До глубокой ночи уже 1 января 1945 года мы продолжали зачищать это первое чехословацкое село. Только под самое утро, выпив теперь по глотку уже за новый, 1945 год, смертельно уставшие, повалились спать.
Начало января 1945 года. Наша 1-я гвардейская воздушно-десантная дивизия ведет упорные маневренные бои с противником на территории Чехословакии, точнее, восточной ее части — Словакии. Значительная часть республики — горы, Словацкие Рудные горы — такое у них название.
Наша дивизия получила задачу совершить обходной маневр по юго-восточным скатам гор, выйти во фланг и тыл группировки войск противника, противостоящей нашей 53-й армии, нанести ему удар и способствовать его разгрому.
Выполняя поставленную задачу, мы подошли к широкой долине, лежавшей между гор. Вход в долину прикрывали две высоты: 517 и 503. Ближайшая к нам высота 517 круто поднималась вверх, ее склоны густо поросли хвойным лесом, вокруг разбросано много больших камней. Справа высота обрывалась отвесной стеной. Со стороны противника ее скаты были пологими, там на ее вершину вела полевая дорога, по которой возили заготовляемый там лес. Об этом мы узнали, конечно, позже, когда взяли высоту. Гитлеровцы хорошо просматривали местность, по которой мы наступали, и, естественно, наши боевые порядки простреливались прицельным огнем из всех видов оружия.
Погода стояла холодная. Днем часто шел дождь с мокрым снегом, а ночью подмораживало, и высота превращалась в ледяную гору. Противник, понимая значение этих высот, спешно укрепил их и огнем из всех видов оружия пресекал любую попытку приблизиться к ним. Мы, артиллеристы, не могли огнем своих пушек, как принято было говорить, расчистить путь нашей пехоте. Тут нужно было прямой наводкой с близкого расстояния уничтожать пулеметные гнезда врага, засевшего на вершине высоты. Издали, с расстояния один километр и дальше, попасть снарядом в пулемет можно было только случайно, и то при большом расходе снарядов, чего мы не могли себе позволить. Подтянуть орудия поближе — не позволял стрелять угол возвышения, то есть ствол орудия можно было поднять только до определенного предела, а цели были выше. К тому же противник яростным ружейно-пулеметным огнем не подпускал близко в светлое время.
К концу дня нашим десантникам все же удалось приблизиться к высоте. Но попытки штурмовать ее вершину каждый раз оканчивались неудачей. Враг успешно отражал натиск наших подразделений, пуская в бой свои бронетранспортеры. Наши десантники готовились к ночному штурму. Мне было приказано батареей поддержать штурм высоты и обеспечить огнем ее удержание. Это можно было только огнем прямой наводкой, иными словами, орудия надо было поднять на обледенелую высоту, которая к тому же еще не была взята.
До этого во время дневного штурма пытались поднять батальонные 45-мм пушки, но безуспешно — высота очень крутая, ее склоны поросли лесом, никакой дороги, конечно, нет, лошади и люди буквально выбились из сил, но подтянуть орудия не смогли. Это предстояло сделать нам, причем в ночное время.
Вести бой ночью очень трудно, в темноте сложно ориентироваться, не видно, какие действия предпринимает противник, нелегко управлять боем. Только по вспышкам выстрелов да по звуку их можно как-то разобраться, где свои, где чужие, так как у немцев автоматическое оружие имело другой, отличный от нашего темп стрельбы. А нам, артиллеристам, в ночном бою, тем более когда обстановка быстро меняется, вообще вести огонь из орудий исключительно трудно: не видно целей, кроме того, можно поразить своих, особенно когда бой маневренный. Немцы, как известно, в ночное время постоянно освещали ракетами подступы к своим боевым порядкам, и нашим подразделениям приходилось действовать на освещенной местности.
Накануне ночного штурма высоты меня вызвал командир дивизиона капитан Савин. Оказывается, приехали корреспондент какой-то газеты и фотограф, которым надо было отснять момент постановки задачи на штурм высоты. Пришлось позировать. Хотя задачу по поддержке батальона, которому предстояло штурмовать высоту, имела моя батарея, на снимке отсняты все командиры батарей и другие офицеры дивизиона. Но снимок действительно был сделан непосредственно в боевых порядках, на подступе к высоте 517 накануне ее штурма.
Уже совсем стемнело, когда наши десантники начали штурм. Вначале бой был бесшумным — от камня к камню, от дерева к дереву, стараясь не выдавать себя шумом, десантники поднимались по склонам. Надо было как можно ближе подойти к противнику, который держал оборону по гребню высоты.
Немцы методично пускали ракету за ракетой. Это в известной степени помогало и нам. Видно было, где находится противник, кроме того, освещалась местность, по которой мы двигались. Конечно, приходилось замирать на время, чтобы не заметил враг. Пехота наша с трудом карабкалась по обледенелым скатам высоты. В этой обстановке даже сама мысль поднять орудия на высоту казалась нелепой, вернее, нереальной задачей. Но от ее решения зависел успех боя и жизнь многих солдат и офицеров.
Ко всем трудностям надо было к тому же соблюдать тишину, пока пехота наша не подползла к противнику вплотную и не завязала огневой бой. Надо было поднять хотя бы одно орудие. Даю команду начать подъем. Шестеркой лошадей в таких условиях управлять трудно. Пытаемся тащить четверкой. Лошади храпят от возбуждения и напряжения. Рывок вперед на несколько метров. Под колеса сразу же подложили камни, препятствуя скатыванию назад. Передышка. Снова рывок, лошади падают на обледенелом скате, и орудие вместе с лошадьми и расчетом скатываются назад, не помогли и камни.
Посоветовавшись с людьми, убираем средний унос (звено лошадей в упряжке), оставляя только две коренные лошади. Завели веревки за ближайшие деревья, чтобы помочь им тащить орудие. Еще рывок, лошади падают, разбивая в кровь коленки и морды. Но удается продвинуться на 2–3 метра, а главное — закрепить орудие. Несколько таких рывков — и преодолено метров пятнадцать. Выдохлись и животные и люди. Отдохнули несколько минут, и снова рывок вперед. Падают лошади, падают люди, орудие и упряжка скатываются назад, почти к тому месту, откуда начали движение. Снова приходится начинать сначала. После очередного рывка, когда орудие и упряжка начали скатываться назад, под колеса орудия в горячке и отчаянии бросился командир орудия, сержант, не помню его фамилию. Орудие, весившее около полутора тонн, переехало его колесами и покатилось дальше. Солдаты расчета едва успели выхватить своего командира из-под копыт лошадей. Кости у сержанта оказались целы, но его изрядно помяло. Все же он отказался идти в лазарет, впрочем, мы и не знали, где он находится. Орудие уперлось в ствол дерева и остановилось. Стало ясно, что таким способом орудие нам не поднять. Нужно было другое решение.
Решили отказаться от лошадей и попытаться только людьми поднимать орудие. К каждому колесу прицепили по две лямки, похожие на бурлацкие, они входят в штатную экипировку артиллеристов. Орудие развернули стволом вперед, всех людей батареи расставили рядом. Лямки завели за ближайшие деревья, другие — за другие деревья впереди орудия. Тихо звучит команда, рывок, орудие на три-четыре метра продвинулось вверх по склону и остановилось, надежно удерживаемое лямками. Две нижние лямки, освободившись, заводим за деревья впереди орудия. Снова рывок, и вновь удалось продвинутся на три-четыре метра. Неимоверными усилиями удалось подняться вверх по склону метров на двести. Это явный успех. Но люди буквально выбились из сил и лежат рядом с орудием на обледенелом скате.
К этому времени наши десантники завязали ожесточенный бой с противником, там, очевидно, дошло до рукопашной. Сверху летят ручные гранаты, часть из них достается и нам. Немцам сверху удобно метать их вниз. Бой яростный, упорный, жестокий. Каждый понимает, от его исхода зависит возможность дальнейшего наступления дивизии.
К середине ночи нашим десантникам удается выбить противника с его позиций и закрепиться у самой кромки высоты. Противник отошел метров на двести назад и поливает наши подразделения сильным ружейно-пулеметным огнем. Пехота закрепилась и дальше продвигаться не решается — впереди открытая местность, вероятно, лесная вырубка, только отдельные деревья видны в прозрачном свете осветительных ракет.
