хощеши ли ты и товарищи[1151] твои живы быти. Того ради то заповедал, чтоб все себе взяти мог, к равному делению сребреников наших со иными пришед[1152]. Обаче за то ему так послужил, что и чемодана (tłomoka) его не взяли. Посем повелели сундучок отворити, где на верху обрели двесте цекинов; и абие оные щитали; и яко единого недоставало, паки хотели щитати, но, зане спешилися, оставили, там же и мелких денег двесте ефимков (szkutow) взяли. Посем еже обрели (якожь имел есмь ножи турские изрядно златом обделаны, камение драгие и некия вещи с самаго злата литые, изрядно и художно зделаны) все забрали. Многажды тот поручник на гору восходил: была бо лествица на конюшню к старейшине бандитов или воров, и нечто с собою разговаривалися. И зане с нами жестоко обходилися, ибо и шапки нам срывали и кавтаны почали сдирать, Александр италианин почал их Бога ради просити, чтоб его не убили. Аз ему тихо рекл, чтоб их о том не просил, тоя ради вины: яко ащели имеют волю нас убити, прошение ничтоже может, не имеют ли, такожде скоро нас побиют, егда узрят, что смерти боимся. И се он паки с сложенными руками[1153] начал просити. На что аз в глас отвещал есмь: туне их просити, ибо люди добрые христиане, понеже их нужда великая утесняет, должны брать, чтоб несколко вспомоглися; нас бо истинно не убивают, понеже им ни чим же должни есмы. Един же, который стерег мене, обнял мене за то и благодарил мене, [что] толь благо об них помышляю. И много нам пособило то. Егда бо уже един епанчу [с меня] снимал, той же его увещевал, дабы мя оставил, вменяя мене добрым человеком быти. В том скоро (Wtem) приступил поручник к моей натруске (prochownicy), но узре, яко щуруп или дилпа (śróbka) малая была, сквозь которую сребреники внити не могли, оставил ю при мне. Пришел такожде и вторый, которому полюбилися мои сотники (koronka albo pacierze), на поясу висяще, и конечно (koniecznie) велел мне отдати оные себе. Мне же их зело жаль было, понеже великое разрешение (wielkie odpusty) и благословение на тот путь Григорий Третийнадесять папа дал мне при них, чтоб везде со мною были на Святых Местах; просил есмь его, чтоб от мене их не брал. Обачеже взял был; но, осматривая, что оне были из индийской трости [нашел привязаную к ним мертвую голову, из] слоновой вырезаную, воззрев на ню, плюнул и вергнул, тако мню, ако смертный час воспомянул. Занеже нам все сребреники побрали, просили есмы, дабы нечто нам на пропитание оставили. И се, повелением старейшины, десять цекинов дал мне в руки, между[1154] которыми был един Валентина цесаря (numisma Valentini imperatoris), а тот некогда у меня в чемодан (w tłomoku) был ввержен, с иными старыми сребреники; ис чего знатно, что все смешали, которые ни брали от нас. Посем велели нам остроги (ostrogi) сымать и, привязав себе, седши на наши кони, отъехали. Имели своих коней [немного], от тех побраных, которых поимали были прежде нас; а которому коня не досталось то два их на однаго всели. Оставили нам худые две мулы и две клячи (szkapy) хромые, на которых вещи везли. Выезжая, поведали нам, смеяся, чтоб мы их ожидали, яко хотя[т] паки на нощь к нам возвратитися.
Шли есмы посем вверх тояже гостинницы, и обрели есмы господина дому связаннаго и слугу его. В нощи бо хотя тамо бандиты закрастися, понеже гостинница затворена была, чтоб их пустили, учинилися нищими, аки озябши, чтоб им отворили, просили милостыни; и егда господин, чая быти правде, уверил, пустил их, и связали его с слугою; а что далее, то вящши их прибывало.
В един час или мало-что вящши, яко отъехали, абие людие с окресности почали со оружением собиратися, ибо уже доведалися, понеже там такова должность, егда о бандитах доведаются. Приехал там же и сам владетель (gubernator) Караффа и[з] града святаго Ангела князя Нуцерийскаго, идеже собралося близь тысящи конных. Увидели, что нас[1155] ограбили, сами же в леса поухранилися. Того ради владетель (gubernator) взял нас во град, пять верст великих от тоя гостинницы, и там в ево полатах на вечерю и на нощь осталися. Доведалися посем, что старейшина над теми бандытами был Ияков Демонте Брандон (de Monte Brando), славный разбойник, которого вскоре казнено с четырминадесять товарыщи. Ибо Григорий Третийнадесять папа, ко мне зело милостив, всегда о мне писал к Дон Петру Оссуне, к наместнику королевства Неяполитанскаго, чтоб их сыскивал. Чего ради и иных многих поимано, и узнавали их по поличному (po licu) имений наших, понеже аз во все страны росписал листы, возвещая, яко что делалося. Той Иаков Демонте Брандон, гетман их, бояся, чтоб его не поимано с своим старшим товарыщем уже за море был побежал, но однакоже в Далмацы[и] поимано его.
Воутрие советовали есмы, что творити? Денег бо не было, и пути от тех воров везде заставлены были. Того ради послал есмь во град Центо (Cento) короля ишпанскаго, где наместник тоя земли был, совета и помощи у него взыскуя. Но отвещал, яко не вем, что бы в том деле сотворити; понеже прежде седмицы (tydzień przedtem) такожде людей, которые ехали в Неаполы (тридесять и несколко) ограбили, седмьнадесять от них убили, ибо противилися им; воров же было сто. Постановили убо на том, чтобы наняли тех, которые[1156] бы или с ворами зналися, или сами воры бывали и знаемость с ними имели, или их сродных и кровных, чтоб нас тако чрез те роты (hufce) препроводили, извещая о нас, что тые есмы, которых розбили, понеже уже то зело розгласилося. Того ради избрали[1157] себе два, единаго Францышка имянем, который осмь лет был вором, имел с ними добрую знаемость, а другаго ксендза, котораго два брата ворами были. И пребыв день у владетеля и заняв у него осминадесять ефимков (szkutow), которые обещали есмы в Анконе отдати, во утрие по трапезе поехали есмы к Адрии (ku Adryi). Ибо токмо двух ослов имели, на которых были те вещи, что от нас не побрали, и две нужные (nędzne) лошади, [более] нигде бо наняти не могли, — того ради часть пешо, часть верхом по пременам приехали на нощь до Адрии, идеже нас всяк видети хотел, слыша, что с нами делалося.
В Иулию (Nova Iulia), новый град, приехали. Тамо нам сказано, что те воры, которые нас розбили, хотели во град внити: еже и творят, егда совокупятся, и вшед убивают, мучат людей, домы грабят; что тот град (на горе лежит), издалеча увидев, затворили, они же вправо над море обратилися. Абие убо тот Францышек, что со мною был, понеже ведал, яко тамо мати началнейшаго вожда некоторых воров[1158] живет, барона (barona) неаполитанскаго, иде к ней, объявляя ей наш злый случай, аще (acz) уже вси ведали. Просил ея, чтоб нам дали знаемаго своего, который бы нас проводил, того ради, яко ащелиб на него напали, удобно бы умирити имянем ея свирепаго человека. [Что и сделала]. И понеже з другими чаяли есмы встретиться, того ради, которых токмо ни обрели знакомых тем ворам, которые в той окрес[т]ности розбивали, наняли есмы. Тако после обеда с пять (z piącią) тех товарыщи, наняв там же коней, поехали. Едва полтретьи версты от града отъехав, увидели есмы трех воров на горе; чесо ради ис тех пяти един нам сказал, чтоб не боялися: его бо знакоми. Абие влево на вержение каменя показал нам невеликий костел близ путей пустый, в котором сказал, что тамо с пятьдесят их было, которые других воров неприятелей своих ожидали, чтоб с ними бой имели. Егда бо две страны (dwie stronie) побранятся, тогда с обеих выкличут (tedy obie bandyzuią i wywołuią); чего ради всякая таковых же товарыщей к себе совокупляет, и посем сами себе погубляют, дондеже един, который одолеет, останет.
Над вечер (nad wieczorem) приехали есмы до Тронту (do Trontu), где кончатся пределы короля[1159] ишпанскаго, а за рекою начинается папежский (granica papieska); но зане глубокая река, того ради тамо есть п[е]ревоз (przewoz). Чаяли мы, что на нас имели[1160] ударити те воры и нас розбить, ибо на высокой горе, на[д] п[е]ревозом, было их блиско двесте человек. Что те же нам сказывали, которые нас провождали, истинно глаголали, что был тамо барон[1161] (котораго мати во Иулии Новой живет), разве бо ожидает иных воров, зане со многими имеет недружбу, или ведает, что нас ограбили (везде бо они лазутчиков имеют), того ради на нас не нападет[1162]. Между тем в том перевезлися. Но занеже гостинница от перевозу малые полтретьи версты была, где нощевать хотели, Францышек, быв в том художестве добре изучен, тако чаял: яко того ожидали, дабы мы на нощный стан (nocleg) стали, чтоб нас в нощи исподоволь ограбили. Помогло такожде, чаю, и то, что дождь от полудня зело был велик и грязь великая, зане земля тамо иловата (kliiowata), а они коней не имели, достигнути бы нас [не] возмогли, понеже зело спешно ехали. Гостинница вправду крепка (zamczysta), но и господину (gospodarzowi) неудобь трудно веровати, ибо с ними купно разбивати обыкли. Егдаже смерклося, яко и с горы нас уже не [могли] видети, отпустив того с превозу, который был от матери онаго разбойника, поехали нощию наших пятьнадесят верст во град [Г]роту (do Groty), камо бы они пеши за нами не могли дойти. Град же был крепок, якоже уже и затворен был, егда в четвертом часу нощи приехали, тогда принуждены были на предградии (na przedmieściu) нощевать.
