Мама вскрикивает и сжимает мои ноги.

— Детка? Лара, сколько таблеток ты приняла?

Сознание начинает ускользать, но я все никак не могу отвести взгляд от лица Джекса. Оно старше, чем я помню. Раньше его волосы были черными, а глаза — карими, а не голубыми.

И тем не менее я уверена, на все сто процентов уверена.

Он — стрелок из переулка.

Мама и Джекс остаются со мной до приезда скорой. И хотя я сознаю, что они дотрагиваются до меня, умоляют держаться, мой разум находится не здесь.

Он где-то далеко.

В прошлом.

***

Я быстро и решительно иду по проходу между двумя рядами кабинок в административном здании, словно мне здесь самое место и я точно знаю, куда направляюсь. На мне синие туфли на каблуках, зауженные джинсы и темная спортивная куртка. На лацкане болтается гостевой пропуск, на плечо накинут рюкзак. Вокруг трезвонят телефоны, а люди в гарнитурах, откинувшись на спинки стульев, отвечают на звонки. Видимо, я в секторе продаж.

Подхожу к двери кабинета с медной табличкой «Джекс Монтгомери». Оглядываюсь и, закусив губу, делаю вид, что стучусь, а потом проскальзываю внутрь. Из окон открывается великолепная панорама Бостона. Быстро задергиваю шторы и, сняв рюкзак, спешу к столу Джекса, заставленному моими и семейными фотографиями. При виде снимков меня охватывает дикий гнев, но я подавляю его и обшариваю ящики.

Я не нахожу того, что ищу, однако мне удается войти в компьютер с паролем Джекса, и там я натыкаюсь на один из нужных мне документов. Пока он распечатывается, бегу к картотечному шкафу и обыскиваю каждый ящик. Не добившись успеха, перехожу к стоящему у стены шкафу побольше, где под стопкой бумаг нахожу бумажную папку.

Приседаю на корточки и, удерживая ее на коленях, бегло просматриваю записи: имена, даты — все, что мне нужно. Также нахожу черно-белые фотографии папы — моего настоящего папы, Джона Крейна, — сделанные длиннофокусным объективом. И снимки со слежки, на которых мама идет на работу в тот день, когда какая-то незнакомка спасла ее, и моя жизнь навсегда переменилась. В тот день, когда я лишилась отца.

Я пойду на все, чтобы его вернуть.

На все.

Я должна попытаться.

Бегу обратно к компьютеру и вставляю флэшку. «Перемотку» нужно остановить. Копирую все файлы, содержащие данные о технологии стирания памяти, которые удается отыскать. Она совсем новая, однако со временем ее усовершенствуют и применят на людях.

Этого нельзя допустить. Джекс, мама, сенатор — я остановлю их всех. То, что начиналось, как поиск информации об отце, теперь превратилось в крестовый поход. И дело не во мне и не в папе. Речь идет о миллионах жизней и о том, что ожидает людей, если сенатор останется у власти.

Однако я связала все события воедино. Сенатор приказала убить мою маму, потому что та хотела уйти из «Перемотки». Когда же попытка провалилась, она подставила моего отца. После этого мама передумала уходить из агентства и глубже погрузилась в исследования, стремясь заглушить боль, причиненную Джоном Крейном. И при всем при этом один из виновников охмурил ее, женился на ней и стал моим отчимом.

Да они все заслуживают того, чтобы сгореть в аду.

Поворачивается дверная ручка, и я вынимаю флэшку. Пока не передам данные Джойс Мейерс, которая сможет их опубликовать, мне будет грозить опасность. Подбежав к принтеру, запихиваю бумаги в рюкзак. Только успеваю застегнуть его и закинуть на плечо, как в кабинет входит Джекс. Выровняв дыхание, откидываю с лица идеально выпрямленные волосы.

— Привет, папочка, — ухмыляясь во весь рот, здороваюсь я.

Джекс улыбается, скрывая удивление, подходит и целует меня в щеку. Изо всех сил стараюсь не поддаться желанию стиснуть зубы или сжать челюсти. Он всегда замечает подобные вещи.

— А я и не знал, что ты сегодня придешь. Мы что, договорились вместе пообедать?

Качаю головой.

— Ничего такого. Я пришла, чтобы подать заявление о прохождении практики в следующем году. — Показываю бэйдж на шее.

Лицо Джекса светится от гордости. Он садится на край стола.

— Почтем за счастье видеть тебя здесь. Ты вся в мать.

Улыбаюсь и киваю. За последние дни я в этом поднаторела.

— А не пообедать ли нам вместе? Теперь нам так редко это удается.

Он сжимает мое плечо. Вспоминаю, что когда-то мне нравились подобные жесты. Вспоминаю, что когда-то любила его, но сейчас я чувствую только, что меня предали. Я попыталась поговорить с мамой, однако она разозлилась на меня, будто я какая-то лгунья и чудачка. А ведь все, чего я хочу — это узнать правду. Мой отец — человек, о котором у меня остались лишь отрывочные воспоминания, — тоже заслуживает ее знать.

— С удовольствием, — отвечаю я, и мы, держась за руки, выходим из кабинета. Краем глаза наблюдаю за Джексом, однако все мои помыслы направлены на достижение цели.

Еще немного — и я приведу мой план в действие.

***

Сознание резко возвращается в мое тело. Лежа с закрытыми глазами, различаю тихое гудение аппаратов, ощущаю присутствие рядом людей. Пытаюсь переварить то, что произошло, что мне известно.

Другая Лара по кусочкам восстановила подробности попытки убийства мамы и обнаружила, что след ведет к отчиму. Все воспоминания о том, как Джекс любил меня, укрывал одеялом, словно ножом полосуют по сердцу.

Но к чему это все?

Зачем он так с нами поступил? Почему женился на женщине, которой желал смерти, а потом столько лет сохранял ей жизнь? Зачем завел с ней детей? Почему был так добр ко мне? Неужели он тоже работал на сенатора Патрисию Джеймс и следил, чтобы мама не своевольничала?

Он вообще когда-нибудь меня любил?

Хотя какая теперь разница. Мой настоящий отец провел последние десять лет в тюрьме, и я должна его оттуда вытащить. Должна закончить то, что начала Лара, даже если это означает разозлить маму, которая, будем откровенны, и без того на меня сердита.

Первым делом необходимо как-то удрать из больницы и добраться до тайника Лары, чтобы воссоздать ее план и выяснить, посвятила ли она кого-нибудь в свою тайну. Донован не раз упоминал о плане, однако я думала, что он имел в виду выпускной бал. Что, если я ошибалась? Что, если я все неправильно поняла?

Пытаюсь разлепить тяжелые, будто придавленные камнями, веки. Поначалу все вокруг выглядит размытым, словно я смотрю сквозь толщу воды. Родители разговаривают между собой у изножья кровати. За окном позади них виднеется, судя по всему, рассветное небо, по которому плывут заревые облака.

Как долго я провалялась без сознания, и насколько моя госпитализация обеспокоила похитителей Молли? Если ее вообще похитили. При сложившихся обстоятельствах у меня нет иного выбора, кроме как заподозрить, что к ее исчезновению причастен Джекс.

Медленно подношу руку к кислородным трубкам в ноздрях. Насколько же мне стало хуже? Как пить дать, я изрядно напугала маму. Надеюсь только, что времени еще достаточно.

— Мама? — в конце концов хриплю я старческим голосом.

Она резко поворачивает голову, стремительно приближается ко мне и садится рядом. В одной руке мама крепко стискивает носовой платок, а другой гладит мои волосы.

— Лара, детка? — Ее трясет от эмоций, поэтому вряд ли она способна еще хоть что-то произнести. Когда она наклоняется, чтобы меня обнять, я ее не отталкиваю.

— Я позову врача, — говорит Джекс и выходит в коридор.

Мама сжимает меня в объятиях, зарывшись лицом в мои волосы, и я цепляюсь за ее плечи. Мы впервые так близки с тех пор, как я изменила прошлое. Одна часть меня радуется, а другая хочет отстраниться, потому что я не знаю, как долго это продлится.

— Я сожалею, — нехотя выдавливаю я. — О Молли. О…

Зажмурившись, мама качает головой.

— Ты не знала. Это не твоя вина. Мне не следовало… Мне не следовало внушать тебе чувство вины. — Ее голос так дрожит от сдерживаемых рыданий, что я едва разбираю слова. — Это меня никогда не бывает рядом. Это я виновата. Я.