Часу[119] в другом ночи ехахом из Кандии острова ветром погожим, минухом турские островы Карпат и Род[120] и, ради нощи, не могохом их видети и внидохом в море Ликийское, а в нощи Памфилийское[121].

Часу в 19 увидехом Кипр, а к вечеру минухом остров Паф[122].

Ровно со светом, приплыхом до Лемиссу[123] (do Lemissu). Тамо прежде нас единым днем внезапу прибежали были четыре катаргии (galery) князя Флорентийскаго, град разорили, турков нечто яли, [с тридцать] побили. На брегу башня стоит, который часть от трясения земли пред коликими леты паде, некиих турков поби. Егда аз ис карабля, положения ради места, изыдох, всрете нас некий человек беснуяйся[124], зовут их тамо маслоениками (masłocznikami), имея в руках нож широкий, подобен бритве, который понеже мнил нас быти странники (а было[125] нас четыре человека), приступи и вопроси: «Что ми дадите? а я за здравие царя государя моего буду резатся»[126]. И прошал за то гроша, иже турки зовут по-своему майдын[127]. Мы, чтоб денег напрасно не трясти, сказахом ему, что лишних денег не имеем; обаче, нужды ради и то взаем, взяхом у купчины некоего италианина, который там же в Кипре обита[128] и с нами в то время был, и дахом ему, чрез толмача объявляя, что такова[го] резания видети не желаем. Но он, взяв майдын, в дву местех в груди глубоко гараздо порезася. И бе вещь страшная — столь гараздо кровь лиющаяся зрети! Иже не бе с разумом, яко и тые, которые, маслок[129] стерши в прах, пьют, лечатся водою ис трав некиих, от чего скоро живут раны, еже и в оном показася. Не дали бы ему были ничего, но нас увещева оный купец, поведая, что обыкли те неистовы христиане резати, смышляя (zmyślaiąc) беснование.

Смотрех града, и видех зело обетшалый. В воскресение пред Троицыным днем (w niedzielę Świąteczną) епископ Сыдонский литоргию в греческой церкви служил[130], у которой едва не вси с корабля нашего причащалися. В нощи отплыхом оттуду и приплыхом к соляной воде, где, аки мраз воду в лед обращает, сице солнце силою и теплотою своею соль садит[131] (ścina), что возможно по ней ходить; но под исподом вода есть пресная и вкуса добраго. И абие в начале осени тая соль, влаги ради, роспущается, о чем из них (iż ich) мнози писаша, аз оставляю.

Оттуду недалече есть град Лерника, который близ тысящи домов имеет, но прошлою турскою войною разорен. И понеже мы зде в сем месте отдохнуть похотели, того ради умыслих сие начало[132] пути моего описати и послать тебе. Вящши по сем по прилучаю напишу.

О плавании моем и како приплых к Кипру, уже ти с того же острова листом возвестих. На-утрие, [после] послания листа, сие есть 1 дьнь иуниа, нанях карабль невеликий, зовут его в той стране карамузан[134], кормчый (patron) был араплянин христианин. О чем егда того места турский судия (зовут его кадды) поведал (dowiedział) по извету некоего грека[135] (которой бе прежде коликих лет в мусулманскую веру обрезался, аще роду добраго человек ис Кипра, и которой на приступе к Никозии зело храбро начинаше, рукою своею многих турков уби[136]), парусы, канаты карабелные абие нам побра, чтоб мы не уехали, не дав ему ничево. Понеже турки в той стране, ради нажитков, разные вымыслы и поклепы и грабежи на христиан возлагают. И тако сего прилагатая (zdraycę) греченина, егда в корабль наш прииде, с честию и любезно прияхом и нечто ему дахом, который у[137] кадия[138] вся, яже у нас беша побрана (wzięto), испроси и отда.

Часу в другом нощи, вседохом на наш карамузан, плыхом к Земли Святой. Бе в том же корабли арап маронита[139] (ибо сице арапов христианин зовут), которой под Лемиссем с кораблецем бысть изыман, егда князя Флорентийскаго воини, вбежав во град, оный разорили. Той нам пространно поведа, како крепко христиане с турки билися. Италиане, видя, яко бе христианин, отпустиша его свободна;

обаче морем, близко италской мили, плыл до некоторого пустого острова и оттуду сухим путем другую милю иде, понеже катарги[140] не хотели близко Триполя остановится. Егда же башню (которая у пристанища есть у Иоппы) увидели, ветр африкус (меж юга и запада)[141] жестоко нача веяти, к брегу нас не припусти, парусы раздра, конаты изорва[142]. А егда кормчый, не ведая, что творити, к Кипру ли возврати[ть]ся и под Короманию (Karamanią) плыти, откуду бы тяжелое плавание и опасное было, помышлял, — нас, что бы мы творити хотели, вопроси и рече: яко аще бы ему найму прибавили, могло бы тем ветром безопасно к Триполю приплыти. Идеже мы, видящи сумненна кормчего, прибавили ему к найму близ двадесяти[143] рублев (do sta złotych). Вина того его новаго торгу сия бе, что бе он нанял караблец (karamużan) оный у инаго арапа, в котором нас к Иоппу (do Iope) отвезши, оттуду инаго кого взяти хотяше, ради и мотчания[144] еже к Триполю, хотяше мзды. Подняв убо парусы, ветром силным ехали есмы и минухом Алабдану Касатуру (Alobdanam Casaturam), прежде сего нарицаху Кесария Атартура (Cesarea Atartula Atelit)[145]; по сем за горою (promontorium) Кармиль, недалече Птоломаиды, но всю разореную Сарефу (Sareptę) Сидонскую[146], о которых глаголет Писание (в третиих книгах Царств, [17], и Лука евангелист, глава 14). Сей град лежит вскрай горы Кормили, на которой горе верху место показывают, идеже Илия создал бе олтарь, в третиих книгах Царств, глава 10, описаный. Минухом такожде Тир и Сидон[147] в красной равнине сии суть грады, един от другаго на двадесят поприщ (na cztery mile Polskie). Поведают, что недалече есть на горе Кесария Каппадокийская[148], идеже святая Дорота девица мученический венец блаженно восприя. Оттуду пятдесят поприщ (dziesięć mil) токмо от (do) Триполя к (od) Бериту и к Анефе (od Berytu u Anesy) градом, где гора Ливан[149] является. Сии грады лежат в Сирии, едва тамо не вси христиане пребывают, друзианы[150] их нарицают, волно им по-турскии в белых чалмах ходити. Тех друзианов род грядет от онех францужан, и остатки их суть, которые беша землю Обетованную у срацын отъяли; но житие и дела их суть лукавая, лютейшии языческих; что[151] о них вящши писати, утес ради честных, не хощу.