Мягкий зеленый взгляд осветился озорным огоньком.

– Да, но разве это удивительно? Им же поручили следить друг за дружкой.

– Вот как?

– Хотя Армон Вондрей и является послушным орудием в руках Бонапарта, это вовсе не значит, будто император ему доверяет. Наполеон вообще никому не доверяет, особенно сейчас. Вы слышали о заговоре против него в минувшем декабре?

Себастьян утвердительно кивнул.

– Полковник Фуше – это выбор императора, не Вондрея.

– А секретарь?

– Камилл Бондюран вовсе не такой смиренный тихоня, каким тщится казаться. Дамион однажды заметил, что родись Бондюран в Испании на пару столетий раньше, он сделал бы блестящую карьеру палача инквизиции.

– А сам Пельтан? Почему его выбрали?

– Он был единственным, кого пригласил лично Армон Вондрей. Дамион присутствовал здесь в качестве его личного врача и не играл никакой роли в переговорах.

– Но тем не менее согласился поехать. Не знаете, по какой причине?

– Мой муж задал ему этот же вопрос. Дамион в ответ усмехнулся и сказал, что человеку нечасто выпадает шанс войти в историю.

По улице прокатился груженый угольный фургон. Тащившая его четверка тяжеловозов грузно налегала на хомуты, дыхание лошадей белой дымкой повисало в холодном воздухе.

– Ваш друг никогда не служил врачом в армии?

– Нет, – покачала головой леди Питер. – Из-за перенесенной в детстве болезни у него были слабые суставы. Возможно, поэтому он и согласился сопровождать Вондрея. Мне кажется, Дамион тяготился тем, что остается в Париже в то время, когда другие сражаются и гибнут.

– Так он поддерживал императора?

Изящный подбородок неожиданно горделиво вскинулся.

– Он поддерживал Францию.

– И одобрял цель делегации?

– Имеете в виду мир? После двадцати лет войны кто из нас не жаждет мира?

– Даже такого, при котором Наполеон Бонапарт останется на французском троне?

– Дамион не был роялистом, если вы на это намекаете.

– И все же он согласился проконсультировать Марию-Терезу.

По лицу леди Питер промелькнула тень тревоги.

– Вам известно и об этом?

– Принцесса бездетна уже долгие годы. Что заставило ее надеяться, будто доктор Пельтан сможет помочь?

– Среди прочего Дамион увлекался изучением лекарственных трав, как тех, которые оказались позабытыми здесь, в Европе, так и тех, что издревле используются коренными жителями обеих Америк и Индии. Он опубликовал ряд статей по данной тематике.

– Мне почему-то трудно себе представить Марию-Терезу штудирующей мудреные медицинские статьи. Так откуда же она узнала о Пельтане?

– По-моему, это дядя принцессы порекомендовал ей Дамиона.

Себастьян увидел, как Ноэль Дюран толкнул своего товарища по играм. В сердитые голоса мальчишек вплелись окрики няньки.

– Который дядя?

– Людовик-Станислав, или граф Прованский, или самозваный Людовик XVIII – как вам угодно называть этого человека. Он и сам консультировался с Дамионом за несколько дней до принцессы.

– Я этого не знал. – Людовик-Станислав почему-то не счел нужным упомянуть о столь незначительном факте.

Мальчишки уже вцепились друг в друга и теперь катались под раскидистым вязом в побуревшей от мороза траве.

– А доктора Пельтана не… – Себастьян запнулся, подыскивая подходящее слово, – взволновали его встречи с Бурбонами?

Леди Питер развернулась к нему лицом.

– Да, полагаю, взволновали. Дамион, правда, постарался перевести все в шутку, но меня удивило, что он вообще упомянул об этих встречах. Я подумала, может, именно то короткое и трагичное знакомство его отца с королевской семьей и стало причиной, по которой…

– Бурбоны обратились к нему? Или по которой его растревожили встречи с ними?

– Конечно же, я имела в виду второе, что причастность Пельтана-старшего к королевской семье и заставила волноваться Дамиона. С какой стати Бурбонам обращаться к Дамиону из-за того, что делал его отец двадцать лет назад?

Раз воображение дамы не обладало достаточной живостью, Себастьян не собирался ее просвещать.

– Не приходит ли вам на ум, кто мог желать ему зла?

– Дамиону? Благие небеса, нет. Он был добрым, мягким, чутким человеком, посвятившим свою жизнь помощи недужным. В Лондоне провел всего несколько недель. Зачем кому-либо хотеть его смерти?

– Как он ладил с Армоном Вондреем?

– Кажется, неплохо. В конце концов, разве не сам Вондрей выбрал его в сопровождающие? Дамион умел ублажить подопечного, успокаивая страхи, а не раздувая, как имеют обыкновение поступать многие врачи, чтобы сделаться необходимыми для своих пациентов.

– А остальные? Фуше и Бондюран? С ними у Пельтана не случалось никаких трений?

Француженка нахмурилась, словно обдумывая вопрос.

– Я бы сказала, он остерегался и того и другого. Но мне неизвестно, ссорился ли он с ними.

– Как насчет кого-нибудь, встреченного доктором уже в Англии?

– Он мало с кем виделся в Лондоне, – покачала она головой. – Ведь в том и состоял один из основных резонов арендовать для делегации гостиницу целиком – чтобы избежать общения с англичанами. Не так ли?

Леди Питер запнулась, приоткрыв рот, словно внезапно о чем-то вспомнив.

– Что? – спросил Себастьян, не сводя с нее глаз.

– На прошлой неделе – по-моему, в четверг утром – мы с Ноэлем гуляли в Гайд-парке. И возле Оружейной палаты увидели Дамиона с одним человеком. Разговор между ними велся явно на повышенных тонах, поэтому я остановила Ноэля, когда тот хотел подбежать к ним.

– А Пельтан заметил вас?

– Да, заметил. Ноэль окликнул «Bonjour!», прежде чем я успела шикнуть на него, и Дамион глянул в нашу сторону. Но по выражению его лица я поняла, что нам лучше не подходить.

– Какому выражению? Досады?

– Нет, не досады. Скорее, странной смеси гнева и страха.

– Вы не узнали его собеседника?

– Я не причисляю этого человека к своим знакомым, но в лондонском Вест-Энде мало кто не узнал бы его. Это был Килмартин. Ангус Килмартин.

Себастьян разом припомнил, что видел невысокого, кривоногого шотландца спускавшимся по лестнице из покоев Джарвиса.

– Нет ли у вас предположений, зачем Дамиону Пельтану было с ним встречаться?

– Нет, совершенно никаких. – Француженка заглянула ему за спину, где нянька пыталась разнять дерущихся мальчишек. – Право же, monsieur, мне пора идти.

Коснувшись края шляпы, Себастьян склонил голову:

– Благодарю вас за содействие, леди Питер. Если вспомните еще что-нибудь, могущее оказаться полезным, дадите мне знать?

– Разумеется.

Она повернулась, сильный порыв ветра дернул поля ее капора. Джулия Рэдклифф вскинула руку, чтобы удержать головной убор, и это движение обнажило кисть между краем лайковой перчатки и обшитого галуном манжета. На бледной коже четко проступали четыре багровых синяка.

Расположенных в точности так, как если бы разъяренный мужчина стиснул большой, сильной рукой хрупкое женское запястье.

Ангус Килмартин сидел в одиночестве за столиком у камина в мрачной, чересчур натопленной столовой клуба «Уайтс», когда Себастьян подошел к нему и устроился в кресле напротив.

– Не припомню, чтобы я приглашал вас составить мне компанию, – любезным тоном заметил шотландец, ни на миг не теряя обычного, слегка насмешливого выражения лица.

– Вот и хорошо, я не намерен засиживаться.

Килмартин крякнул и отрезал себе кусочек бифштекса.

– Слышал, вы недавно удостоились нового контракта с военным флотом, – обронил Себастьян.

– Да, верно.

– Мои поздравления.

Шотландец вскинул взгляд на визави.

– Звучит так, словно вы нимало этого не одобряете.

– С какой бы стати?

Всего двадцать лет назад Ангус Килмартин подвизался скромным торговцем в Глазго. Нынче же его средства были вложены чуть ли ни в каждую из прибыльных отраслей. На его ткацких фабриках в Йоркшире скатывалось в рулоны сукно, из которого шили форму для британских солдат и матросов. Его литейные цеха снабжали армию пушками и стрелковым оружием, а с его верфей непрерывным потоком сходили фрегаты и канонерки, помогавшие Британии править морями. За два военных десятилетия, пока английские ремесленники и мастеровые голодали, а на руинах домов его изгнанных из Хайленда соплеменников паслись овцы, Килмартин преуспел до степени, значительно превосходившей самые смелые человеческие мечтания.