После нескольких минут молчания он спросил:

— Готова?

— Готова, — соврала я.

Пока я везла нас на вертолетную площадку, размышляла над нашей ситуацией. Я понимала, что пройти ее мне будет не легко, особенно постоянно видеть себя в новостях и в сплетнях журналов, и я поклялась себе их не читать. Но сама мысль, что кто-то будет писать о моей личной жизни, скручивала мне живот. Вопрос с папарацци будет довольно трудным для меня, чтобы я смогла его пережить. Мне хотелось выдержать и выйти с достоинством, мне не хотелось, чтобы Калеб слишком об этом переживал, но я не могла отрицать, что в моем сердце поселилось беспокойство.

Я сама не знала, достаточно ли я окрепла и набралась сил, чтобы выйти из этого дерьма невредимой… думаю мне предстоит это выяснить.

Чем ближе мы подходили к площадке недалеко от дома Лукаса, тем больше я понимала на какие уступки пошел Калеб ради меня, чтобы проводить выходные со мной на острове. Он делал все возможное, чтобы удовлетворить мои желания, за исключением, когда вопрос встал о пароме. Он сказал, что паром Блэкстоун-Айленд не будет сокращать его рабочий день, и он не захотел, чтобы я тоже на нем плавала. Он сказал, что тратить час впустую неприемлемо для него, когда его вертолет может совершить посадку через пятнадцать минут. Я не жаловалась. Я скучала по парому, но мне нравилось добираться на материк за считанные минуты, а не за час или больше в зависимости от условий на море.

Пилот Калеба был огромный бывший военный по имени Спенс. Он был немногословен, но Спенс был надежен, как гора. Он всегда поджидал нас у вертолетной площадки, так же, как и сейчас. Двигатели уже работали, я припарковалась и закрыла дверь Вуди. Калеб помог мне преодолеть дикий ветер от пропеллера и усадил меня в кресло.

Он пристегнул меня, я наблюдала, как он внимательно застегивал вокруг меня ремень безопасности, проверив замок несколько раз. Своего рода метафора, именно это он пытался сделать и в жизни, обезопасить. Я полностью доверилась ему.

Он быстро чмокнул меня, прежде чем пристегнуться самому. Казалось, что у Калеба не было никаких сомнений на этот счет, и мне нравилось, что он был так уверен по жизни. Его уверенность очень важна была для нас обеих сейчас, потому что у меня самой столько уверенности не было.

Пришло время лицом к лицу встретиться с моей новой жизнью, в центре которой я оказалась, при повышенном внимании общественности, и не важно насколько я презирала эту идею. Сейчас я была с Калебоми это главное. Со всем остальным можно будет разобраться и потом.

Время, чтобы я смогла обдумать свое новое положение, было мизерным.

Через несколько минут, а точнее через пятнадцать, Спенс совершил посадку на крышу здания Blackstone Global Enterprises в деловом центре Бостона.

— Калеб, ты же не серьезно с этой девушкой. Она незаконнорожденная внучка нашей бывшей домохозяйки, ради всего святого. — Моя мать стояла в моем кабинете, в своих доспехах от Prada и Gucci, пытаясь своим неодобрением Брук повлиять на меня. Помешательство было единственным объяснением психического состояния моей матери в данный момент.

— Уверяю тебя, я абсолютно серьезен по отношению к Брук, и для записи, она внучка твоей снохи, которая теперь замужем за моим очень богатым дядей. И еще одна новость для тебя, мама, мы же живем не в пятидесятые, когда все так заботились о родословной. Такой аспект как внебрачный ребенок не имеет большого веса, когда есть деньги, чтобы повлиять на него… мое состояние и Германа должно быть достаточно, чтобы сгладить любые оскорбленные чувства. — Это был вызов, чтобы сдерживать мои прохладные с ней отношения. Она выждала три дня, после новости на первых страницах, прежде чем снизойти до меня, бросив свои два цента по поводу Брук. Я совсем не нуждался в данный момент в ее заднице, поскольку отбивался от безжалостной прессы, сражавшейся за объедки, как гиены над трупами. Это было утомительно.

— Твой отец стал бы страдать от твоего выбора, — сказала она, покачав головой.

— Серьезно, мам? Ты веришь, что папа не одобрит бы Брук, если бы он был жив?

— Да, Калеб, я знаю, кого бы он хотел видеть рядом с тобой.

— Я не согласен. Ты ошибаешься. Причем на сто процентов. Он сказал мне держаться за ту, которая сделает меня счастливым всем сердцем. Поскольку Брук — единственная женщина, которая может сделать меня счастливым, я держусь за нее.

— Он так сказал тебе, сынок? — спросила она немного более рассеянно, нежели, когда начала наш разговор.

— Когда умирал, да, сказал.

У нее отразилась гримаса боли на лице, и я понял, что она до сих пор горюет о нем.

— В конце жизни, у него возникли некоторые сожаления, но он не стал бы мириться с твоими отношениями с Брук. Имя Блэкстоунов было слишком важно для него. — Она медленно покачала головой. — Нет, он не одобрил бы, Калеб, особенно сколько он сделал для тебя, он хотел, чтобы ты получил самое лучше, что может предложить тебе жизнь.

— Разве не так поступает каждый родитель со своим ребенком? Разве родители не хотят, чтобы их дети были счастливы и не стараются дать им все самое лучшее?

Могу сказать, что она зашла в тупик, благодаря моей логике.

— Это не все. Твои отношения с Брук не выдержат давления общества. Она не сможет подняться выше своего скандального прошлого…

— У нее нет скандального прошлого, мама!

— Брук никогда не будет принята как одна из рода, — жестко сказала она.

— Брук не заботится о социальном статусе, и, честно говоря, меня тоже он мало заботит. Если мне не придется посещать следующее мероприятие, где род расхаживает напыщенно разодетый с самодовольным видом, распространяя вокруг себя запах Шанель, что чуть ли у них пар не идет из задницы, я согласен. Я также могу выписать чек на благотворительность, не посещая самого приема.

— Тебе необходима жена, которая понимает, как двигаться в обществе, в котором ты родился, сынок.

— Ты имеешь ввиду, кого-то вроде Дженис?

— Конечно. Торндайки также расстроены, как и Дженис. Алисия сказала мне, что они были шокированы, узнав, что ты завязал новые отношения сразу после разрыва с Дженис. Им это совсем не понравилось.

— Ну, не надейся, потому что Дженис явно не кандидат в мои будущие невесты. Им не нравится, что я предал их дочь. Я избавлю тебя от всех неприглядных подробностей и просто оставлю все, как есть. А подробности безобразные. — Она скривилась. — Кроме того, есть только один человек, который никогда не претендовал на звание миссис Калеб Блэкстоун, и ее зовут Брук Кастерлей.

— Калеб, ради бога. Все мы знаем Дженис уже много лет. Я уверена, что она не способна сделать ничего, что не сделала бы другая отвергнутая тобой женщина, если учесть, как резко ты с ней порвал.

Мама дорогая, ты даже не представляешь на что она способна. Очевидно, родители Дженис совершенно не имели понятия о психическом состоянии и агрессии, манипуляциях своей дочери. Мне стоило сделать фотографию своей ванной комнаты, прежде чем Энн привела все в порядок. Джеймс получил от нее смс-ки, поскольку я заблокировал ее номер. Даже Джеймс был удивлен, что она говорила ему обо мне.

— Она все еще верит, что ты женишься на ней, — поделился он со мной на прошлой неделе. — Она говорит, что ты только оттягиваешь время со своей английской шлюхой, но потом ты опомнишься и попросишь у нее прощение за то, что порвал с ней. Она бл*дь бредит, мой друг. — Я не мог с ним не согласиться. Спасибо, бл*дь, я меня хватило мозгов с ней порвать.

— Дженис не для меня и никогда не будет.

— Это очень жалко, Калеб, и если бы твой отец был жив, он бы сказал тебе то же самое.

Нет, он бы не сказал.

— Такое случается, мама, — сердито выстрелил я в ответ. — Лучшее, что ты можешь сделать, понять, что я и Дженис не подходим друг другу. Я никогда не рассматривал ее в качестве невесты.