— Смотрите, мой мальчик, не давайте совратить себя с пути истинного таким людям, как Алджи! Берегитесь! — и он осушил свой бокал.

Ноздри Алджи затрепетали и глаза сощурились.

— Если вы желаете потерять душу, — ответил он, — то я серьезно предупреждаю вас насчет Аргайла! — И так широко открыл один глаз, что Аарон даже испугался.

— Правильно, мой мальчик, правильно! Ха-ха! Его устами глаголет сама истина, — засмеялся пьяным мефистофельским смешком Аргайл, — они уж вас научат, как спасаться. Я серьезно советую вам обратиться к этой компании старых, опытных спасителей. Они так же добродетельны, как пуговицы на штанах! Ведь вы ничего не потеряете, даже репутации. Ну, а если душу, то что она значит в наше время!

— А что значит душа для вас, уместно будет спросить? — сказал Алджи, хлопая веками, как филин. — Ведь вы специалист в вопросах души, а мы нуждаемся в просвещении по этому предмету.

— Вы-то нуждаетесь! Вы! Ах, какое сборище мудрых дев, — он приблизил свое красное лицо прямо к Аарону, — сидящих во тьме, чтобы сберечь масло для светильников, когда грядет жених! Ха-ха! Когда грядет жених! — он хихикнул про себя, — э? Так не лучше ли оправить светильник, старина? Пока еще не поздно!

Наступила пауза. Алджи, дрожа от гнева, оглядывался, делая вид, что его не трогает эта речь. Глухой еврей Розен невпопад улыбался.

— Мне надо идти, — сказал Алджи. Потом обратился к Аарону:

— Я слышал, вы играете на флейте. Будем ли мы иметь возможность послушать вас?

— Да, — непринужденно ответил Аарон.

— Слушайте, приходите завтра к чаю. Будут некоторые друзья и пианист Дель-Торре. Приходите!

— Благодарю вас, я буду.

— Может быть, вы захватите флейту?

— Ни в коем случае не делайте этого, мой мальчик. Заставьте их занимать себя. А то они вечно все из всех выжимают! — И Аргайл вылил вино Алджи в свой стакан в то время, как тот стоял, словно прислушиваясь к чему-то.

— Во всяком случае, — сказал, наконец, Алджи, — вы придете и, если захочется, то захватите флейту.

— Нет, не берите флейты, мой мальчик, — настаивал Аргайл. — Не смейте даже и думать об этом! Если они желают слышать концерт, пусть покупают себе билеты в театр или идут к маркизе Дель-Торре.

Алджи обернулся к Аргайлу и сощурился:

— Я надеюсь, Аргайл, вы еще в состоянии благополучно добраться до дому?

— Благодарю за заботу. Уж не думаете ли вы оказать мне поддержку?

Алджи был очень небольшого роста и слабого телосложения, а в данный момент, к тому же, не совсем твердо держался на ногах; Аргайл же был великолепно сложенный, крупный мужчина пятидесяти лет. Его ответ имел явное намерение уязвить приятеля.

Алджи и маленький Ми удалились. Стал собираться и глухой Розен, снявший с уха свое приспособление для усиливания звука.

Когда и он ушел, Аргайл, высоко подняв брови, сказал Аарону:

— О, мой друг, что за компания! Маленький Ми — это воплощенная невинность. Но ведь ему за семьдесят лет. Если не верите, спросите его мамашу, которой — девяносто пять… Ха-ха! — засмеялся он. — Что касается Алджи, то он не дурак, вы сами видите. Он может быть занимателен в разговорах, но он здесь не на месте. Ему следовало бы болтаться по дамским гостиным в Лондоне, там бы оценили его словечки… Оба они богаты, оба. Маленький Ми похвалялся как-то раз, что жил прежде на 12 шиллингов и 3 пенса в неделю. Нуждался, бедный малый. Да и что, в сущности, нужно такой белой мыши, как он? Но повезло, — вот он и вошел в деньгу. Богат, как Крез, а тратит около 19 шиллингов в неделю. Правда, это почти вдвое против прежнего… Они меня не одобряют, да с их точки зрения оно и правильно. Иначе, что сталось бы с их деньгами? Недолго бы они удержались, если бы я приложил к ним свою руку. — Он сделал демонически-насмешливое лицо. — Вы знаете, они действуют мне на нервы, эти старые девы. Уверяю вас, я не понимаю, как это они меня терпят. Но, когда люди терпимы, так хочется обливать их желчью. Ха-ха-ха! Бедный Алджи, как вы думаете, пронял я его сегодня или нет?

— Мне кажется, что проняли, — сказал Аарон.

— Он никогда мне этого не простит, уж поверьте мне. Ха-ха-ха! Ведь это придает остроту отношениям, когда знаешь, что тебя не простят. Бедные старые девы! Верно, они сейчас вяжут чулки своими языками и ежеминутно спускают петли! Ха-ха-ха!

Аарон засмеялся. Он никогда не встречал людей такого типа, как Аргайл, и забавлялся его обществом. Его ехидство, покуда оно было направлено на третьих лиц, имело известную привлекательность. В свое время он, вероятно, был красив, со своим гладко выбритым мускулистым лицом. Теперь оно покраснело и обрюзгло, глаза под густыми, серыми бровями сузились и стали неприятными. Но все же он производил впечатление.

— А что же вы собираетесь делать во Флоренции? — спросил Аргайл.

Аарон объяснил.

— Прекрасно, — ответил Аргайл, — используйте их, сколько сможете, а затем отправляйтесь. Уезжайте, пока они не очернили вас. Если они увидят, что вы чего-то хотите от них, они будут обращаться с вами, как с собакой. Они страшно пугаются, если заметят, что кто-нибудь имеет на них виды. Я лично никогда к ним не хожу! Терпеть не могу их глупых чаепитий.

Ресторан совсем опустел, бледный лакей, — наверное, он подхватил малярию во время войны, — еле держался на ногах. Аарон встал.

— Я тоже иду сейчас, — сказал Аргайл и нетвердо встал на ноги. Лакей подал ему пальто и довольно-таки помятую шляпу. Аргайл взял в руки тросточку.

— Не обращайте внимания на мою внешность, — у меня все совершенно износилось! В Лондоне у меня полный комод платья, да только некому привезти его оттуда. Ну, я готов. Аванти!..

Аарон покинул Аргайла у дверей его отеля и получил приглашение непременно побывать у него.

— Итак, не забудьте, в двенадцать, в понедельник! — И Аргайл крепко сжал его руку.

На следующий день у Алджи была масса народу. Алджи имел прекрасную квартиру, чище и уютнее, чем у женщины. Всюду были вазы с цветами, картины, книги, старинная обстановка. Порхающий, прекрасно одетый Алджи был очаровательным хозяином. Гостям это было приятно. Все они, по правде сказать, были очень своеобразны, даже исключительны в своем роде. Аарон разговорился со старым кудрявым итальянцем в серых перчатках, с манерами времен королевы Виктории. Он говорил что-то о леди Сорри, лорде Марш, и понять его было невозможно. Слова его сыпались, как сливы из прорвавшегося бумажного мешка. Но сам он был доволен. Он так любил говорить по-английски!

На диване, вблизи Аарона, сидела маркиза Дель-Toppe, американка из южных штатов, прожившая почти всю свою жизнь в Европе. Ей было под сорок; она была красива, прекрасно одета и, — среди суеты этого сборища — совершенно спокойна. Было заметно, что она находится у Алджи на ролях львицы. Она ничего не ела, потягивала свой чай и молчала. Она казалась грустной, может быть, даже нездоровой. Глаза у нее были печальные. Но она была тщательно подтянута, элегантно и просто одета. И сидя так, — полногрудая, грустная, витающая где-то, она напоминала Аарону современную Клеопатру, думающую о своем Антонии.

Ее муж, маркиз, был маленький, крепкий итальянец, в защитной форме кавалерийского полковника, в кожаных крагах на ногах. У него были голубые глаза, коротко остриженные, темные волосы. Голова была жесткой, военной. Его легко было бы принять за австрийца или немца, если бы не итальянская живость и склонность к гримасе во всем облике. Он скорее походил на гнома, — не безобразного, но странного.

Аарон молчал, не зная, с чего начать. Но он остро чувствовал присутствие сидящей около него женщины, чувствовал ее руку близко от своей. Она закурила, упорно-молчаливо, как бы отсутствуя, с какой-то тенью на темных приподнятых бровях. У нее были темные волосы, но с мягким коричневым оттенком, а кожа нежная и светлая. Грудь ее, должно быть, была мраморно-белой. Почему эта мысль пришла Аарону, — он никогда в жизни не смог бы этого объяснить.

Манфреди, ее муж, вращал своими голубыми глазами, гримасничал и смеялся со стариком Ланти. Но было заметно, что внимание его было обращено в другую сторону, — в сторону жены. Аарону надоело стоять с чашкой, он поставил ее и молча повернулся на свое место. Совершенно неожиданно для него маленький маркиз выхватил свой портсигар и, отвесив учтивый поклон, протянул ему.