Вместе с тем возможно и духовное аллегорическое истолкование этого птичьего вопроса, если таковыми были подлинные слова Христовы, почти никогда не назидавшего малограмотных учеников вульгарным буквальным образом.

Помимо того, епископ преисполнен непоколебимого пожизненного убеждения, что в правильном образном и образцовом переводе с наиболее достоверных евангелических списков так называемой Нагорной проповеди с греческого на латинский язык блаженством обладают отнюдь не пресловутые (понимаемые убийственно буквально) нищие духом, но кроткие разумом, не позволяющие себе языческого философского безудержного умствования. То есть платонического пустозвучного квазирационализма — определим по-латыни это достойное сожаления умственное заблуждение антихристианских академиков, логически не умеющих отличить истину от лжи.

Еще хуже заблуждаются те, кто ложно в простецком народном словоупотреблении приписывают якобы по-гречески некое блаженство евионитам, безобразно обнищавшим и телом, и душой, и Духом Святым. Потому что в апостольскую эпоху словом «эвион», неверно переводимом с еврейского как «нищий» обозначали кротость и добронравие, чуждые тщеславию, кичливому суемудрию и вещественной гордыне. Но отнюдь не имелась в виду духовная и материальная нищета в словесном абсолюте, сколь мнится скудоумным буквоедам.

Очевидно, почему Церковь Христова католически анафемствует нынешним бездельно нищенствующим безместным донатистам и разбойным киркумкеллионам-нищебродам, час от часу насильственно отбирающие у поселян подаяние, то есть желающие изымать подать на пропитание. Всякие властные разбойники и вымогатели жнут, где не сеяли, собирают там, где не рассыпали, — гласит истинный логий Христов.

Тому подобным разбойным образом поступает и главенствующий среди нечестивых царств земных римский доминат, очень даже походящий на большую разбойничью шайку. Чем начальствующий от восточного империума гот Аларик хуже или лучше некогда облеченного имперской властью на Западе вандала Стиликона? Предводители и военачальники, кесарские комиты не жнут, не сеют… но ведь тоже по-своему трудятся…

Похоже, под видом ханжеского презрения к сокровищам земным и гистрионским славословиям якобы природному тунеядству птиц и зверей нам наново подсовывают неблагочестиво евионитскую ересь, — сделал предварительный вывод епископ Августин, вернувшись от политики к богословскому дискурсу. Сей же час эта вставка о приснопамятных воронах-параситах опять вылезла в искаженном списке едва ли евангелического повествования, обнаруженного у еретиков кесарева сальтуса Дилекта. Написанное на сиро-халдейском наречии оно кощунственно озаглавлено «Евангелие правды». Хотя, насколько убедился епископ при беглом просмотре, в литературной основе транскрибированный список представляет собой обезображенное безграмотным переводом и еретическим неразумием Евангелие Луки.

Мало того, в данном однозначно евионитском тексте епископ не без доли злорадства обнаружил несколько искажений, несомненно произошедших от рук знаменитого азиатского ересиарха Маркиона, некогда отлученного от Церкви за излишние гностические мудрствования и яростное стремление подчинить самоличной власти всех католических епископов Востока и Запада. Богатейшему и влиятельнейшему понтийскому проходимцу повредить вселенскому христианству никоим образом не удалось, но ему взбрело на ум начать очень рьяно и бестолково отделять обрезанных иудеев от христиан. Ересиарх-гностик Маркион напрочь отказался праздновать еврейский песах 14 нисана, ратуя исключительно за Воскресенье Христово, наступающее после весеннего равноденствия. За это его порицать вряд ли годится, коли он предвосхитил католические установления Никейского собора. Однако достойно осуждения то, что ракалья Маркион отрицал пророчества Ветхого Завета, под гребенку отвергал все христианские Евангелия, кроме собственноручно им переделанного сочинения от имени евангелиста Луки.

Теперь вот, поди же ты, спустя триста лет Маркионов типичный произвол переписчика превратился в священный завет для евреев, присваивающих себе звание легитимных христиан, верных последователей пророка Иешуа и его двенадцати апостолов. Вспоминается: апостол из 70-ти, Варнава Киприот пророчески объявил, или же это ему апокрифически приписывают, что не Израиль, а христианство наследует завет Божий…

Тут епископ вовсе не удивился, найдя среди богатой поживы центуриона Ихтиса древний кодекс Дидахe, темно и грязно по-евионитски повествующий о первобытной апостольской жизнедеятельности. Наряду с тем в руки Августина попал довольно любопытный сдвоенный апокрифический опус «Керигмы, периоды и Апокалипсис Петра», также продукт нищих умом и телом немытых эвионитов.

Впрочем, наикурьезнейшей греческой находкой епископ счел евионитское сказание о деяниях иерусалимских апостолов как будто за авторством евангелиста Луки, где нельзя отыскать ни единого упоминания о Павле Тарсянине. Взамен Павла и Варнавы там вовсю действуют, проповедуют и совершают миссионерские путешествия некие апостол иудеев Иаков Праведный и апостол язычников Кифа Галилеянин.

Оно понятно… Известное дело, коли доднесь все иудействующие из различных сект назореев, евионитов люто ненавидят Святого апостола Павла, если он благовествовал о главенстве учения Христа Спасителя над законом Моисеевым и отделении кротких христиан от буйных иудеев.

Столь же показательно, зачем у палестинских рабов сальтуса нашелся кодекс апокрифического «Евангелия Петра», когда в нем скопом осуждены иудейские левиты-христопродавцы и римские власти, зато превозносится столичная иерусалимская чернь, будто бы раскаявшаяся, бия себя в грудь, как вдруг возопившая в горести о пророке Иисусе Назореянине без вины распятом. Едва ли этакого можно ожидать от простонародной оравы негодяев, сбежавшихся будто в амфитеатр смотреть безумное зрелище позорной казни тех, кого им представили преступниками и публичными врагами по римскому закону.

Как и водится, неистовые клики народа есть голос не Божеский, но демонский. Нечестивые демоны частенько забавляются, глядя на бешено вопящих зрителей мерзких театральных действ и гладиаторских представлений.

На взгляд епископа Августина, безумствующие евиониты и преступные агонистики также никак не могут обойтись без апокрифического квазиапокалипсиса «Пастыря Гермаса». Причем скудные умом и Божьей милостью рабы из сальтуса Дилекта зачитывались, заслушивались его переводом с плохого греческого языка на их обиходное сиро-еврейское наречие, для вящей школьной мудрости записанное каким-то иудейским грамотеем латинскими литерами.

Здесь епископ еще раз одобрил свое настоятельное пожелание вилику Каркиону никуда и ни за что не выпускать за пределы кесарского имения новых палестинских рабов. А о том, чтобы даровать кому-нибудь из них гражданскую свободу, не может быть и малейшей речи. Было бы крайне нежелательно, коли с дьявольской подмогой нумидийские и мавретанские агонистики сумеют войти в сношения, снюхаться с родственными им по еретическим суесловиям евионитами и назореями. Ни к чему доморощенным африканским еретикам лишние соблазны, как бишь подтверждающие их ложь в сомнительных и произвольных кодексах, завезенных из жидовствующей Палестины.

В то время как для самого себя и немногих избранных, какие бы там они ни были разноречивые религиозные сочинения, епископ априорно не объявлял подозрительными, темными, недостоверными и подложными. Ибо грамотному верующему человеку, свободно владеющему актуальной грамматикой и ученой риторикой, от Бога дано искусно и научно отделять пшеницу от плевелов, а овец от козлищ в любых манускриптах человеческих. Это искусство даже можно назвать по Аристотелю Стагириту греческим словом «герменевтика».

Поэтому-то во всевозможных странных апокрифах человеку разумному с Божьего соизволения зачастую по силам высмотреть малые горчичные зерна религиозной истины. Если уж в таких книгах слишком мало боговдохновенности и богооткровенности, каковая недостаточность не позволяет им войти в церковный священный канон, то там в достатке наличествуют несомненные богословские, ценные исторические или же политические сведения для людей пытливого ума и рассудительного правоверного понимания.