Пч-и-их! Чихнула я от серебристой пыльцы, что продолжала сыпаться на нас с Луи с возмущенных акаций. И пока мы так чихали, рядом, как пушинка, приземлилась и Камилла.

– Merci, mon ami! Préviens tout le monde que nous sommes au spectacle. Ça va prendre du temps[33], – сказала она, по всей вероятности, тому самому пеликану. Его я тоже не увидела. Слишком быстро летун Камиллы ускользнул в небо.

Я не знала, что и думать. В последние дни слово «думать» вообще утратило смысл! Всё, что происходило вокруг моей скромной персоны, не укладывалось ни в рамки логики, да… ни в какие рамки! Успокаивало одно – Луи и Камилла относились ко всем странностям нормально.

– Камилла, объясни наконец, где мы и зачем ты завязала мне глаза? – увидев приближающуюся ко мне бабулю, спросила я.

– Ну, не всё же сразу. Боюсь, если бы ты увидела своего «тайного летуна», то выпрыгнула бы из коляски раньше, чем мы сюда добрались. Ах, да! Мы в Булонском лесу! В одном из самых чудесных мест города.

– Но я думала, мы отправляемся на Елисейские Поля или, в крайнем случае, к Эйфелевой башне.

– Скучнейший туристический маршрут, – всплеснула руками Камилла. – Башня от нас точно никуда не убежит, а вот в театр мы можем опоздать! Луи, ты ведь не забыл билеты? – обратилась Камилла к моему чижику.

– О, что ты, Камилла! Вот они, три штуки, – отрапортовал Луи и деловито протянул ей три дубовых орешка.

Не успела она взять их, как мы услышали:

– Так-так-так! Кто-кто-кто у нас здесь?

Сказать, что я не поверила своим глазам? Но нет, не скажу! Уже… поверила. Из-за цветочных кустов, браво чеканя шаг, расправив радужным веером свой королевский хвост, к нам приближался огромный павлин. На голове он важно нес жандармскую фуражку цвета предгрозового неба, а в клюве сжимал длинный березовый прут.

Вид у павлина был угрожающим. Ещё чуть-чуть, и он бы набросился на нас и поколотил! Но, увидев Камиллу, этот суровый сторож мигом выплюнул прут. Птах был смущен – к его щекам подкрался румянец. Он приставил крыло к сбившейся набок фуражке и галантно обратился к моей бабуле:

– Прошу прощения, мадам Штейн! О, как я мог не узнать вас?! Думал, какие-то чужие люди расхаживают здесь в запретное для них время! Ещё раз глубочайший пав-пардон! Пав-пардон!

– Ничего, месье Паф-паф, – протянув ему руку для приветственного джентльменского поцелуя, сказала Камилла. – У вас такая тяжелая работа. А я так давно не заходила, немудрено, что вы позабыли меня.

– Ну что вы! Как забыть! – кокетливо захлопал крыльями местный страж порядка и легонько приклюнул изящную кисть её лебединой руки.

– Я правильно поняла: для людей лес уже закрыт? – шепотом уточнила Камилла.

– Да, да! Всё, как и прежде! Как и в те добрые времена, когда вы, непревзойденная мадам, давали нам свои концерты… – вздохнул Паф-паф и затараторил с нарастающей радостью: – Каждый день, когда две сумеречные восьмерки сходятся…

– Лесные ветры: Нордин, Сюдин, Еудин и Эстин – пускаются в пляс, намекая всем гостям рода человеческого и каждому из них лично, что пора покинуть лес Булонский, дабы освободить место чудесам мира звериного, – продолжила Камилла. – О, да, месье Паф-паф! Значит, мы вовремя. Ни одной человеческой души. Как же я по вам соскучилась.

– А кто это с вами? – уставился на меня пернатый жандарм. – Чижа-то я приметил прошлой ночью. Он прилетал за билетами в театр. Белки-то его прежде не видели, поэтому и позвали меня. А он как немой. Не по-нашему это. Пришлось его немного разговорить прутиком.

– Вы что, побили Луи? – закричала я.

– Нет, он не бил! – встал на защиту жандарма сам Луи. – Пощекотал немного. А тут оказалось, что у меня и голос есть! Или с перепугу, может, заговорил я. В общем, раньше я и не знал, что могу с другими людьми на равных болтать! Волшебный прут какой-то!

– Не какой-то, а из молодой березы! Прошу уважать жандармский прут, – заважничал месье Паф-паф. – Но представьте же мне…

– Это Рози, моя внучка, – сказала Камилла.

– О, какая прелесть! Невероятное волшебство! Но как же непорядочно, что вы ни разу не приводили её сюда! И как же вы, милая Рози, всё это время жили без нас?! Ума не приложу, – запричитал жандарм, но, увидев, что мои щеки порозовели от смущения, прекратил, но спросил: – И куда вы направитесь? До спектакля ещё целый шестидесятиминутный поворот!

– Мне всё равно. Мне всё здесь ново, – начала было я, но тут наш жандарм с боевым криком схватил свой прут и поскакал к кустам. А я на всякий случай прижалась к Камилле.

Кусты шевелились! И, затаив дыхание, мы все уставились на их разбушевавшиеся листья. Вдруг оттуда показались две пушистенькие заячьи мордочки с бархатными черными носами. Правда, унюхав поблизости жандарма, они вновь скрылись в розовых цветах. Куст заходил из стороны в сторону, словно у самых его корней было землетрясение. Это так зайцы искали выход! Перспектива встречи с жандармом им, очевидно, не нравилась! Перебежками-перепрыжками они понеслись к плакучим ивам. Но ивы по обыкновению расплакались и затрясли своими ветками, обнажив спрятавшихся сорванцов, и те прямиком кинулись в траву, а оттуда перебрались на подушечки мокрого мха.

– Ну, вредители! Ну, бесстыжие! – в надежде добраться до зайцев, кричал павлин. И яростно размахивал прутом.

– Да за что вы их так? – смеялась Камилла.

– Это самые опасные преступники в нашем лесу! Дружки Хрум Топатунькин и Топ Хрумстен! Студенты лесной садоводческой академии «Буллолесии», – запыхавшись, объяснял павлин. – У них, как практика начинается, так все кусты в лесу превращаются то в страшных греческих чудовищ, то в барышень и птиц а-ля Миро. Однажды они даже Венеру Милосскую выстригли, а она совсем голая. Всё зависит от того, творчество какого художника они изучают. И только кусты обрастут, как они снова их стригут! И стригут! Вот и бегаю за ними с прутом! А то как-то раз слышал, как люди судачили, что в лесу «живет дух сумасшедшего цирюльника, который только и делает, что стрижет и стрижет…». А это зайцы! Глядите-глядите! Вон, снова орудуют! Разбойники! Опять какую-то дамочку выстригают, и снова голую! Да ещё и с тиграми, – выпучив глаза, ужаснулся месье Паф-паф и взволнованно побежал за двумя зайцами.

– Дали. Сегодня зайцы приходили Сальвадора Дали. Вот змей! Даже зайцев влюбил в свои картины, – тепло улыбнулась Камилла. – Рози, обязательно познакомься с работами мастера.

– Ты с ним знакома? – спросила я.

– Конечно! Сальвадор – гений. Сумасшедший, преданный музе…

– Сумасшедший звучит как-то обидно, – пожала плечами я.

– Разве? По-моему, это высшая похвала для художника, – усмехнулась Камилла.

– Но быть или не быть?! Вот в чем вопрос, – понизив голос, артистично вклинился в нашу беседу Луи и добавил: – На «Гамлета», значит, идем?!

– Надеюсь, Рози не против? – спросила Камилла.

– Даже боюсь представить, кто в роли принца Датского, – протянула я. – Неужели белка или какая-нибудь муха.

Камилла и Луи расхохотались.

– В роли Гамлета, кажется, месье Гранд Эль. Он – ворон, – вытирая слёзы смеха, ответила Камилла. – Так ты с нами?

– Ну, выхода-то у меня нет! Ворон так ворон, – усмехнулась я. С каждым новым чудом я замечала, что строить из себя недовольную юную особу мне удаётся всё сложнее. Да и нужно ли сопротивляться сумасшествию? К тому же, если быть сумасшедшим, по словам Камиллы, это – комплимент. – Значит, сюда ты и отправляла Луи прошлой ночью, за билетами? – догадалась я.

– Их очень быстро разбирают местные зрители. Здесь всё в традициях античного театра, – отметила Камилла. – Куда бы ни сел, отовсюду всё видно и слышно. Но я обычно сижу в третьем ряду. Лесные артисты играют блестяще. В сто крат лучше Лоуренса Оливье! – заявила Камилла. – Однако месье Паф-паф правильно заметил – перед спектаклем у нас ещё есть время, и я предлагаю познакомиться с лесом… Откуда начнём, Рози? – Камилла по-лисьему взглянула на меня. Она же точно знала, что я и понятия не имею, куда бы пойти.