощ?

— Ну, как позолотить лилию. Только это овощ.

Генриетта тряхнула головой, избавляясь от неудачных образов, и язвительно посмотрела на Пенелопу:

— Возвращаясь к нашему делу…

— Не волнуйся, Генриетта. Что самое худшее, что могло случиться?

— Бесчестье? — предположила Шарлотта.

— Брак с мистером Фитцхью, — предостерегла Генриетта.

— Ух, — только и сказала Пенелопа.

— Вот именно, — коротко откликнулась Генриетта.

Она собиралась довести высказывание до конца, когда ее отвлекли шаги в дверях. Обернувшись, Генриетта увидела объект своих недавних мыслей, с торжеством прислонившийся к косяку. Первую остановку он явно сделал на кухне — в обеих руках он держал по знаменитому имбирному печенью и по очереди от них откусывал.

— Доброе утро, леди, — объявил он с обаятельной улыбкой, лишь слегка подпорченной набитым ртом.

— Вы же знаете, Ричард здесь больше не живет, — огрызнулась Пенелопа.

Генриетта вяло махнула рукой:

— О, для Майлза это не имеет ни малейшего значения. Он просто приходит сюда…

— …чтобы поесть, — послушно закончил за нее Майлз, дожевывая и глотая последний кусок имбирного печенья.

Генриетта наклонила голову.

— Ты сегодня в хорошем настроении.

— Как может быть иначе, когда передо мной сидят три такие красивые девушки? — Майлз отвесил изысканный поклон.

Шарлотта покраснела.

Пенелопа фыркнула.

Генриетта с подозрением прищурила свои светло-карие глаза.

— Вчера вечером это звучало так: «Погуляйте, детки, я флиртую».

Сцепив руки за спиной, Майлз принялся разглядывать искусную лепнину на потолке.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— У тебя новая любовница? — закинула удочку Генриетта.

— Генриетта! — воскликнула Шарлотта.

Майлз погрозил ей пальцем и заявил:

— Считается, что ты не знаешь о подобных вещах.

Генриетта заметила, что он не стал отрицать это предположение.

— Ты хотел сказать, «о подобных женщинах»?

— О подобных отношениях, — высокомерно поправил ее Майлз.

— Именно отношения я и имела в виду, — резче, чем собиралась, сказала Генриетта.

— Все же Ричард слишком во многое тебя посвящает, — зловеще проговорил Майлз.

— Если бы ты услышал половину того, о чем шепчутся в дамских комнатах на балах, у тебя от шока завяли бы и отвалились уши.

— Может, и к лучшему, — пробормотала Пенелопа.

— Не думаю, что от такого отваливаются уши, — задумчиво вставила Шарлотта.

— У кого это отваливаются уши? — поинтересовалась леди Аппингтон, которая вошла в малую столовую, шурша изумрудными шелками.

— У Майлза, — язвительно сказала Пенелопа.

— Но только не сегодня, надеюсь. Ты поедешь с нами на бал к Мидлторпам?

— Э…

— Прекрасно. Мы заедем за тобой в эту твою отвратительную холостяцкую берлогу в десять часов. В десять часов, запомни. Не без пяти одиннадцать.

— Я никак не мог завязать галстук, — стал оправдываться Майлз.

Леди Аппингтон фыркнула, как умела только она.

— Не думайте, будто мне неизвестны все ваши трюки, молодой человек.

Генриетта подавила смешок.

Но не совсем удачно. Проницательные зеленые глаза леди Аппингтон полыхнули в сторону дочери.

— Генриетта, дорогая, думаю, сегодня вечером ты наденешь бледно-зеленый шелк. Я только что узнала — там будет Перси Понсонби…

— Мне не нравится Перси Понсонби.

— …с Мартином Фробишером.

— А Мартину Фробишеру не нравлюсь я.

— Не говори глупостей, дорогая, ты всем нравишься.

— Нет, он действительно меня не любит.

— На прошлой неделе она облила миндальным ликером его новый фрак, — объяснила Пен, весело переглянувшись с Генриеттой, и с наслаждением добавила: — Он безвозвратно испорчен.

— Какое кощунство — загубить фрак от Вестона, — вполголоса заметил Майлз.

— Он говорил неподобающие для джентльмена вещи, — встала на защиту подруги Шарлотта.

— А что он сказал? — мрачно спросил Майлз.

— Ничего такого! — отрезала Генриетта. — Он просто предложил выйти на балкон и положил руку туда, где ей лежать не полагается.

— Если он попытается снова… — начал Майлз.

И тут леди Аппингтон, нахмурившись, сказала:

— Я увижусь с его матерью сегодня вечером у Мидлторпов…

— Не надо, — простонала Генриетта. — Именно поэтому я тебе и не сказала. Мама, пожалуйста, не разговаривай об этом с его матерью. Это будет слишком унизительно. А ты, — указала она на Майлза, — что бы там ни замышлял, не смей. Со мной ничего не случилось.

— В отличие от фрака Мартина Фробишера, — хихикнула Пенелопа.

Шикнув на Пенелопу, Шарлотта попыталась пнуть ее по ноге, но попала по ножке стула, имеющей вид львиной лапы, и, вскрикнув от боли, откинулась назад в своем кресле.

— Разве вам не нужно до вечера еще съездить в магазин? — ядовито осведомилась Генриетта у своих лучших подруг, бросив на них взгляд, говоривший: «Никогда больше ничего вам не скажу».

— О Боже! — всплеснула руками леди Аппингтон. — Шарлотта, я пообещала твоей бабушке, что к полудню отвезу вас обеих к модистке. Пойдемте-ка… да побыстрей. Пошевеливайся, Пенелопа.

— Я останусь дома, — вставила Генриетта. — Мне нужно написать несколько писем.

Или по крайней мере она может найти, кому написать. Кому угодно. Просто этим утром у нее не было настроения выбирать ленты и взвизгивать при виде оборок. Хорошенький мрачный роман ужасов был бы в самый раз.

Леди Аппингтон пристально посмотрела на дочь, но материнский взгляд не выявил признаков лихорадочного румянца, и поэтому она погнала из комнаты Пенелопу и Шарлотту — взвились оборки, зашуршали нижние юбки, — не переставая отдавать приказания.

— Не забудь, Майлз! В десять часов!

Майлз вышел в коридор.

— Как ей это удается?

— Черная магия, — искренне ответила Генриетта, поднявшись с диванчика и тоже выйдя из комнаты. — Глаз тритона и лягушачья лапка с капелькой ежового экстракта.

— Я все слышала! — донесся из дальнего конца коридора голос леди Аппингтон.

— Этим также объясняется, — доверительно сообщила Генриетта, — ее исключительный слух. — Передняя дверь захлопнулась, отсекая нестройный хор женских голосов. Наклонив голову набок, Генриетта посмотрела на Майлза: — Окажи мне услугу.

Майлз небрежно оперся рукой о стену над головой Генриетты.

— Я слушаю.

Они уже сто раз стояли так прежде — Майлз любил прислоняться, опираться, нависать, — но впервые Генриетта почувствовала себя неуютно. Тесно. Она остро ощущала над своей головой руку Майлза, мускулы, обрисовавшиеся под тканью рукава прекрасно сшитого фрака. Теплый, присущий только Майлзу аромат сандалового дерева и кожи заполнил пространство между ними. Майлз стоял так близко, что Генриетта видела у него крохотные светлые волоски снизу на подбородке, так близко, что, качнись она вперед, оказалась бы в его объятиях.

Объятия и Майлз как-то не сочетались; мысль эта определенно вызвала у Генриетты беспокойство.

И поэтому девушка сделала то, что любая зрелая, сдержанная молодая леди сделала бы в подобной ситуации. Она ткнула его в грудь.

— Прекрати на меня давить.

Охнув, Майлз отскочил.

— Разве я плохо давлю?

Генриетта быстро отошла от стены.

— Да, великолепно, но очень неудобно вести разговор с подбородком. Твой лакей плохо тебя побрил, да?

Майлз невольно схватился за подбородок.

Генриетта почувствовала себя гораздо лучше, стоя в нескольких шагах от виконта, отделенная от него черными и белыми плитками пола.

— Так насчет услуги… — начала она.

Майлз прищурился.

— Какого рода услуга тебе нужна?

Генриетта раздраженно покачала головой: