Об этом деятельном чуде в вышних никак не могли, чисто по-человечески в приземленности, в каждодневной суете мирской, подумать, поразмыслить ни тогда, ни потом Святой Амвросий Медиоланский и Блаженный Августин Гиппонский. Еще в меньшей степени Господь на то сподобил Святую Монику.
Преподобнейший епископ Амвросий и ученейший ритор Аврелий покуда не были друг с другом сообразно знакомы. Меж тем благочестивейшей матроне Монике еще предстояло приехать в Медиолан. Притом до крещения катехумена Аврелия оставалось не меньше двух с половиной лет.
Тем не менее таинство чудесного, душевно сокрытого воцерквления и свершенного неисповедимо духовного обращения предстоятельного Блаженного Августина, наиболее значимого после Святого апостола Павла из отцов и учителей Церкви Христовой, состоялось по воле Божией в опус оператум, когда его непосредственным свидетелям и участникам не дано было о том знать. Истинно неисповедимы предначертанные людям благодатные пути Господни, исследимо прозреваемые нами лишь по прошествии времен по историческим результатам и последствиям!
В августе 384 года от Рождества Христова незримо сработало Провидение Господне. Господь Вседержитель направил, наставил соработника Божия философа Аврелия Августина на путь истинный, с которого он отныне не свернет, ни на йоту не уклонится от предназначенной ему апостольской стези до самого последнего вздоха.
Со всем тем, до того и прежде всего, исходное содержание его неотъемлемой веры, данной от Бога каждой разумной душе, настоятельно требовало соответствующей и сообразной формы.
Бесформенному расплавленному металлу необходимо было вылиться в приготовленные для него изложницы, дабы стать отливкой, приобретающей упорядоченное устойчивое достояние и вещественное, предписанное Творцом-Демиургом агрегатное состояние. Глина должна предстать состоятельным, достойным сосудом веры. А глыбе необработанного мрамора должно освободиться от лишнего вещества, скрывающего фигуру и формы гармоничной статуи.
И все это предопределено по закону, неизгладимыми письменами исполненному Богом на скрижалях сердца человеческого; так написано в Книге Жизни завершающего Судилища Христова.
Религиозное наполнение разумной мыслящей души Аврелия непреложно нуждалось в соответствующем пресуществлении, оформлении и воплощении. Но сам он этого не осознавал, не воспринимал в ограниченной логике и рационалистичности телесного материалистического мышления.
«…Я обратился к природе души, но ложные понятия, бывшие у меня о мире духовном, мешали мне видеть истину. Во всей силе своей стояла истина у меня перед глазами, а я отвращал свой издерганный ум от бестелесного к линиям, краскам и крупным величинам. И так как я не мог увидеть это в душе, я думал, что не могу видеть и свою душу.
Я любил согласие, порождаемое добродетелью, и ненавидел раздор, порождаемый порочностью. В первой я увидел единство, во второй — разделенность. Это единство представлялось мне как совместность разума, истины и высшего блага; разделенность — как некая неразумная жизнь и высшее зло.
Я, несчастный, считал, что оно не только субстанция, но что это вообще некая жизнь, только не от Тебя исходящая, Господи, от Которого все. Единство я назвал монадой, как некий разум, не имеющий рода, а разделенность — диадой: это гнев в преступлениях и похоть в пороках.
Сам я не понимал, что говорю. Я не знал и не усвоил себе, что зло вовсе не есть субстанция, и что наш разум не представляет собой высшего и неизменного блага…
…Я отчаялся, Господи неба и земли, Творец всего видимого и невидимого, найти в Церкви Твоей истину, от которой с юности меня отвратили. Мне казалось великим позором верить, что Ты имел человеческую плоть и был заключен в пределы, ограниченные нашей телесной оболочкой.
А так как, желая представить Бога моего, я не умел представить себе ничего иного, кроме телесной величины — мне и казалось, что ничего бестелесного вообще и не существует, — то это и было главной и, пожалуй, единственной причиной моего безысходного заблуждения…»
Исповедь философа и теолога Аврелия Августина тем и ценна для нас, потому как позволяет ему и нам разглядеть очень многое в душе человеческой, какая отнюдь не является потемками, будучи освещенной светом истины Божией от изначальной веры — непосредственного знания, нам дарованного свыше.
«…Когда душа моя пыталась вернуться к православной материнской вере, то меня отталкивало от нее, потому что мысли мои о ней не соответствовали тому, чем она есть в реальности. Мне казалось благочестивее, Господи, Чье милосердие засвидетельствовано на мне, верить, что Ты во всем безграничен.
Хотя в одном приходилось признать ограниченность Твою — там, где Тебе противостояла громада зла. Это казалось мне благочестивее, чем считать, будто Ты ограничен во всех отношениях формой человеческого тела. И мне казалось лучше верить в то, что Ты не создал никакого зла, нежели верить, что от Тебя произошло то, что я полагал злом.
Самого же Спасителя нашего, Единородного Сына Твоего, видел я как бы исшедшим для спасения нашего из самой светлой части вещества Твоего. И не желал верить о Нем ничему, кроме своей пустой фантазии.
Я думал, будто Он, обладая такою природою, не мог родиться от Девы Марии, не смесившись с плотью. Смеситься же с нею и не оскверниться мнилось мне невозможным для такого существа, какое я себе представлял. Поэтому я боялся верить, что Он воплотился, чтобы не быть вынуждену верить, как если б Он осквернился от плоти…»
Скверная холодная весна не помешала благоверной матроне Монике нагрянуть к сыну в Медиолан без предупреждения в мартовские иды. Скевий Романиан, — сама воплощенная вежливость и любезность, — ничуть не мог отказать ей в просьбе взять с собой на один из его кораблей, отправляющихся на Апеннины с грузом африканского зерна, распродаваемого по хорошей весенней цене, как только кончается время бурь и зимней непогоды.
Друг Скевий и вообразить не мог, какими любезностями принялись обмениваться мать и сын, когда стихли бурные изъявления радости и восторга от родственной встречи, а они остались наедине. Ни минуты не медля, Моника тотчас же обрушилась на Аврелия с обвинениями в бессовестном обмане и злостном сокрытии всей правды. И так далее и того хлеще…
Короче говоря, не задерживаясь в повторе на сквернословии и слезах, разразилось то самое стихийное бедствие, какого Аврелий давно уж опасался. Вот и вскрылись, в одночасье раскрылись, к счастью или к несчастью, все эти женские ушлости, житейские ковы и козни.
Должно быть, Бог и зло употребляет во благо, и любящим Бога все содействует ко благу и благообразию. Но прежде Аврелий должен был участливо выслушать кучу и тучу самых ругательных вещей о себе самом и своем безответственном, безобразном поведении.
Как оказалось, в позапрошлом году наша великолепная Сабина, раздосадованная, взбешенная скоропостижным отъездом Аврелия из Картага, сгоряча выложила Монике, что у нее имеется внук, которого, дескать, не желает признавать родной отец. То есть негодяй Аврелий, который-де одной добродетельной женщине приходится от рождения сыном, а другой — неизменным полюбовником с юных лет.
Однако Моника ни на зету ни на ипсилон не поверила «распутной продажной белобрысой девке, положившей похотливый синий глаз» на ее сына. Мало ли чего может наговорить, нагородить озлобленная, обманутая в неких нелепых ожиданиях тридцатитрехлетняя мегера?
С тех пор надувшаяся Моника и бешеная Сабина необратимо и непримиримо рассорились, перестали здороваться и замечать друг дружку в церкви.
Тем часом у матери вновь возникла навязчивая мысль непременно оженить сына, хоть бы он себе уехал в Италию. Чтобы далеко не ездить, она и подходящую невесту ему нашла в самом Медиолане — дочь хороших благонравных родителей, состоятельных выходцев из Африки, находящихся в прекрасном фамильном родстве с тагастийскими Романианами.
Пускай девочке Максимилле еще надо самую малость, эдак два-три годика подрасти до брачного возраста, — благомысленно предопределила Моника светлое будущее. Оттого на несколько месяцев премного успокоилась в набожных молитвах; угомонилась мать мало-мальски в обнадеживающих матримониальных упованиях. К тому же, переезд в Медиолан ее сына она сочла знаком свыше и Божьим ответом на ее материнскую мольбу и ревностные моления.
