«…Существует естество, в коем вовсе нет зла или в ком невозможно никакое зло. Но естества, в котором не было бы никакого добра, быть не может…»

К примеру, в сочинениях закоренелых еретиков Тертуллиана и Оригена мы в состоянии отыскать много доброго и поучительного. Недаром же их щепетильно штудировал, внимательно читал блаженной памяти покойный епископ Амвросий Медиоланский.

К тому же и того и другого сочинителя немалое сонмище посредственных поверхностных умов, далеких от недюжинной глубокой проницательности святейшего прелатуса Амвросия, чтут словно бы отцов и защитников-апологетов христианства. Ибо Богу по силам и зло обращать во благо, превращая прошлые телесные умствования не только пресловутых ересиархов-отщепенцев в настоящие апологии духовной всеобщей вселенской веры, изначально коренящейся в недрах каждой разумной души, созданной и существующей в миметическом образе Божием.

Поначалу Аврелий Августин замыслил написать два трактата против многокнижного Оригена и довольно плодовитого Тертуллиана, у которого больше остроумия, нежели глубокомыслия. Но впоследствии раздумал это делать, если намного уместнее не вносить сумятицу в недостаточные пошлые умы, но опровергать плотские словоблудия, предубеждения, предвзятость еретиков в других существенно важнейших произведениях, когда б придется к слову да к мысли попутно и по более значимым поводам.

Не боялся он и того, что может как-нибудь появиться нечто, озаглавленное «Против Августина». Чему и кому быть, существовать в познании видимых творений, тому и не миновать испить горькую чашу облыжной критики или несправедливых опровержений.

«Истина исправит заблуждение, вера обличит неверие и обращение запретит отвращение».

Августин много думал, как же ему обличать отвратных еретиков. Однажды в прошлом году он пять дней и ночей подряд неотрывно молился, прося у Бога направить его размышления на пути истинные. В те дни он не правил епископский суд и мессу, не читал проповедей, ни с кем не общался, пребывая в наистрожайшем отрешении от всего земного и мирского.

Тогда же он изменил его прежнее отношение к Донатовой ереси и ее крайним способникам и сподручникам из разряда киркумкеллионов, чванливо величающихся агонистиками.

Прежде он, собственно, опасался призывать имперские власти предержащие и африканских магистратов к жестким правосудным мерам, направленным против еретиков-донатистов. Ведь некоторые из раскольников с охотой идут на мученичество; многие и многие примерно воздержаны в похотях, душевно презирая слабость плоти человеческой.

В этом и во многом другом по жизни они следуют за Тертуллианом, велеречиво писавшем, что праведным будет тот, кто презрев плоть, часто видит смерть близко и тем освобождается от крови своей — тяжкого и докучливого бремени для души, нетерпеливо рвущейся на свободу.

Отчасти гиппонский пресвитер Аврелий Августин разделял свободолюбивые воззрения Квинта Тертуллиана. Тем не менее, уже в сане епископа, будучи облеченным полномочиями архипастыря, направляющего клир и мирян, он предпочел несколько иначе относиться к последствиям изуверской нетерпимости и религиозного сектаторства. Так как крайности аскетических упражнений, успешно обуздывающих плоть самого аскета, на деле зачастую оборачиваются духовной невоздержанностью, становясь вместо смирения своеобразной гордыней, непомерно превозносящей адепта аскетизма над заурядной людской толпой, какую нетерпимый ригорист и моралист не может не презирать ненавидя.

Хорошо, когда б моральный ригоризм сумеет благоразумно ограничиться благовестным смиренномудрием, дозволяющим любить и врагов наших, миролюбиво прощая им прегрешения перед нами. Блаженны миротворцы, благоразумно добивающиеся в людях благоволения.

Другое разделение, коли благорассудительность, добрая воля в недостатке, однако налицо умственная ограниченность, узость мышления или же простонародное нерассуждающее невежество. Тогда якобы христианская абстрактная любовь ко всему роду людскому, безличное сочувствие к человечеству в целом превращается в узколобую ненависть к определенным группам людей либо их сообществам. Или же предметом ненавистного личного отношения становится какой-нибудь конкретный человек, олицетворяющий для ригориста общественное зло.

Бессильная злобствующая ненависть и гневная нетерпеливость — подручное оружие слабых душ и нищих умом. Напротив, сильные духом, богатые разумом вооружаются исправительной любовью и незлобивым долготерпением.

Не один год епископ Гиппонский кропотливо исследовал, проницательно наблюдал многоразличные проявления донатизма и самих сектантов из тех, кого он обратил в католическое правоверие.

Понемногу Аврелий Августин напрочь убедился как на исторических примерах, так и очевидным опытным путем, что лишь всеединое правоверие укрепляется преследованиями и гонениями. Тем временем запрещенные секты, благонамеренно поставленные вне общества и закона, чахнут и слабеют без поддержки устрашенной массы пассивных соучастников, нравственно, мысленно сочувствующих от мира гонимым сектаторам-отщепенцам.

Так-то вот предстают секционно на всеобщее обозрение раскол, развод, размежевание, раздел, разрыв, разлад между праведным истинно христианским мученичеством в Провидении Господнем и бездарным напрасным самопожертвованием не во имя Божие, но ради моментальных человеческих умыслов и сиюминутных людских устремлений, не имеющих будущего ни в преходящих царствах земных, ни в вышнем совечном граде в небесном Иерусалиме.

Стало быть, против злоумышленно упорствующих сектантов и схизматиков, коснеющих в центробежных ересях, позволительно применять не только экклесиальное принуждение, но и насильственную республиканскую дисциплинарную власть, устрашающе вынуждающую строптивых обособленцев-сепаратистов центростремительно следовать общечеловеческим установлениям великоримского имериума.

Власти духовные призваны наставлять и назидать власти светские, также являющиеся их неотъемлемой паствой. На этом основании епископ Августин Гиппонский синодально предложил африканским прелатусам обсудить и споспешествовать принятию четких принудительных мер против донатистов, под видом религиозности посягающих на имперский правопорядок Великого Рима.

Прежде всего по возможности и по обстоятельствам сердечно умолять, настоятельно просить местных магистратов не предавать публичным казням и мучениям богомерзких еретиков, схваченных с оружием в руках. Насколько получится, всемерно противиться театрализованным наказаниям преступных агонистиков в городских амфитеатрах. Не отдавать этих преступников, их соучастников, пособников на цирковое растерзание дикими зверьми, но сурово казнить, карать преступивших римские законы смутьянов без огласки, бескровно, путем удавления или утопления.

Еще лучше милосердно даровать жизнь данным врагам гражданского сообщества и Католической Церкви, в наказание продавая их в рабство как можно дальше от Африки. Потому что редкий схизматик помимо немногих раскольничьих епископов и пресвитеров сумеет кому-нибудь постороннему, нездешнему квириту, истому чужаку внятно и убедительно разъяснить, в чем же конкретно состоят его догматические разногласия с православным вероучением.

Вне сочувственного, заинтересованного мирского соучастия самые рьяные приверженцы еретических воззрений теряются, проваливаются в пустоту. Благодаря тому, что любая ересь в генесисе происходит не от неизменного Бога в истинном прорицании, но от пустопорожних изменчивых людских измышлений, взятая в моральном отчуждении и общественном осуждении она со временем ослабляется, истаивает, испаряется, улетучивается.

Да будет всяк еретик открыто судим по совести, обсужден в обществе и откровенно осужден в истово католическом мнении православно верующих!

Остается лишь в полноте времен и пространств соборно объяснить, растолковать пастве, в чем заключается истовый католицизм и единомысленное православие всеединой Церкви Христовой, как обиталища Божия. Для чего епископ Аврелий время от времени предпринимал челночные поездки по нумидийский городам, разъясняя пастырям-клириками и власть имущим мирянам синодальные позиции здравомысленной веры относительно умеренных донатистов и крайних агонистиков.