— Однако, — сказал Фрэнсис по-английски (ни один из них еще не говорил по-итальянски), — ведь это было ваше место?
— Ну да, — ответил Аарон.
— И он занял его? — грозно произнес возмущенный Фрэнсис.
— И притом отлично знает это, — сказал Аарон.
— Так! — Фрэнсис властно посмотрел вокруг, как бы призывая к себе телохранителей. Но телохранители теперь не появляются, а поездная прислуга далека от совершенства. Поэтому толстый мужчина продолжал сидеть, как ни в чем не бывало. Ему очень нравилась пантомима, разыгрываемая молодыми иностранцами. Другие пассажиры сказали ему что-то, но он ответил им лаконическим жестом. После этого легкая усмешка появилась и у тех. Одна женщина уставилась на Фрэнсиса даже с явной насмешкой, так что и он потерял некоторую долю своей самоуверенности. Его охватило бешенство.
— Так нужно предпринять что-нибудь, — сказал он решительно. — Разве вы ничего не положили на сиденье, чтобы удержать место за собой?
— Только газету, но он сбросил ее.
— Это место было занято, — перешел в наступление Фрэнсис на французском языке, указывая на Аарона.
Итальянец посмотрел на него, но не в глаза, а между глаз, и нахально осклабился. Потом, взглянув на Аарона, стал распространяться по-итальянски, что таким снобам не место в третьем классе.
— Già! già![3]— громко вторили ему остальные пассажиры.
— Loro possono andare prima classa, prima classa[4], — говорила женщина в углу, указывая на вещи Аарона и делая жест по направлению к вагону 1-го класса.
Насмешливая наглость враждебных взглядов сделала лицо Фрэнсиса красным, а Энгюса — лиловым.
— Ну, все равно. Идемте в первый класс. Я уплачу разницу. Вместе нам будет гораздо веселее… Снимайте вещи, Фрэнсис. С этой компанией все равно невозможно будет ехать, если даже он и уступит. В нашем вагоне много свободного места, — я уплачу разницу, — начал сдаваться Энгюс.
Он знал, что единственным выходом были деньги.
Аарон сидел с молодыми людьми на красном плюше дивана, когда, проходя через многочисленные туннели, поезд начал свой медленный подъем на Апеннины. Чудесные были эти крутые склоны, громадные леса каштанов и проглядывающие между вершинами дали: Фиренцуола, далеко внизу Тернеровские холмы, прозрачно-синие, как бы сотканные из небесной дымки. На перевале было холодно, шел снег с градом. Наши путешественники захлопнули окно вагона и закутались поплотнее.
Пройдя перевал, поезд начал свой долгий, плавный спуск — опять через целое ожерелье туннелей. Все вниз, вниз, пока не показалась долина Арно. Но тут случилась неизбежная для итальянских путешественников заминка. Поезд начал то останавливаться, как бы в раздумье, резко свистя в знак протеста, то нагонять прежнюю скорость, давать отчаянные гудки; буфера то и дело страшно звякали; поезд снова отчаянно дергался и опять останавливался, хотя паровоз дрожал от негодования. Так продолжалось вплоть до станции Прато, где и застряли окончательно. Один из пассажиров сообщил, что из-за неисправности линии ждать придется больше часа.
— В таком случае я предлагаю заняться чаем, — сказал Энгюс.
— А почему бы и нет? Устроим чай. Я займусь водоснабжением, — согласился Фрэнсис.
Аарон с Фрэнсисом пошли в буфет и принесли в чайнике воды. Энгюс достал свой любимый красный дорожный погребец и разложил все свои принадлежности прямо на полу купе. Моментально загорелась спиртовка. Поставили греть воду. Фрэнсис предложил сходить в Прато — купить съестных припасов. Они отправились, оставив Энгюса манипулировать на полу вагона. Монокль его сиял от восторга. Один полный пассажир уставился на него с острым любопытством. Все, проходившие мимо купе, заглядывали туда с веселым одобрением. Вскоре появились и Аарон и Фрэнсис с целым запасом печеных каштанов, чернослива, сушеных фиг и черствых сухарей.
Ничто так не восхищало Энгюса, как этот пикник на лоне цивилизации. Фиги, черносливы и каштаны были вынуты из грубых газетных кульков; Фрэнсис снова сбегал на станцию за солью; крепкий чай был разлит в походные стаканчики из того же погребца, и пикник был в самом разгаре. Энгюс, будучи на верху блаженства, сидел на диване, скрестив ноги, наподобие Будды, и с оживленной полуулыбкой держал в руке стакан душистого чая. Сосед на ломаном французском языке осведомился, вкусен ли чай, но, получив от Фрэнсиса утвердительный ответ и предложение попробовать, поднял руку, как бы желая защититься от подобного зелья, и вытащил фляжку вина.
Вскоре, вслед за этим поезд тронулся, и в шесть с небольшим часов вечера они прибыли во Флоренцию. Возникли споры, как устроиться здесь Аарону. Молодые люди заказали себе комнату в отеле «Берталини» на Лугарно. Там было не слишком дорого, и Аарон знал, что его приятели не надолго удовлетворятся этим помещением. Тем не менее он отправился вместе с ними, надеясь утром подыскать себе другое помещение.
Было уже почти темно, когда они подъезжали к отелю, но еще не настолько, чтобы нельзя было рассмотреть журчащую реку, Понте-Веккио, перекинувшийся маленькими арками через поток, и таинственно темневшие фасады домов на противоположной стороне реки. Все трое были в восхищении.
— Я заранее был уверен, что здесь нам понравится, — сказал Фрэнсис.
Аарон узнал, что смог бы получить в гостинице небольшую комнату с пансионом за 15 лир в день, но при условии прожить не менее двух недель. Решено было искать на следующий день чего-нибудь подешевле.
— Ну, как? — спросил Фрэнсис. — Завтракать вы будете здесь? Значит, мы увидимся за завтраком.
Было похоже на то, что оба молодых человека теперь снова спрятались в свою скорлупу и уже опасались, как бы их новый знакомый не оказался назойливым. Аарон нахмурился.
Наутро он вышел рано. Был солнечный день. Чары Флоренции охватили его, и он скоро забыл о тягостной ограниченности своих средств и о недоступности цен в отелях. Он перешел улицу и облокотился на парапет набережной. Там бежал Арно, зеленоватый, слегка пенящийся горный поток. Напротив, в мягких тенях раннего утра, стояли плоские — то красноватые, то белые, то серые — старые дома Лукарно. Необычайно четко и красочно вырисовывались они в утреннем свете. Направо — изящный мост Троицы, налево — Понте-Веккио, Старый мост. А вдали, под невысоко еще поднявшимся солнцем, зеленые склоны и голубая дымка: Тоскана.
Аарон отошел от реки и пошел по направлению к Понте-Веккио. Перейдя через мост, он прошел мимо дворца Уффици, церкви Сант-Миниато, статуи на Пиаца-Ментана и подошел к большому, старому флорентийскому дому с зелеными ставнями и широким карнизом. На дверях было объявление: «Пансион Нардини».
Он сразу остановился и уставился на объявление. Потом, оглядевшись, собрался с духом, открыл стеклянную дверь и поднялся на ступеньки подъезда.
Ему пришлось подождать, — горничная явилась не сразу.
— Могу ли я получить здесь комнату? — спросил Аарон.
Смущенная чем-то горничная с испуганными глазами провела его в позолоченную плюшевую гостиную, напыщенную и величественную. Там Аарон просидел добрых полчаса. Наконец, вошла полная дама, красивая, с темно-синими глазами, но бескровная и рыхлая.
— О! — воскликнула она, входя и не зная, что еще сказать.
— С добрым утром, — ответил Аарон.
— Здравствуйте! Вы — англичанин? Да. Простите, что заставила вас так долго ждать. Я была наверху с дамой. Присядьте.
— Могу ли я получить у вас комнату? — спросил Аарон.
— Комнату? Да, конечно!
— А условия?
— Пансион? О, ну десять франков в день, если вы останетесь. Сколько времени вы рассчитываете здесь пробыть?
— Не менее месяца, я надеюсь.
— Ах, месяц! Ну, да, десять франков в день.
— За все?
— За все. Кофе, хлеб, мед, варенье утром, завтрак в половине первого, чай в четыре, обед в семь. Все, как следует. И теплая, солнечная комната. Хотите взглянуть?
Аарона повели по старому дому, по длинному коридору, в верхний этаж, в большую спальню с красным кирпичным полом, с двумя кроватями, показавшуюся Аарону несколько мрачной. Солнце начало уже проникать сюда, и чудный вид открывался на Понте-Веккио, на холмы и обрамленные зеленью виллы.
