– Интересно, почему глаза? –  произнес Себастьян, скорее размышляя, а не спрашивая.

– Кажется символичным, разве нет? Вроде вырезанного у Пельтана сердца. Может, Фуше увидел что-то, чего не должен был видеть.

Себастьян тяжело вздохнул. Он-то самоуверенно полагал, будто вплотную приблизился к разгадке тайны, кто убил Дамиона Пельтана и почему. Но убийство Фуше – а особенно то, что с ним сделали после смерти, – заставляло признать, что до сих пор расследование шло по неверному пути.

– Слышали что-нибудь о взрыве на Голден-сквер сегодня утром? – Себастьян поднялся на ноги.

Лавджой кивнул.

– Я недавно просмотрел предварительный отчет. Кажется, комнаты, в которых был установлен заряд, пустовали – женщина, ранее их занимавшая, скончалась на прошлой неделе.

– Удобная оказия. И никто ничего особенного не видел?

– Похоже, никто и ничего. Но нет ни малейших сомнений, что тот, кто устроил взрыв, знал, что делает. Мне сказали, порох был размещен таким образом, чтобы всю силу взрыва направить вверх.

– В сторону квартиры Александри Соваж.

– Именно.

Взгляд Себастьяна снова упал на изувеченное лицо французского полковника. Очевидно, вырезанное сердце Дамиона Пельтана было каким-то образом связано с причиной его убийства. Но смерть Фуше усложняла сложившуюся версию, наводя на мысль, что они имеют дело с убийцей, который либо далек от здравого рассудка, либо дьявольски умен.

Либо и то и другое.

Но тогда как сюда вписывается утреннее покушение на жизнь Алекси Соваж?

– Не вижу ничего символического в попытке кого-то взорвать, –  сказал вслух Себастьян.

Лавджой сглотнул.

– Если и есть, то я тоже не вижу.

Кивнув, Себастьян стал подниматься по лестнице, подошвы его бальных туфель скользили по мокрым, илистым камням. Внезапно он остановился и оглянулся, осененный очевидным вопросом.

– А что Фуше здесь делал?

– Мы пока не выяснили.

– Месье Вондрей выбрал чертовски неудачное время, чтобы накачаться лауданумом.

– Возможно, завтра он возьмет себя в руки.

– Остается только надеяться, – вздохнул Себастьян.

          * * * * * * * *

Среда, 27 Январь

На следующее утро Чарльз, лорд Джарвис, находясь в своей гардеробной, услышал дерзкий трезвон у далекой входной двери. Он натянул облегающие невыразимые и спокойно застегнул клапан.

Камердинер с округлившимися глазами резко повернул голову на звуки криков в прихожей и последующих легких, быстрых шагов по лестнице.

Джарвис распорядился:

– Судя по всему, в ближайшее время сюда нагрянет визитер. Можешь нас оставить.

– Да, милорд. – Камердинер поклонился и направился к двери, когда ручка повернулась и в комнату вошел виконт Девлин.

– О, как удачно, –  сказал нежданный гость. – Вы еще здесь.

Одетый в замшевые бриджи, высокие гессенские сапоги и черное пальто, он принес с собой все запахи туманного Лондона.

Джарвис поморщил нос и потянулся за накрахмаленным белым галстуком.

– Как видите.

Девлин закрыл дверь перед лицом заинтересованного камердинера.

– Полагаю, вы уже слышали о полковнике Фуше?

– Слышал.

От барона не ускользнуло, что Девлин изучает его, нечестивые желтые глаза горели яростью.

– Ваших рук дело? Хотите запугать Армона Вондрея, чтобы он сломя голову убежал обратно через Ла-Манш?

– Вырезая сердца и глаза его приспешников? Какая отвратительная готика. В таком случае что, по-вашему, я предприму в дальнейшем? Устраню секретаря… как там его зовут?

– Бондюран.

– …Бондюрана, вырвав ему язык?

– Если кто на такое и способен, так это вы.

Джарвис рассмеялся.

– Премного польщен. Или ваши слова задуманы как  оскорбление? – Он осторожно обернул шею широкой полоской ткани. – Не сомневаюсь, что этот простой ответ на ваш вопрос придется вам не по вкусу, но факт остается фактом: я здесь не замешан и даже не знаю, кто замешан. Но не стану притворяться, будто я хоть в малой степени раздосадован таким поворотом событий. Очень удивлюсь, если Вондрей к концу недели все еще будет находиться в Лондоне.

Лицо Девлина закаменело.

– Но вы же заставили меня поверить, что обеспокоены, как бы мои расспросы не нарушили ход мирных переговоров.

– Я действительно был обеспокоен. –  Джарвис улыбнулся. – Правда не совсем по тем причинам, которые вам привел.

– Так мир с Францией на самом деле для нас нежелателен?

– Пока Наполеон остается правящим императором? Не желателен.

– Кто же, по-вашему, должен занять трон? Граф Прованский?

– На некоторое время. Он первый в очереди на престол, и, хотя бы для видимости, следует соблюдать традиционный порядок наследования. Прованс глуп и до смешного увлечен радикальными реформами для установления  конституционной монархии. Но он не по возрасту одряхлел и заплыл жиром. Долго он не протянет.

– И кто дальше? Его брат, Артуа? Который прославился крайней реакционностью наряду с безрассудством, тщеславием и расточительностью? Французы его долго не вытерпят.

– Полагаю, вы недооцениваете энтузиазм Артуа по части репрессий. Еще в 1789 году он наблюдал за ошибками своего брата Людовика XVI, который уступал одному требованию черни за другим, когда нескольких метких картечных залпов хватило бы, чтобы пресечь революцию на корню, не дав ей войти в силу.

Девлин промолчал.

Не дождавшись ответной реплики, Джарвис снова улыбнулся.

– Вы, конечно, знаете, что мои люди следили за французскими переговорщиками с момента их прибытия?

– Нет, не знаю, но это меня не удивляет. Хотите сказать, ваши люди заметили что-то существенное?

– Для меня это не существенно, но они стали свидетелями примечательной ссоры между Дамионом Пельтаном и его сестрой как раз в тот день, когда его убили.

Глаза виконта сузились.

– Так вам известно, что Александри Соваж приходится Пельтану сестрой?!

Вглядываясь в зеркало, Джарвис старательно укладывал складки галстука.

Девлин сбавил тон:

– Где именно происходила ссора?

– Перед «Гербом Гиффорда». Сначала туда явились какие-то мужчина и женщина, некоторое время поговорили с Пельтаном, а затем ушли. Мадам Соваж подоспела, как раз когда Пельтан собирался вернуться в гостиницу.

– Вы не рассказали мне ничего такого, чего бы я не знал.

– В самом деле? Надо же, как вы преуспели в своем расследовании. Вот только, кажется, упустили из виду перепалку, которая тогда имела место.

– А что же послужило предметом той перепалки?

– Увы, мой соглядатай был слишком далеко, чтобы расслышать.

– Тогда с чего он взял, что это была перепалка, даже ссора?

– По горячности собеседников: оба буквально кипели.

– А мужчина и женщина, приходившие ранее? Кто это был?

– Мой соглядатай не смог их опознать.

– В самом деле?

В ответ на явное недоверие виконта Джарвис опять улыбнулся.

– Да, в самом деле.

– Почему же вы поделились со мной этими сведениями только сейчас?

– Потому что ваша одержимость смертью Дамиона Пельтана становится все более неуместной. Вам бы следовало оставаться дома со своей беременной женой.

– Геро вполне благополучна. Поверьте, она вас не поблагодарит, если сподвигнете меня неотлучно увиваться возле нее.

Одернув жилет, Джарвис впился глазами в лицо зятя.

– Если моя дочь умрет из-за твоего отпрыска в ее животе, клянусь Богом, я убью тебя. Собственными руками.

Мужчины сцепились взглядами. И Джарвис разглядел в глазах Девлина тот же глубокий неизбывный страх за Геро, что снедал его самого.

– Она не собирается умирать.

На стук Себастьяна дверь в хирургию Гибсона на Тауэр-Хилл открыла Александри Соваж.

– Гибсон во дворе, выполняет вскрытие тела полковника Фуше,–  сказала она.