- Ты сам то веришь, Уэсли, что выдал дочь замуж? – Задал вопрос Уайт, когда “звон” и возгласы утихли.

- Не знаю…, наверное, еще нет, - ответил Уэсли, прилипнув к стене, - но уж точно скажу, что пока не жалею. Сейчас я далеко и не могу о ней позаботиться, в любом случае, я ей доверяю, я знаю, она не выскочит, за кого попало.

- Хе, конечно, нет. – Вставил Джек с усмешкой.

- Скажите, полковник, - у нескольких человек возник один и тот же вопрос, но Ляо задала его первой, - почему к вам сегодня никто не пришел?

- Почему? – Уайт откинулся на спинку кресла, сложил ладони у живота и задумчиво приклонил голову. – Может быть, некому ко мне приходить... – это был вопрос, с которым он обратился сам к себе.

- Не может быть. – Сказал Ти Джи удивленно и даже немного возмущенно. – А семья? Близкие…?

- У меня есть семья…, и есть близкие. – Уайт смотрел куда-то вдаль, прямо перед собой, все так же задумчиво и серьезно. Меньше всего на свете он любил жаловаться или просто изливаться – вести откровенные разговоры, но теперь это его не пугало. Глядя в их открытые, блестящие глаза, готовые поверить во что угодно, он видел что-то новое и свежее, что не являлось ему раньше. Он долгое время собирал эту команду, чтобы научить выживать, но лишь теперь понял, что не только он учил их жизни, но и они научили его. – Похоже, все близкие сейчас со мной… - После его слов что-то резко изменилось, как будто гром грянул, или, наоборот, исчезли грозовые тучи, и вышло Солнце, и дышать сразу стало легче; никто не произнес ни слова, этот дух доверия возник сам по себе. – Взрослейте, ребята, решительность, уверенность и стойкость – нам необходимы. – Полковник улыбнулся опять и в три глотка осушил свой бутылек.

Так прошел вечер на борту космического челнока Прометей-1. Шампанское, всем на удивление, закончилось, силы и бодрость подходили к концу, команда разбилась на несколько маленьких компаний, где-то совсем трезвых, где-то слегка подвыпивших, где-то уже уснувших. Мария с Ляо уединились в криогенном отсеке за разговором, к участию в котором более никто не был допущен; Джерри спал мертвым сном, в то время как из памяти его стирались фрагменты прошедшей вечеринки, Джо лежал рядом и тупо смотрел на стену перед собой; Ти Джи и Алан заняли отсек полезного груза и, возможно, тоже спали, прямо на шлюпке; Уайт и Ричардс вели интеллигентную беседу за бокалом виски в третьем отсеке, а подполковник Лобков с Алексеем остались на верхней палубе – на местах пилотов…

- …А все-таки, Леха, не по себе как-то. Вроде бы говорим все на одном языке, но все равно я чувствую, что никакого общего языка найти с ними не могу.

- Что так?

- Да не знаю, странные они какие-то, эти американцы…, как дети… И какие-то чересчур…, слишком чувствительные, что ли, наивные, - Андрей с усилием разминал воздух пальцами, отыскивая в голове подходящее описание, - нет, не совсем…

- Сентиментальные? Пафосные?

- Да, да!

- Есть немного. Мне тоже не особо нравится, когда философствуют над тем, что и так проще пареной репы.

- По-моему, таким людям нельзя летать в космос – они слишком безответственные и несерьезные, да и ума маловато.

- Ладно, это уж слишком, - начал заступаться Алексей.

- Нет, правда, они твердолобые. Один этот негр, Джерри Паркер, чего стоит. Постоянно треплется. Пусть по физике у него пятерка, зато смекалки никакой. Мы с тобой от природы находчивые – настоящие инженеры, а они все зубрилы, ботаники.

- Нет, по-моему, нельзя всех так под одну гребенку затаскивать. Они разные, как и мы, и, я уверен, многие вещи понимают гораздо лучше нас.

- Какие?

- …Касаемо отношений между людьми. У них меньше комплексов…

- Меньше стыда. – Этой фразой Андрей напрочь исковеркал мысль Алексея.

- Да нет же. – Почти вскричал Алексей. - Это свобода, которая у них в крови и которой нам не хватает. И патриотизм в придачу.

- Посмотри, Леха, и рассуди сам… Этот проект подготовили целиком наши специалисты, а эти нахлебники появились, как всегда, откуда ни возьмись, как будто без них не обошлось бы. Как это возможно, чтобы русские ступили на Марс первыми и без них! – Вставил пилот саркастически. – Они постоянно суют нос в наши дела и вообще повсюду. – Андрей набирал обороты все быстрее и, казалось, был уже невменяем. – Это ведь они начали спаивать нашу страну, ты что думал? Это давно разработанный план – пустить в Россию волной алкоголь, табак и наркотики. Посмотри на нас, мы последние сознательные люди в загубленной нации… и уже спиваемся. Как тебе? Пройдет время, и они поглотят нас целиком, а потом и весь мир.

- Причем тут американцы? Мы сами себя отлично спаиваем.

- …Нет, ты видел, что они творят на Ближнем Востоке? Потом эти проклятые моджахеды дают им сдачи, еще и на других срываются. Весь мир в страхе. Да если наш президент им слово против скажет, война же начнется.

- Андрей, я, пожалуй, спать пойду. Не могу больше. – Алексею было с каждой минутой все труднее выслушивать апокалиптические бредни подполковника – голова и так была забита мыслями под завязку.

- Ну иди, мы еще поговорим. – Свое последнее слово Андрей произнес, когда Алексей уже уплывал от него по коридору, спустя минуту подполковник уже крепко спал в своем кресле. В этот день он, определенно, перебрал с алкоголем.

Вообще говоря, на Земле он делал много такого, что не положено космонавтам: курение нередко помогало ему избавиться от стресса и попросту расслабиться, и при этом он почти не курил табак, а предпочитал нечто более забористое. В студенческие годы он был настоящим разгильдяем: напиться и подраться было для него даже не традицией, а, скорее, повседневным развлечением. При всем этом, практически не уделяя времени учебе, он умудрялся сдавать экзамены лучше всех в группе, на полученный им в Московском Авиационном Институте красный диплом его лучшие друзья смотрели, выкатив глаза. Но что-то повернулось в нем, стоило ему начать службу по контракту в ВВС: внезапное осознание собственной несостоятельности заставило его пересмотреть свою жизненную позицию, и совершенно спонтанный выбор карьеры обернулся для него встречей со своим призванием.

Что касается характера Андрея – он был и впрямь тяжелым, но не настолько, как казалось на первый взгляд. Порой в разговоре он выглядел безрадостным, угрюмым ворчуном, но это было лишь той частью его характера, которую он чаще всего показывал, и при этом он отчетливо понимал, сколь недоброе впечатление создавал о себе, и от этого сам испытывал жуткий дискомфорт. Все дело в том, что в его нраве совмещались две довольно безобидные по отдельности привычки: во всем сомневаться и изливать свои размышления окружающим, но вместе они давали абсолютно неприглядный, часто негативный эффект.

Алексей поспешил уйти от их никому не нужного спора, не потому, что был категорически не согласен с подполковником – просто ему не хотелось напрягать лишний раз нервную систему. А ведь он думал о том же не меньше, только немного иначе, не так, как Андрей – привязывая ко всему национальную принадлежность. Разместившись в своем ложе и тут же ощутив, как сон накатывал на него бесшумной, теплой лавиной, он, как всегда, начал размышлять. Тяжелые паразитические мысли, которые навеял ему разговор с Андреем, разумеется, не оставили его сразу. Крепче всего в голове его засела мысль о войне, он закрывал глаза, и тут с ним происходило что-то невыразимое: жуткие крики человеческих страданий раздавались внутри и наводили страх. Он представлял, как поверхность земного геоида осыпается градом ядерных ракет и сияет кроваво-розовым оттенком, как животные в дикой саванне разбегаются в страхе, пряча детенышей от испепеляющего взора человека. “Сколько мы еще протянем?” – Спрашивал он себя.

Крики продолжались, но Алексей не стонал, не бился в истерике, он слушал их спокойно, зная, что мог усмирить их – просто подумав о чем-то другом. “Довольно, не думай об этом больше, - сказал он себе, - скоро момент истины, которого ты ждал…” И тут буквально за несколько секунд все мысли покинули его, он лежал с открытыми глазами и не думал ни о чем, сознание понемногу очищалось, накрываясь сном.