Равно со днем (rowno ze dniem), вошли есмы с сенатором (konsulem) Марияном в судно, и ехали болшим протоком (который под двором, где мы стояли, тече) полтретьи версты за град. И у палаты Гауреа (Gaurea) сели на ослы и ехали невеликие пять верст (niewielką milę) до деревни одной, зело людной, названой Назарея. Сия есть деревня, в которой Пресвятая Мати Господня с Сыном Своим (и егда была в той стране у Матфия, в третией главе) пребыла[796] лет седмь, яко богословцы разсуждают. Есть зде двор, зело стар, на котором с единой страны каменной стены показывают яко бы шкапу (olmaryą) долгую и широкую, где Спаса нашего Пресвятая Мати полагала. Под тою шкапою[797] есть престол невеликий ради мши святой. Турки убо то место зело в великой чести имеют; и хотя таможе недалече стоит их мечеть, однакоже от древняго времене (что и памятухов, pamiętnika, нет) ксендзам нашим поволили мшу святую действовать (odprawować); якоже того дне воскресного чол (czytał) при нас ксендз именем Францышк Сасиус, закона изувитского богослов.
Не зело далече оттоль есть текущий кладезь (kryniczna studnia), и тот един во всем Египте, в ширину и в длину несколко лакот, доволно глубок, имеющи студеную и чисту воду, которую колесом тягнут, для поливания садов, убо их зде зело много есть. Носят ее такожде на велбудах пашам и судиякам для пития: есть бо здрава и прозрачна. На доброе вержение каменем от того двора стоит древо смоковное лесное, толстое и высокое; называют ее фараоновою смоквою (figą). То древо чюдом Божиим от самаго кореня даже до верху тако есть розколотое, что когда бы пришло к спаянию, могли бы особно обе страны спаятися и совокупитися: на одной бо стране концы вышли, а на другой ямковато место для впущания их в себе осталося. Ниско, при самом пню, есть аки жилище в древе, егоже никто из рукоделателей выделати не мог: само(е) тако смирилося, пребывание Пресвятей Марии Матери Божией и Создателю своему воздающи, егда тамо с ним пришла, дондеже бы Иосиф святый иное изобрел по сем в деревни. Во истинно, зрящему сие древо не малое чинит подивление: турки в нем лампады свои завесили (zawiesili)! Убо исповедуют аще (что и всякий воззрев разсудит), яко чюдно отверзлося было, егда Дух Божий (тако Господа нашего нарицают) с Материю купно приклонил[798] (skłonił) к нему. Стоит сие дерево в вертограде, где мѵро[799] прежде сего было, и ныне еще некакие ветви тамо обретаются, мало не на два лактя высокие, но вси посохли. Убо Ассан паша (который здешнее государство прежде нынешняго Имбраима владел) арапа, окрест того мура тщание имеющего, дабы великое число денег собрал, повелел был удавити; чесого ради егда по сем никто сего оберегати не умел, все изсохло. Обачеже в земли Арапской, которую называют Благополучная (Szczęśliwa) Аравия, тщанием Сулимановым, великим изобилием восприемлют муро из вертограда того прежде вящши принесено[е]; возит оное зде караван из Мехы (Mekki) града, и аз его с собою не мало в дом привез.
Возвратилися есмы по сем до палаты Гауреа[800] на обед, и едучи видели есмы по левой руке караван с несколко сот велбудов, ко граду Суес идущий, который недалече Чермнаго моря лежит. Палату тую для того называют Гауреа, что ее султан Гаур, зело силный король египетский, великим иждивением некогда созда, купноже и изрядную мечеть за двемя великими главами, где его погребено; и та мечеть (по Аромели граде (po Aromeli), о котором ниже изъяснено будет) есть изо всех преизряднейшая. Тая убо палата передние имеет крылца хорошие, на великих и лепотных столпах стоящие, а в средине купель[801] пятдесят лакот шириною и длиною, шесть лакот глубиною; юже преждереченный король, еликожды двору своему и всему миру пир творил (что часто случалося), водою[802], сахаром раствореною, наполнял, дабы из нея всяк черпал и пил по изволению. И того ради со всех стран (stron) были мраморные ступени, что по них, как воды убывало, люди ступали; которым под теми крылцами кушанья давано, а на то король с верху смотрил. Пребывает зде во время (podczas) нынешный губернатор Ибраим паша, когда может перекопом (przekopem) через Нил в судне безопасно (sposobnie) переехать.
Есть такожде при той палате кассия[803] (kassya) названое древо, зело высокое, над которое (nad ktore) во всем Египте вышшого несть. Смотря на него и на его высоту, есть подобно то древо касия липе. К вечеру, противу реки едучи, возвратилися есмы во град, некоторые палаты и сады изряднейшые, при брегах лежащие, осмотрев. И иных дней по граду преходилися, где всегда нечто новаго видети было. Смотрили есмы мечетей знатнейших, хотя в них не ходили. А преднейшие (przednieysze) суть сии:
Первая[804] Гиямаларса (Giamalasar) названая (сия есть аки бы у нас соборный костел), при которой патриарх турский[805] и сантаны (santonowie) живут; имеет осмь подворий, а две из них долгие на колико сот лакот. Тая (занеже ю коликократно обшел есмь, и чрез окна прилежно присматривался), могу рещи, что граду Люблину величиною равняется. Содержит окрест себе добрую милю италскую. Патриарха того турского многажды видел есмь, когда на мулицы гнедой чрез град ехал, за которую Асан паша дал две тысящи цекинов. Такие суть драгие мулицы в той стране, занеже мало (niemal) суть таковаго возраста, яко италианских коней, курсери (kursery) названых. Седмь сынов имяше с собою: четыре из них уже в полседы пред ним, а три за ним ходили, все между сантанами началнейшые были. Сам возрасту малаго, плеча широки безмерно имел; на главе имел чалму великую, немерную, которая четверть лактя шире плечей была. Чюдное дело, как столь великую тяготу на главе мог носити! Одеяние верхнее имел долгое с сукна темновишневого[806] (bronatnego). Видел есмь такожде и под-патриарха[807] его, человека столь зело в своей бусурманской вере ревниваго, что на мимо идущих христиан плевал, нечтоже себе под носом шепчя, яко разумети мощно — проклинал.
Вторая мечеть велика есть, идучи ко граду; зовут ю Зуеле (Zuele); возле ея врата Баб (brama Bab), которою для близости ея называют Бабзуеле (Babzuele). В тех вратах Селим Первый, султан турский, султана Кампсона (Kampsona) или Томбея (Tombeja) на виселнице повесить велел лета Господня тысяща пять сот девятоенадесять, априллия (kwietnia) седмагонадесят дне; на которую память часто тамо (яко сами видели есмы) и ныне вешают злодеев. А хотя тать висит, однакоже люди во врата ходят: высоко бо висит, и далече бы пришло объезжать с великою трудностию.
Третию зовут Сарафия (Sarafia), в которой на стене шишак (przyłbica) висит (чрез двери смотря, гораздо его видеть) старинный; глаголют, что Иакова, короля кипрского, взят на войне от египтян. Короли кипрския издавна турку на всяк год по двенадесяти тысящь цекинов давали дани, ащели ради шишака того, или для коей иной причины — неведомо. Се же от венецыян того же числа денег спрашивал, даже (aż) по сем волчыим правом (wilczem prawem) все государство объял и взял.
Четвертая мечеть Аромеле, Aromele (зовут ее такожде салтанскою), стоит пред самим градом. А та и величиною, и украшением иные все превосходит. Асан султан ее воздвигнул таким способством и случаем, как египетские летописные свидетелствуют книги[808]: Ассан, мучитель, человек лакомый (łakomy) и злохитрый, промышляя, каким бы способством мечеть изрядную к славе своей и на знак воспоминания онаго без великия протори выставити мог, таков себе совет обрел: велел везде чрез под-войских (przez podwoyskie) окликать, яко намерил есть Господу Богу изрядную мечеть и лепотную устроити, и чтобы благополучнее сие совершитися могло, желает, дабы все приходящие, откуду они ни-есть, тамо, на том подлинном назначенном месте, того же урочного дне и времени совокупилися восприяти от него милостыню. Есть подворие под градом на лево, стена каменная токмо от тоя мечети делит е, где ныне караван, егда имеет до Мехы града ехать, собирается; дивно широкое: во время бытия моего пришелцов, до Мехы выбирающихся, блиско двунадесяти тысящь стали[809]. Зде неизщетное число людей из Египта и ближных королевств и государств сошлось, где такожде Ассан неизреченное множество рубах и кафтанов велел был наделать. И тако по единому пущано к подлинному (do pewnego) месту того подвория, идеже который вшел, абие велено ему все древние (stare) свои рубы снять и оставить, взяв новые по милостыню, чрез тайные невеликие переходы, которые были в стене каменной, до иного подвория на другую страну преходити, что его никто не видел. И тако от того подвория к другому, милостыню взяв, преходил, и что с ними учинилося — никтоже не мог ведати; паче чаяли вси, что из щедроты королевские нечто вящщого восприяли. И хотя бы всяк желал новое одеяние возвратити там же и при своем старом остати (занеже тамо в той стране есть обыкновение, что денги завязывают в платок, хранят их в челме, или зашив в рубаху, тако с собою всегда носят), однакоже принуждены были новые одеяния в милостыни место взять, а старое свое положити. Был тамо оных людей плачь, вопль и на султана зелное негодование; но он то ни во что же вменив. И егда свою молбу совершил, абие велел те оставленные старые рубы съжещи, и зело великое число злата и сребра оттуду собрал, что и по той мечети, так украшеной и господско устроеной, зретися может. Египетские летописцы и египтяне тому верят и пишут; но вера при них да будет (sit fides penes illos)!
