Тогда как хорошо прокипяченная вода объединяет сразу две очистительных стихии. Несомненно очищает и соль как часть земельного элемента. Не зря Спаситель иносказательно упоминал соль земли, в благовестии наделяя апостолов даром исцеления. А водой и солью в свою очередь придают духовное очищение от грехов в таинствах церковных.

Опять же тотальный запрет Эллидия на все сырое, почти необработанное от грешной земли: воду, фрукты, овощи, вяленую в тени рыбу и сырокопченое мясо — вынуждает прибегать к чистой стихии огня в виде вареной, жареной и печеной пищи.

Гарум, пряности и вино он, кстати, не запрещает. Первый долго и крепко настаивается как рыбный рассол, а второе и третье есть продукт долголетнего преобразования соли земли и солнечного жара, вбираемого растительной полужизнью.

Морская соль и солнце, между прочим, благотворно воздействуют на тело. Равно теплые купания животворят после упражнений в военном искусстве в здоровом поте лица, невзирая на лица и возраст.

Глядя на практикующихся в нападении и обороне соратников, епископ, утомленно присевший на песок передохнуть, вспомнил, как же яростно Эллидий ратовал за свежую воду и очищение городской клоаки.

Когда в июльские ноны разразилась эта проклятая холера, дождей не было примерно с месяца два. У окрестных поселян едва ли не половина урожая пшеницы на корню бедственно погорела. И в большой гиппонской клоаке дерьмо-какатум на беду застоялось, намертво закупоренное. Двое городских рабов золотарей задохнулись до смерти, попытавшись прочистить дерьмопровод.

Тогда и спустили все городские источники, водоемы, цистерны и фонтаны бурным потоком на промывание дурной плотины. Размыли, пробили какатум. А потом по предписанию магистратов горожане с проклятиями пользовались только свежей чистой проточной водой из акведука. Далеко таскать, зато живые здоровее стали во всех органонах, если верить доктору Эллидию.

После августовских календ никто в Гиппоне больше не умер от убийственного истечения органических нечистот спереди и сзади. Город со всех сторон сделали доступным не только для подвоза провианта от своих колонов.

Эллидия шепотком до сих пор проклинают за санитарные строгости, ограничения, чрезвычайные предосторожности. Напротив, некоего пресвятейшего прелатуса даже язычники чересчур превозносят, громогласно славословят за чудесное избавление города Гиппо Регий от повальной моровой напасти. Дескать, его чудодейственными молитвами праведника, волшебным именем Христовым еле-еле в душу живу уцелели, если в недалекой Сицилии в отдельных приморских городишках население почти поголовно вымерло, на понос изошло. Зато у нас, мол, воистину богоспасаемый град Божий, не то что у некоторых.

Помилуй, о Господи, невежд и суеверов!..

Позднее епископ пожалеет: зря это он авторитетно не предложил воздвигнуть Эллидию статую на форуме. Побоялся он в ту пору, как бы этакому чудотворящему врачу-натурфилософу не стали поклоняться суесловно, суеверно в подобии нового африканского Эскулапа. Может статься, и не всуе, коль скоро кто-нибудь из умных потомков догадается его святость исторически подтвердить и правдиво обосновать…

Один лишь Господь располагает существовать в настоящем, неизменно и неограниченно ничем и никогда. Тогда как человеку свойственно обустраивать жизнь, познавательно применяясь к прошлому, организованно отвечая на произошедшее. Либо мыслительно жить в непознанном будущем, выстраивая предварительно намерения, расчеты, решения.

«Но как бы там ни было, у всемогущего Бога и высочайше блаженного Творца не оказалось недостатка в предусмотрительной мудрости, чтобы и из осужденного человеческого рода наполнить Град Свой известным предопределенным количеством граждан, выделяя их не по заслугам, ибо все люди без исключения подверглись осуждению в своем испорченном корне, а по благодати, и показывая освобожденным как на примере их самих, так и на примере неосвобожденных, сколь велики Его им дары.

Ибо всякому очевидно, что не по заслугам, а по незаслуженной и милосердной благодати он избавляется от зла».

В том и состоит всемерная свобода воли праведного человека, чтобы по доброй воле следовать Провидению Господнему. И злоименно его неправомерно отрицают еретики пелагиане, бездарно закрывая глаза на очевидность благодати святого крещения, вызволяющего не плоть, но разумную душу от первородного греха. Имеются у них и другие еретические измышления, столь же нуждающиеся в обоснованном искоренении.

В том, отчего основатель и промыслитель секты пелагиан британский монах Морган, обосновавшийся в Риме под именем Пелагий, безнадежно запутался между Кикероном и Оригеном, у епископа Августина Гиппонского не было ни малейших сомнений. Взять хотя бы суетное пелагианское «Послание Диметриаде», извращающее само понятие свободы выбора между добром и злом.

Изобличая пелагианство, нумидийский архипастырь написал несколько книг и в том числе достоименный труд «О природе и благодати». Противоборствовать этой ереси он и подавно решил в обязательном порядке, поскольку в ливийскую Киренаику, спасаясь от вестготов Аларика, переселились Пелагий и его видный красноречивый наперсник Келестий. Более того, у Августина объявился личный идейный недруг — заморский епископ Юлиан из Эклана в италийской Кампании, порядком сноровистый в писательстве и плодовитый в диктовке еретических писем.

Прошло не более восьми лет, как пелагианская ересь в Африке отправилась по дороге в никуда вслед за донатизмом с напутствием в образе запретительного эдикта кесаря Гонория и ему соответствующей православной всецерковной анафемой от католических епископов Запада и Востока. Попутного всем ересям ветра в общественное небытие и религиозную отверженность!

«Однако же в тяжком иге, лежащем на сынах Адама от дня исхода из чрева матери и до дня погребения в общую матерь, заключается и это удивительное зло затем, чтобы мы были благоразумны и понимали, что настоящая жизнь сделалась для нас мучительной вследствие того в высшей степени непотребного греха, созданного в раю. И что все, совершаемое в нас Новым Заветом, имеет отношение ни к чему иному, но к новому наследию нового века…

А пока же, понимая это, ходить нам в надежде, со дня на день совершенствуясь, и умерщвлять духом дела плотские».

Епископ так и поступал, нисколько не противореча собственным сочинениям. В один ненастный вечер за обедом он на весь присест оставил без вина отца Поссидия, дурно и неаппетитно отозвавшегося об отсутствовавшем докторе Эллидии. Брату Поссидию, явно перебравшему где-то перед трапезой крепкого каламского мерума, брат Аврелий молча указал двумя перстами на запрещающую злословие и клятвы надпись, выпукло выложенную на гладкой дубовой столешнице черепашьими пластинами.

Орденское правило непреложно, и Поссидий конфузливо приумолк. Пускай он всего-то навсего искусился остроумно, учеными словами пошутить, заметив, мол, Эллидий Анатом очень нынче занят гоэтикой, магически гадая на будущие патологические несчастья по человеческим потрохам.

Научно-медицинская шутка епископу определенно не полюбилась, хотя бы потому, что святой отец Поссидий не удосужился прочесть соответственных глав из «Града Божия». Да и воскресные проповеди архипастыря, нередко затрагивающие с осуждением демонские вредоносные пceвдoнауки вроде магии, гоэтики, теургии, герметики, апотелесматики, главный епархиальный хозяйственник словно позабыл безответственно.

Видать, в самый раз ему напомнить о надлежащем отношении православных католиков к многообразным проявлениям демонического вмешательства в человеческие дела. Или умопомешательства, коль речь заходит о душевных болезнях простонародья на почве колдовства, ворожбы, ведовства, волшбы, волхования, знахарства, называемых словами, далекими от греко-римской учености.

Уже добрых семь-восемь лет со времени расследования преступных деяний друидов на юге страны епископ обязательно привлекает просвещенных медикусов для судебного исследования зловредительных магических случаев, колдовского наведения порчи и тому подобных темных бесовских безобразий. Причем освидетельствованию на предмет душевного нездоровья, психических патологий, — определимся по-гречески, — подлежат как подозреваемые, так и потерпевшие со свидетелями.