И вот в один прекрасный день в начале недели Маша обнаружила на кухне записку от родителей, в которой было сказано:

«Дорогая Маша! У нас с мамой больше нет сил тебя воспитывать. Не ищи нас, пожалуйста. Мы уезжаем далеко-далеко, чтобы не слышать больше твоего, когда-то такого милого, голоса. Деньги на еду в тумбочке. Твой папа».

Как ни была Маша сердита в этот момент на родителей, ей на миг стало их очень жалко. Она представила папу и маму далеко-далеко, на заполярном снегу, уходящих всё дальше и дальше в пургу, метель и снежные миражи. Маша собралась с силами, скрепилась, вытерла слёзы и пошла в школу.

Однако там выяснилось, что слёзы можно было и не вытирать. Её классная руководительница, которая давно уже обходила Творогову стороной, вдруг подбежала к ней после первого урока и с нескрываемой радостью сообщила:

― Администрация школы приняла решение исключить тебя из нашего лицейского класса, потому что ты своим поведением мешаешь учебному процессу и портишь картину успеваемости. Общественность класса также считает, что тебе у нас не место. Среди таких выдающихся учеников, как Антон Яблоков или Михаил Косолапов, не должно быть подобной тебе двоечницы. Каково будет будущим биографам Кости Кривошеина, ― который, возможно, вырастет нобелевским лауреатом ― узнать, что он учился в одном классе с такой истеричной тупицей!

― Неужели Костя станет нобелевским лауреатом? ― воскликнула Маша Творогова.

― Не исключено, ― отвечала учительница. ― Невозможно себе представить, что вы когда-то были друзьями и занимались на одном уровне!

― Не выгоняйте меня, пожалуйста! ― взмолилась Маша. ― Я обещаю исправиться!

― Не знаю, не знаю, ― вздохнула учительница. ― Даже если администрация школы согласится на испытательный срок, твои одноклассники могут быть против. Разве только Костя Кривошеин за тебя заступится…

― Спасибо! ― воскликнула Маша и кинулась разыскивать Костю. На её счастье, именно в этот день Костя пришёл в школу за очередным заданием. Маша догнала его на лестнице, когда он торопливо направлялся к выходу.

― Костя! ― воскликнула Маша. ― Помнишь, мы были когда-то друзьями?

― Не помню, ― ответил Костя, но слегка притормозил.

― И ты не помнишь, как напугал меня в парке? Не помнишь, как мы с тобой были на биологической практике? Не помнишь, как ты заставил меня торговать капустой?

― Нет смысла держать в голове лишнюю информацию, ― ответил Костя, останавливаясь.

― А это правда, что ты станешь Нобелевским лауреатом? ― спросила Маша.

― Не исключено, ― ответил Костя.

― А ты знаешь, что у каждого нобелевского лауреата есть свой биограф ― человек, который с самого детства знает всё о своём герое и может рассказать в подробностях, как формировался юный гений. Единственный человек, который дружит с тобой с самого детства ― это я. Так что ты меня должен ценить.

― Да я ценю, Творогова, ― отвечал Кривошеин.

― А если ценишь, то попроси директора, чтобы он не выгонял меня из школы и оставил в нашем классе. Иначе прошлое и настоящее будущего лауреата останутся неизвестны потомкам.

― Я и так уже опаздываю на семинар, ― ответил Костя. ― У меня нет времени ходить по директорам.

― Прошу тебя, Костя! ― умоляла Маша.

Однако Костя был непреклонен. Он уже взялся за ручку двери и собирался покинуть школу на целую неделю. И тогда натренированная Маша устроила последнюю в этом учебном году истерику ― такую мощную, что неподготовленный Костя поторопился скрыться в ближайшем кабинете, который случайно оказался кабинетом директора. Следом за Костей посыпалась с потолка штукатурка, с грохотом упали и разлетелись на куски три швабры в кладовой уборщицы, рыбки в кабинете биологии выпрыгнули из аквариума, а Костя с директором отделались пустяками ― всего лишь на несколько минут оглохли.

― Прошу вас от имени будущего нобелевского лауреата оставить Машу Творогову в нашем классе, ― громко сказал Костя, стараясь перекричать бушующую за дверью одноклассницу.

― Я вижу, что ты «крушишь с доблестью пирата все вокруг рогами», и не только в классе, но даже в моём кабинете, ― ответил директор, поспешно вскакивая с кресла. Спустя полсекунды на опустевшее сиденье свалилась с потолка большая хрустальная люстра. ― Это на тебя не похоже, Кривошеин.

― День действительно непогожий, ― согласился Костя, ― Зато завтра обещают солнце. Но сможете ли вы радоваться хорошей погоде, если на вашей совести будет чёрное пятно, вызванное излишней строгостью к моей однокласснице?

― Совершенно верно, «вылетают оконца», ― сказал директор, осторожно выглядывая в коридор. Увидев решительно стоящую посреди гардероба Машу, он торопливо закрыл дверь и прошептал: «Пора вызывать полицию».

― Вот именно, ― сказал Костя, ― Маша воздаст вам сторицею, если вы в этот трудный для неё период поддержите её и не станет выгонять. Она обязательно исправится.

― Да-да, ― кивал директор. ― Нам вдвоём не справиться.

― Значит, мы обо всём договорились? ― спросил Костя.

― Конечно, ― отвечал директор, пожимая Косте руку, хотя и не понимал толком, что именно доварилось.

«Наверное, Костя проводит новый эксперимент», ― решил директор. Когда Костя ушёл, растроганный директор достал с полки пачку старых тетрадей, которые он спас от сдачи в макулатуру, и нашёл среди них дневник наблюдений за природой ученика 4 класса Кости Кривошеина. С умилением рассматривал директор первые шаги Кости к вершинам науки и так увлёкся, что забыл даже вызвать полицию.

Костя вышел из кабинета в полной уверенности, что директор сменил по адресу Маши гнев на милость и сказал Твороговой, что всё в порядке. Маша сообщила о помиловании старосте класса Косолапову, староста передал информацию классному руководителю, классная довела сведения до всего педагогического коллектива и завуча, и спустя четверть часа завуч с негодованием ворвался в кабинет директора.

― Общественность школы едва вздохнула свободно, ― сказал завуч весьма недовольным тоном. ― А вы опять оставили эту потрясающую негодницу среди наших учеников.

― Вы говорите, что жертв нет, отделались парочкой синяков? ― переспросил директор, который ещё не вполне оправился от контузии. ― Ну что ж, в таком случае ничего не мешает мне уйти в отпуск.

Так Маша Творогова осталась в любимом классе. Вскоре и её родители перебрались от соседей по площадке в свою квартиру, потому что Маша стала вести себя значительно тише.

Теперь Маша Творогова уделяла своей коллекции женихов не больше полутора часов в день. В оставшееся время Маша делала уроки и готовилась к поступлению в университет. Она ездила на подготовительные курсы и ещё к трём репетиторам, чтобы наверстать упущенное. Каждый день после школы Маша садилась в поезд метро и ехала на другой конец города, а вечером возвращалась обратно. Ровно в 16.10 на станции пересадки Маша встречалась с Костей Кривошеиным, который направлялся из научной лаборатории в академическую библиотеку. Костя всегда садился во второй вагон из центра, а Маша ― во второй вагон к центру, и они всегда сталкивались с костей у пятой колонны справа. Лишь однажды они разминулись, потому что Костя, задумавшись, остановился не у пятой, а у седьмой колонны. Маше пришлось делать крюк, чтобы поздороваться с ним.

― Ты сегодня непривычно рассеян, Кривошеин, ― упрекнула его Маша.

― Ты не представляешь, Машка, что случилось! ― ответил Кривошеин. ― Президент Академии наук вызвал сегодня директора нашего института и задержал его на полчаса дольше, чем обычно. В результате директор на полчаса позже провёл планёрку, и начальник нашего отдела вовремя не выдал задание начальнику лаборатории. Начальник лаборатории оставался у начальника отдела лишние десять минут и реакцию мы запустили тоже с опозданием. Хорошо ещё. Мой автобус пришёл раньше обычного, и в итоге я успел вскочить в тот же самый поезд, на котором всегда езжу, только не во второй вагон, а в последний. Но этого больше не повторится, ― пообещал Костя.