Сие аз не для того зде написал есмь, дабы твердити имел, что мумий ради (как многие объявляют) разбиваются карабли, но дабы изъявилося, что со мною деялося на мори. Ей (zaprawdę), тот священник зело богобоязлив и благовейнаго жития, занеже со мною даже до Корцырии ехал, и когда двигнулся в Италию и высел (wysiadłem) из карабля в Таренцы (w Tarencie) он с моим слугою при рухлядях моих на карабле[1020] до Венецыи ехал и приезду моего тамо ждал. Посем до Компостелы, чтоб обещание свое исполнил, ехал и в Рим возвратитися ему было; последиже в Полшу, яко намерил был. Где-либо (gdziekolwiek) со мною быв, христианския страны дошел, вседневно мшу святую с великим благовением и плачем действовал (miewał), а в дому же паки служаше (usługował), и малейшая всякая служения, аки некий раб малый; и возбраняхом его, дабы таких лишился (zaniechał) работ: ибо и в поварни (kuchni) горшки и котлы вымывал и уметал (umiatał) храмины, якоже тое его покорство и уклонность (układność) всякому к подивлению было.
И то мне видится зело потребно быти написати, какое тот пресвитер богобоязный по страшных оных бурях у острова Карпатос, когда нам токмо единожды был святый Герман показася, видение имел. Которое мне того же часа (понеже аз ему был ближайший) объявил, посем и всем, чтобы Господу Богу благодарение воздаяли, извещал. Егда убо молитвы свои творил, видел, якобы карабль[1021] наш разбит был, а мы все уже по морю аки пловуще тонули. В том (wtem) же Пресвятейшая Дева, накрывши нас своею ризою, паки карабль наш собрала, составила и рече: «Зрите, в каковом есте опастве были!» Чего ради он, аки от сна воскочил, еже добре видели есмы, ибо на ногах стал и смотрел, яко карабль в целости, на нем же и мы вси обретаемся, занеже он чаял, яко мы уже потонухом. Сие есмь вкратце воспомянул, тамо своею особою бых и на то смотрех. И не ложно: ащебы таковые волны морские еще хотя токмо два часа пребывали, наша ладия[1022] никакоже претерпела бы. Что [и] оттоле показалося, что есмы у острова Карпатос безпрестанно чрез двадесять четыре часа платили (łatać musieli) ю и смолою заливали, юже волны морские крушаху, что и карабелники на премену от часа до часа воду выливали.
Егда приплыли есмы до горы вышереченной, что на свету прилучилося, понеже там господин карабля[1023] камени ради (dla skał) подъезжати не дерзал нощию, вергнул якори и к каменной горе (do skały) карабль[1024] вервами привязав. Ибо зде подошва земли слабая и малаго ветра повеянием движут и исторгаются якори, и когда неведущий карабленик — все с караблем погибают. Слугу моего абие в Сыцыйский (do Sycyi) выслал есмь град, к которому было пятьнадесять верст, чтоб владетелю (rektorowi) Константину Рынеру (Rynerowi) о моем приезде объявил. Он же прежде сего уже ведал и приезда моего ожидал: тогоже часа коней и несколко ездных людей, аки копоимщиков (kopijnikow), которых зде называют страдиотами, в встречю мне выслал; которые купно и с слугою моим уже к вечеру приехали, того ради принужден был есмь еще тую нощь в карабли[1025] нащевать. И егда приидоша и, в лодиях ко мне приплывше, поздравляли мене, такожде, что им вручил (roskazał) владетель (rektor), извещали. В тоже время наш господин карабля, зря сие и доведався подлинно, кто есмь аз, зело болезновати учал, яко во Александрии той ведомости не имел: убо инако бы был (кто же весть како!) со мною поступил. Ибо то узрели, pobaczono (ащели такую имел волю — самому Господу Богу известно!) когда бы нас столь много не было на карабле (занеже несколко страдиотов при мне осталося было) нощию паки на море нас отвез бы, дабы окупилися есмы от него, или иным подобием искал бы пожитку своего, яко сице иные умеют и творити обыкли. Того ради обережени суще, всю нощь стерегли есмы, ничтоже спяще.
Рано вьшедши из карабля и рухледь в лодью[1026] (w barkę), которая пришла, вложив [и] до сыцыйскаго града (do Sycyi) послав, господину карабля (patronowi) против уговору удоволствование сотворив и карабелные работники ударив (udarowawszy), всели есмы на коней и ехали в Сицыйский град. В пути вшел есмь во един грецский монастырь Пресвятыя Богородицы, где людие великое приносять молебствование, и тамо Господу Богу благодарение воздал есмь за благополучное препровождение. Близ полудня приехал есмь в Сицию град, где владетель (rektor) с великим собранием шляхты встретил мене и проводил мене в полату (do pałacu) одного венецыянскаго шляхтича, роду[1027] (domu) Корнилиев (Korneliow), и тамо мне постоялый двор (gospodę) дав, возвратилися в свою палату. Убо Сицыя град в каменной стене [не есть], вящши двух сот домов не имеет, полата владетелева (pałac rektorow) велми тесна, и крепости никакой не имеет, понеже бо во время войны все в безопаснейшые места выезжают; владетель (rektor) же зде, занеже уезд (powiat) велик есть, токмо судов ради извык жити.
Рано ко мне приехал владетель (rektor) и завел мене в костел, при котором такожде был невеликой клаштор[1028] (klasztorek), чина (zakonu) святаго Августина, где выслушали есмы мшу святую. По трапезе посятил есмь его в полате, в то время действовал (odprawował) суды. Было оттоле видеть далече на море, и видели есмы саицыю нашу, который[1029], пути своего на иную страну острова к Барбарии для противнаго ветра совершити не возможе, понеже зде море есть широкое и безбедное по нем шествие (bespiecźna iazda), а он близ Великого моря[1030] (Archipelagum) шел, и паки волнения онаго постигли, имиже даже до Корцыра загнан был.
Пишу сей лист третий отселе к тебе, понежь опасаются, чтобы мне зде в Крите, непогод ради и волн, далее жити, паче чаяния и потребу мою, не прилучилося. Поспешуся обаче в Кандию, ащели узрю нечто потребное, не оставлю возвестити тебе. Писано из Сицыи, лета Господня 1583, октоврия (października) 25 числа.
Лист четвертый
Владетель (rektor) сицийский, много шляхты зазвав, учреждал (bankietował) мене в полате своей со многим доволством. Посем оба есмы прохаживалися. Егдаже некую малую церковь греческую миновахом, получили погребателный чин (trafiliśmy na ceremonie)[1031] онех стран видети, не велми разный от древних языческих. Погребала жена мужа своего и подрала себе лице, власы терзала, ризу на персех раздрала, главу о градскую стену, даже (aż) обилие крове тече, била. Наяла к тому мужескаго и женскаго пола детищи, которые, к погребению тело провождающе, сетовали (narzekały), плакали и руки заломывали. Зело нелепое и мерское обыкновение, не христианское! В вечере же простился с владетелем (rektorem), который мне придал несколко стратиотов, чтоб мене проводили и объявил тамошней шляхте, коим по тем имел бы ехать, дабы мене везде принимали. Якоже[1032] ми великое прияство воздавали и сами, без того обвещения[1033].
Рано выслушав святую мшу и приняв Пресвятейшие Тайны, еще до свету выехал есмь в Турлоту (do Turloty) к обеду, в полату некоего шляхтица, посем на нощь в Кавузу[1034] (do Kawuzy) чрез многие и веселые удолы (przez dolinę obfitą i wesołą), где шляхтиц венецыйский розвел кипарисную дубраву, где изрядно древеса разсаждены стоят.