Он не подает еще никаких признаков беспокойства. Для нас это хорошо, — значит, какое-то время наша атака будет для него внезапной. Хорошо бы добежать до его окопов, а там ему не устоять перед десантниками. К сожалению, это нереально, противник тоже ведет наблюдение и, конечно, обнаружит нас раньше, чем мы добежим до него. Последние минуты перед атакой. Каждый, не подавая виду, в душе надеется, что его минует вражеская пуля, но на всякий случай прощается с родными и близкими, вспоминая их перед атакой. Лица у всех серьезные, даже балагуры притихли, не до шуток, предстоит трудная и опасная работа.
Приближается время атаки, остались считаные минуты. Командир батальона встает в полный рост и, обращаясь к нам, говорит: «Ну, мужики, пошли». Потом дает команду батальону: «Славяне, в атаку, вперед!» Солдаты батальона дружно поднялись во весь рост. Цепь грозно ощетинилась штыками, суровы лица солдат, молча идущих в атаку. Противник подозрительно молчит. Что это — решил подпустить поближе, а потом прицельным огнем хладнокровно расстрелять батальон? Или же пока нас не обнаружил? Прошли 20 шагов... 30... Вскоре тишину утра распорол захлебывающийся, какой-то испуганный треск вражеского пулемета.
Кто-то упал убитый или раненый, кто-то залег, и тут надрывный голос командира батальона, подхваченный командирами рот, взводов: «В атаку, вперед, УРА!!!» Батальон словно вздрогнул, выдохнув многоголосное: «УРА! УРА-А-А!» Цепь двинулась вперед бегом. Вдруг позади нас раздался могучий рев сотен голосов: «УРА-А-А!!!» Весь фронт дивизии, насколько нам можно было его видеть, выскочил из окопов и двинулся вслед за нами. Случилось непредвиденное — не выдержали солдаты других батальонов, видя своих боевых товарищей, идущих в атаку на смертный бой с врагом, в последнюю атаку в этой войне. Вот она, солдатская верность фронтовому братству, без лозунгов, без лишнего пафоса, порыв солдатской души, идущий от самого сердца: товарищи в беде, противник сосредоточит весь свой огонь по жидкой цепи батальона и вряд ли кому уцелеть, а если весь фронт идет в атаку, то на всех вроде и опасность меньше. Вряд ли в тот момент кто из нас думал об этом. Какая-то неведомая сила вытолкнула солдат из окопов без всякой команды.
Над полем раздался такой грозный рокот «УРА-А-А!», какой за все долгие годы войны и десятки, если не сотни атак я ни разу не слышал.
Захлебываясь, застрочили вражеские пулеметы. Кажется, не выдержат солдаты, залягут под огнем. Но грозная лавина советских воинов с каким-то непередаваемым упорством, решимостью, неудержимо и стремительно движется вперед. Кто-то падает, сраженный вражеской пулей, кто-то залег под вражеским огнем, но, увлекаемый общим порывом, преодолевая страх, встает и бежит за товарищами.
До вражеских окопов 150... 100 метров... Грозное «УРА-А-А!» не смолкает над цепью батальонов. Вдруг один за другим умолкают вражеские пулеметы, только мины продолжают гулко ухать где-то позади цепи. Враг не выдержал нашей атаки. Бросая оружие, вражеские солдаты выскакивают из окопов и, петляя и озираясь, убегают по кустам в свой тыл. Некоторые с поднятыми руками и невыразимым страхом в глазах, втянув голову в плечи, ждут своей судьбы.
Вот и вражеская оборона. Ловлю себя на том, что и я, вместе со всеми, что есть мочи кричу «УРА-УРА!..». Проскакиваем немецкую оборону. Продолжаем двигаться вперед — надо закрепить успех, не дать противнику опомниться.
До чего же отходчив наш солдат! Немецкие солдаты только что вели огонь, а теперь стоят с поднятыми руками, и на любой вопрос у них один ответ: «Гитлер капут!» Кто-то из солдат на ходу пытается завести с пленным разговор на каком-то неправдоподобном языке. Тут же угощают пленных махоркой, а потом машут руками, чтобы они шли в наш тыл, на сборный пункт. Солдаты ловят по кустам немецких солдат, которые от страха не решались сразу сдаться в плен и теперь растерялись: куда идти, вперед или назад?
Прошло уже больше часа с момента начала атаки. Противник, не оказывая сопротивления, продолжает отходить, скорее, уносить ноги. Дорога на Прагу открыта. Там вчера началось восстание против немецких оккупантов. Наши радисты перехватили обращение пражан с просьбой быстрее оказать им помощь. Скорее на Прагу!
Двигаемся весь день и всю ночь с короткими передышками. Солдаты устали до изнеможения. Ухитряемся отдыхать, вернее, поспать часа два по очереди на повозках. Моя лошадка тоже устала. В середине ночи послал разведчика в хвост колонны батареи с приказанием, чтобы старшина прислал подменную лошадь. Вскоре я пересел на подменную лошадь, а свою отправил к старшине, пусть отдохнет.
Темная ночь, небо закрыто сплошными облаками. Моя батарея идет впереди батальона, который отстал километра на два — там солдаты идут пешком. Я еду в голове колонны, впереди наших войск нет. Временами засыпаю в седле, но быстро просыпаюсь, словно кто-то толкает в грудь. Рядом едет Дыминский с разведчиками, которые тоже дремлют. Дорога асфальтовая, ровная, и монотонная езда усыпляет.
Приближается рассвет, по карте впереди крупный населенный пункт, небольшой город, до него километров пять. Надо подтянуть колонну и быть готовым к любой неожиданности. Решил объехать колонну батареи, разбудить спящих бойцов, подтянуть отставших. Пришпорил свою лошадь, но она неожиданно взбрыкнула, чуть не выбросив меня из седла, и замычала по-телячьи. Что за номер? Присмотрелся, у моей лошади уши в два или даже в три раза длиннее, чем у обычной лошади. Протер глаза — та же картина. Слезаю с лошади, с удивлением смотрю на ее голову с длинными ушами, посмотрел назад, а у нее хвост телячий. Какое чучело! Еще раз ущипнул себя, чтобы убедиться, что не сплю, но все в порядке. Тут мои разведчики подъехали, рассматривают моего росинанта, хохочут. Подошли солдаты из орудийного расчета и тоже с удивлением и хохотом рассматривают диковинку. Один солдат, узбек по национальности, говорит мне, что это не лошадь, а мул, помесь осла с лошадью. Ну не хватало, чтобы я на нем въехал в город! Вызываю старшину, спрашиваю: «В каком зоопарке ты взял это чучело?» Он виновато оправдывается, что где-то по дороге они взяли несколько трофейных лошадей, очевидно, среди них был и мул, но было темно, и на него не обратили внимания, вот он и попал ко мне.
Посмеялись от души. Я снял с мула седло, дал ему пинка под задницу и пересел на свою отдохнувшую лошадь. Долго потом еще мои разведчики подтрунивали надо мной, как я «гарцевал» на ишаке. Хороший смех — разрядка при нервном напряжении.
Продолжаем движение вперед. Уже рассвело, тучи разошлись, настало теплое солнечное утро. Впереди в километре от нас виднеется окраина населенного пункта. Ждать подхода пехоты долго. Посылаю вперед Дыминского с разведчиками выяснить обстановку. В бинокль внимательно осматриваю окраину. Ничего подозрительного не обнаружил. Но война есть война, и для нас она еще не окончена.
Дыминский с разведчиками приближается к окраине. Внимательно наблюдаю за ними, кажется, все спокойно. Дыминский подает условный сигнал: противника нет. Колонна батареи продолжает движение вперед. Пока мы двигались, на окраине города собралась довольно большая толпа местных жителей, машут нам руками, что-то кричат. Подъезжаем ближе, навстречу едет Дыминский, докладывает, что, по словам местных жителей, немцы ушли еще вчера. Спешиваемся, идем навстречу толпе местных жителей. Впереди толстяк, раза в два толще меня, с распростертыми объятиями бежит прямо на меня. Я делаю шаг в сторону, и он наваливается на Дыминского, который шел позади меня. Радостные возгласы местных жителей, обнимающих и целующих нас. Угощают у кого что есть. Решил остановить колонну и дождаться батальон.
Надо бы отдохнуть и хотя бы час поспать, но неподдельная, искренняя радость местных жителей не дает такой возможности. Всем, особенно женщинам и девушкам, хочется потрогать нас за руки, они что-то радостно щебечут. Мужчин мало. Нас угощают вином, сигаретами, непривычными для нас (тогда основное курево у нас была махорка, изредка папиросы). Оживленные радостные разговоры, кто-то уже поет. Песню подхватывают и местные жители, всем известную русскую «Катюшу».
