– Luc…. Vas-y![89] – прервала его Стрикс.

– Ты готова выслушать меня, Рози? – голосом профессора-экзаменатора спросил он.

– Готова, Лука…

– Ты всё ещё ненавидишь Камиллу?

– Не знаю, Лука, не уверена.

– А в чудеса ты веришь?

– Я верю, Лука, – ответила я дрожащими губами и протянула к волку свои руки.

Он подошел ко мне, сел рядом. Передние лапки положил мне на колени, как делают дрессированные домашние собаки, прежде чем выманить лакомство, и взглянул мне в глаза. Свет же его глаз был таким ярким, что я зажмурилась, но, разглядев в них тепло и доброту, немного успокоилась и улыбнулась.

– Я помню Камиллу ещё маленькой. Короткая стрижечка «боб», добрые и слегка грустные щенячьи глаза, застенчивый голосок. Ты наверняка не знала, что она сильно заикалась, так, что порой сложно было разобрать слова, но всё же она не молчала. Любила рассказывать свои человеческие истории: страшилки, смешилки, грустилки. И всё мечтала. А я всегда её понимал.

Вспоминая, Лука прикрыл свои совиные глаза и улыбнулся, оголив на мгновение острые клыки. Но я всё же успела приглядеться к ним. Нет, то, что Стрикс называла халадонтасом, явно принадлежало не Луке. Не его зуб Камилла носила на своей груди. Так чей же? Может, Лука и раскроет тайну.

И вот, хлебнув земной водицы, он начал свой рассказ.

В парах и поодиночке серебристые снежинки вальсировали на балу темной петроградской ночи. Подобно дамам и кавалерам из высшего общества, они заняли лучшие места в лучах призрачных фонарей, стерегущих дремлющую подо льдом Фонтанку.

То был декабрь 1916 года. Луна по-княжески разлеглась над мостами и храмами взъерошенного революционным духом Петрограда. Как старый волк-одиночка, город жалобно стонал в капкане самых разных неприят ностей.

Вторую зиму в мире шла война. История так и нарекла её мировой. Боролись страны, как обычно, за правоту и власть, припомнив друг другу и все старые обиды. Российс кой империей в ту пору правил царь Николай Романов. Долгое время он глядел на войну со стороны, не желал ввязываться в эту кровопролитную склоку. Но однажды всё-таки отправил своих солдат на сражение с Германией и Австро-Венгрией.

Люди гибли сотнями, тысячами. Словно какая-то невидимая сила нарочно бросала их в жерло вулкана войны. Словно кто-то нарочно стравливал страны, чтобы под шум выстрелов и крики людей вершить свои гадкие и страшные дела.

Со временем война не утихала, а лишь переезжала на новые сцены: большие и маленькие. Одной из них и стал Петроград. Здесь по какому-то странному сценарию разгоралась гражданская война. Народ выражал свои недовольства царем и требовал смены власти.

Дни в городе начинались и тянулись в беспокойствах, а ночью город дремал, содрогаясь от любого шороха и фырканья коней – поводырей поздних экипажей. Их тени перемещались быстрее кронштадтского ветра, толпясь то у праздных стен Юсуповского, то у неприступных ворот Зимнего дворца.

Камилла же сладко спала в своей кроватке, занавешенной тонкими переливающимися шелками Востока. Она прислонила свой маленький носик к носу желтого плюшевого бульдога, что подарил ей отец, однажды вернувшись из Франции. Он гостил в столице безупречных искусств, демонстрируя свои работы на выставке лучших ювелиров мира.

Георгий Штейн от рождения был мастером. Ему покорялись любые драгоценные камни. Они, словно разноцветный пластилин, позволяли ему делать с собой всё что угодно. И он изобретал! Миниатюрные подвески, фигурные серьги, шкатулки, дамские зеркала и, конечно, ювелирные игрушки. Штейн работал на дому, в небольшой, но всегда прибранной и светлой мастерской на Фонтанке. Камилла любила смотреть, как её отец бережно выкладывает замысловатые узоры из бриллиантов и рубинов, что превращают обычные вещи в произведение искусства. Впрочем, к самим драгоценностям и украшениям Камилла оставалась равнодушной. Ей больше нравилось наблюдать за трудом отца. Как он подбирает камни, как придумывает рисунок, потом передумывает и начинает работу заново. В эти минуты она жалела, что не знала своего деда Петра. Он был знатным ювелиром. Как, в общем, и её прадед и прапрадед. Так уж получилось, что все мужчины в семье Штейнов испокон веков работали с драгоценными металлами, вдыхая в них новую жизнь.

Георгий мастерил игрушки и украшения для состоятельных особ. И в первую очередь для русского царя и его большой семьи. Царские дочери радостно повизгивали, когда венценосный отец дарил им какую-нибудь фарфоровую лягушку, украшенную изумрудами и прочими породистыми камешками. Конечно, они щедро платили Штейну за его работу.

Вот и в эту декабрьскую ночь Георгий мастерил. Склонившись над своим столом, он изобретал нечто крошечное, такое, что подошло бы и кукле. Но нет. Это был подарок для его принцессы Ками, о котором она даже не подозревала. Через несколько быстротечных минут часы пробьют три. В это время десять лет назад она и родилась. Его добрая девочка, которой каждую ночь снятся невероятные сны, которая верит, что жизнь – это сказка, где добро побеждает зависть и несправедливость. Во всяком случае, так говорил ей Георгий.

Они жили без матери. Она умерла, когда Камилле было пять лет. Больше Георгий решил не жениться, а всю свою жизнь посвятить воспитанию маленькой Камиллы. Хотя богемные петроградские дамочки, охотницы на освободившихся мужей, не раз предлагали господину Штейну свои ручки и сердца.

Камилла заворочалась, и плюшевый бульдог случайно слетел на пол. Часы пробили три. Каждый год в это время Камилла просыпалась, предчувствуя свой день рождения. Она распахнула глаза и, обнаружив, что рядом нет игрушки, принялась бороздить просторы кровати в поисках бульдога. Словно крошка крот, она проползла под одеялом, уткнулась в подушки, разбросала их и, нигде не обнаружив пса, уселась на кровати, свесив вниз босые ноги.

В эту секунду дверь в комнате отворилась.

– Тук, тук, тук! – услышала она веселый голос отца. – Могу ли я увидеть принцессу? – Георгий лукаво прищурился.

– Вот она! – потирая сонные глаза, ответила Камилла.

Эта фраза получилась у неё превосходно. Девочка старалась не говорить длинными предложениями, чтобы отец не расстраивался из-за её заикания. Она даже составила список коротких фраз и носила его с собой, чтобы в случае необходимости сказать: «Я голодна», «Спасибо», «Устала» и так далее. Но это на людях. Дома, да ещё и в своей кровати, она говорила намного лучше.

Камилла начала заикаться после смерти матери. Сначала она долго плакала и кричала, а потом её когда-то чисты й и струящийся голосок превратился в робкое кваканье. Но господин Штейн верил, что когда-нибудь малышка излечится. И это несмотря на то, что доктора пророчили её недугу вечную жизнь.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал господин Штейн и танцующим лисом приблизился к кроватке дочери, быстро и незаметно для Камиллы прихватив с пола затаившегося бульдога.

– Сюрприз! – воскликнула девочка и в ожидании подарка скрестила пальцы на обеих руках.

– Вот именно! Самый настоящий сюрприз. И знаешь, кто его принес?

Камилла помотала головой, окончательно растрепав волосы, прежде уложенные в шапочку для сна.

– Ав-ав-гав! – внезапно залаял господин Штейн, озвучивая будто бы вынырнувшего из-под кровати плюшевого бульдога. На шее у пса блестела тоненькая цепочка, а на ней висело что-то напоминающее яйцо крошечной птички. – Тяф, тяф, принцесса Камилла! Я прискакал из волшебной страны снов и принес то, что тебе пригодится! – продолжал говорить отец от имени пса.

– Ха, ха! – веселилась Камилла, пытаясь отобрать причитающийся ей подарок у прыгающего бульдога.

Отец специально дразнил её, а она думала, как бы так извернуться, чтобы подвеска оказалась в её руках.

– Лови! – крикнул Георгий и наконец бросил плюшевого пса вместе с сюрпризом прямо в ладони дочери.