— Простите, — произнес тот же хрипловатый голос, когда Майлз непроизвольно дернулся: жидкость добралась до кожи, туфли чавкали в липкой луже оршада.
— Все в порядке. — Майлз почувствовал, как хлюпает оршад и в туфлях. — Я не смотрел, куда иду.
— Но ваши брюки…
— Это не важно, — сказал Майлз и галантно добавил: — Могу я принести вам другой бокал?
Женщина улыбнулась. Ее неспешная улыбка началась в уголках губ, добралась до скул, но так и не достигла глаз.
— Я не очень-то огорчена, избавившись от этого напитка. Предпочитаю освежаться чем-нибудь… покрепче.
Взгляд, брошенный на плечи Майлза, предполагал, что она имела в виду не только напитки.
— Тогда вы не туда пришли, — откровенно ответил Майлз.
В конце концов, «Олмак» известен слабыми напитками и еще менее сластолюбивым обществом. Разве что кто-то сходил с ума по леди Джерси, но данная женщина не казалась Майлзу членом клики, боготворящей леди Джерси.
Ресницы, такие же темные, как волосы, опустились, прикрывая бездонные глаза.
— Периодически случаются исключения из общего правила.
— Зависит от того, — протянул Майлз, — насколько человек захочет эти правила нарушить.
— Пока не перейдет границу.
Последний звук деликатно повис в воздухе. Майлз одарил даму своим самым разудалым взглядом.
— Разбивая сердце девушки?
Она легонько провела пальцем с длинным ногтем по краю своего веера.
— Или решимость мужчины.
В другом конце комнаты Генриетта выхватила у герцогини лорнет и стала вглядываться в толпу. Там совершенно определенно стоял Майлз… она безошибочно различала его светлые волосы. Ни у кого другого прическа не могла так растрепаться в бальном зале с совершенно неподвижным воздухом. И он, вне всякого сомнения, разговаривал.
С женщиной.
Генриетта опустила лорнет, осмотрела, дабы убедиться в его исправности, а затем предприняла новую попытку. Женщина стояла на прежнем месте.
Генриетта справедливо удивилась. За время ее многочисленных выездов в свет в сопровождении Майлза выработалась удобная схема поведения. Майлз появляется так поздно, как только позволяют приличия; они устраивают небольшую словесную пикировку; Майлз приносит ей лимонад, а при соответствующем настроении и Пенелопе и Шарлотте, а затем, вместе с остальными утомленными братьями и мужьями, удаляется в карточный салон. Периодически он появляется — убедиться, что все в порядке, принести еще лимонада и потанцевать, если какой-то из танцев в бальной книжечке Генриетты остался свободным, но прочее время он неизменно проводит в мужском святилище карточного салона.
И со всей определенностью не разговаривает с дебютантками.
Правда, женщина в черном — Генриетта прищурилась в лорнет, сожалея, что это не театральный бинокль, — не слишком походила на дебютантку. Прежде всего дебютантки не носили черного. И вырезы платьев у них но большей части бывали поскромнее, чем тот, которым щеголяла собеседница Майлза. Силы небесные, да есть ли у этого платья корсет?
Генриетта подавила необъяснимый приступ откровенной неприязни. Разумеется, никакой неприязни к этой женщине она не испытывала. Да и с чего бы? Она с ней даже еще не знакома.
Но у нее вид, вызывающий неприязнь.
— Кто она? — спросила Генриетта.
Пен фыркнула неподобающим для леди образом.
— Охотница за мужем, без сомнения.
— А мы разве нет? — рассеянно возразила Генриетта, когда женщина положила руку в черной перчатке на локоть Майлза. Тот, похоже, не делал попыток избавиться от этого наслоения.
— Это к делу не относится, — изрекла Пенелопа.
— Я бы предпочла, чтобы мой будущий муж охотился за мной, — вздохнула Шарлотта.
Пенелопа лукаво усмехнулась:
— Он будет прятаться под твоим балконом и кричать: «Любовь моя! Любовь моя! О, любовь моей жизни!»
— Тихо! — Шарлотта схватила Пенелопу за одну из простертых рук. — На нас все смотрят.
Пенелопа с любовью сжала руку Шарлотты.
— Пусть смотрят! Это только прибавит тебе загадочности. Ты согласна, Генриетта? Генриетта?
Генриетта все еще разглядывала темную женщину, стоявшую с Майлзом.
Герцогиня ударила Генриетту по руке.
Девушка вскрикнула и уронила лорнет прямиком на колени герцогине.
— Так-то лучше, — пробормотала старуха, завладевая лорнетом. — Ах.
— Да? — подбодрила ее Генриетта, гадая, возможно ли будет незаметно подобраться к ним поближе и немного послушать, но так, чтобы не было заметно, что она делает это нарочно. Вероятно, нет, сокрушенно решила она. Кроме как за Майлзом, спрятаться там было негде, а его собеседница скорее всего догадается, увидев, как Генриетта выглядывает из-за спины Майлза. И обязательно скажет об этом Майлзу. И Генриетте, какой бы речистой она ни была, трудно будет объяснить свой поступок.
— Так вот кто это! Кто бы мог подумать, что она вернется в Лондон?
— Кто? — спросила Генриетта.
— Так, так, так, — забормотала герцогиня.
Генриетта раздраженно уставилась на вдовствующую даму, но даже и не подумала облечь свое нетерпение в слова. Чем больший интерес она прояви т, тем дольше герцогиня станет оттягивать разъяснение. Умение заставить джентльмена выпрыгнуть из окна бального зала было для нее не единственным источником развлечений. Пытка молодых людей обоего пола относилась к той же категории. Молодым считался любой человек в возрасте от пяти до пятидесяти лет.
— Это же малышка Тереза Боллинджер! Я думала, что мы никогда больше не увидим эту девушку. Сплавили, и слава Богу.
— Кто она? — спросила Пен, наклоняясь над плечом герцогини.
— Она была признанной красавицей тысяча семьсот девяностого года — мужчины с ума по ней сходили. Мужчины! — фыркнула герцогиня. — Бараны все они. Мне она никогда не нравилась.
Генриетта всегда знала, что вдовствующая герцогиня — женщина проницательная и исключительно благоразумная.
— Она вышла замуж за лягушатника… титулованного.
— За принца-лягушку? — не удержалась Генриетта.
— За маркиза-лягушатника, — поправила герцогиня. — Но она не отвергла бы и принца, если б смогла его заполучить. Эта девица всегда знала, что такое главный шанс. Интересно, что она снова делает в Лондоне?
У других взбешенных зрителей, наблюдавших за легким флиртом Майлза, сомнений на этот счет не имелось. Слишком ясно было, что делает в Лондоне прекрасная маркиза де Монтваль — расставляет ловушку на виконта. Учитывая, что виконты были редким товаром, ее успех поверг большую часть бального зала в немалое отчаяние.
— У нее ведь уже был муж! — обиженно пожаловалась матери одна из девушек. — И к тому же маркиз! Это несправедливо!
— Успокойся, дорогая, — закудахтала ее мать, сердито глядя на Майлза и маркизу. — Мамочка найдет тебе другого виконта. Вот, например, милый Пинчингдейл-Снайп…
Но волновались они напрасно. Майлз не заинтересовался.
Вообще-то нельзя сказать, чтобы совсем уж не заинтересовался — он был все-таки мужчина и без любовницы в настоящий момент, а его взор услаждали весьма значительной частью груди. Предложение льстило, но была старинная поговорка про то, чтобы не гадить в своем гнезде. Если он и заведет роман, то не с представительницей высшего общества.
Поэтому, вместо того чтобы кивнуть в сторону ближайшего выхода, Майлз взял протянутую ему руку в перчатке и склонился над ней в элегантном поклоне. Вдобавок, но лишь для того, чтобы женщина не почувствовала, будто все ее уловки пропали даром, он перевернул ее руку и поцеловал в ладонь. Этот жест он подхватил много лет назад у одного старого итальянца по имени Джакомо Казанова. И это всегда действовало безотказно.
— Мадам, вы доставили мне удовольствие.
— Надеюсь, не последнее в своем роде.
— Разве нежданные радости не лучше? — ушел от прямого ответа Майлз. Это показалось ему ловким способом уклониться от назначения свидания.
— Иногда ожидание может быть столь же приятным, как и неожиданность, — возразила маркиза. С многозначительным треском она сложила веер. — Завтра в пять я катаюсь верхом в парке. Возможно, наши дорожки пересекутся.