Скайла завязала хвост на макушке. Пот скользил по ее телу и блестел на свету. Темные завитки волос прилипли к шее и нежной коже за ушами. Орфей пытался смотреть на тропу, чтобы не упасть и не разодрать колени об острые камни, но взгляд постоянно возвращался к спутнице. К ее невысокому телу в облегающей майке и тонких брюках, подчеркивающих ягодицы. К манере ходьбы. К мягким губам — аргонавт до сих пор не мог забыть, как они двигались, напевая мелодию, усыпившую Цербера.

«Ладно, оставим тот факт, что это был глупый поступок, и ее могли съесть». Но Орфею все казалось, что он уже слышал эту песню. Непонятно, когда и где, но точно слышал. И это знание, вкупе со странным ощущением, что он здесь уже бывал, раздражало арголейца. Заставляло желать, чтобы они уже оказались в Тартаре, и он перестал о ней думать. Перестал о ней беспокоиться. Перестал желать.

Они прошли через группу камней, формирующих туннель без крыши. На другом его конце Скайла остановилась и указала на склон внизу.

— Смотри.

С этой удобной точки они увидели пять рек преисподней, сливавшихся в огромную топь в центре обширной долины. Из земли поднимались вулканы, выплевывая расплавленную лаву, пепел и мусор. Долину окружали изрезанные горы, и ветер разносил повсюду крики душ, взывавших о милосердии.

Скайла сбросила к ногам рюкзак, достала бутылку с водой и запрокинула голову. Орфей увидел, как губы сирены прижались к пластиковой бутылке, и заработали горловые мышцы.

И вспомнил, что почувствовал, когда Скайла едва не проглотила его целиком.

Жар пронесся по телу Орфея.

Она опустила бутылку.

— Пора сделать привал.

Скайла была права. И он знал, что она права. Но внезапно пребывание с ней наедине в ограниченном пространстве показалось ему плохой идеей. Или слишком хорошей. Вот в чем проблема. Сейчас Орфей не мог на нее отвлекаться. Только не сейчас, когда он так близок к тому, чтобы найти Грифона.

Они нашли подходящий навес. Скайла достала из рюкзака одеяло и пакет вяленых продуктов, купленных на Крите перед входом в преисподнюю. Разорвала пакет и забросила в рот горсть сухофруктов и орехов.

— Как ты? — спросила сирена, отвлекаясь от еды. — У тебя встревоженный вид.

Орфей сбросил рюкзак, упер руки в бока и прошелся по маленькому уступу.

— Я в порядке, — солгал он. И чтобы не позволить ей сообразить, что в действительности у него на уме, высказал нечто, что его занимало: — Тебе не кажется странным, что Аид никого за нами не послал?

Скайла скрестила ноги.

— Возможно, он не знает, что мы здесь.

Аргонавт пронзил ее взглядом.

— У меня такое ощущение, что он видит все в своем мире. И потом, Харон знал, что мы не души.

— К чему ты клонишь?

Он запустил руку в волосы.

— То Аид на каждом шагу посылает своих гончих, чтобы нас убить, а сейчас, когда мы в его владениях, ничего не делает? Что-то нечисто.

— Возможно, он ждет, что мы предпримем.

— Или готовит ловушку.

Она не ответила, и в наступившем молчании Орфей знал, что Скайла обдумывает такую возможность. Он выдержал бы схватку. Мог справиться с засадой. Но блуждания и ожидание сводили его с ума.

Арголеец пинком скинул с обрыва кусок гальки. На пути вниз, в бурлящие реки, камень ударился о скалу и ветви мертвого дерева. Скайла убрала в рюкзак хрустнувший пластиковый пакет.

— Тревога перед неизвестностью тебе не на пользу. — Она похлопала по одеялу. — Иди сюда и присядь.

Его сердце забилось быстрее.

— Ну же, демон, — поддразнила Скайла. — Я не кусаюсь. — И когда он зыркнул на нее через плечо, усмехнулась и добавила: — Сильно.

— Нет, спасибо. Я не в настроении для игр.

И потом, ему не нравилось, как сирена весь день смотрела на воплощение стихии на его груди.

— Я могла бы тебе спеть.

Он вновь сердито на нее глянул.

— Не советую.

Скайла рассмеялась.

— Ладно, если я пообещаю не петь и не прикасаться к тебе, ты подойдешь? Тебе нужно отдохнуть. Не говоря уж о том, что нас ждет завтра, и если ты прав, и Аид что-то затевает, ты мне понадобишься в наилучшей форме. — Она протянула руки. — Обещаю, что буду паинькой.

Ее глаза искрились озорством, но тревога в голосе привлекла Орфея. Он опустился на одеяло рядом со Скайлой, откинулся спиной на скалу. Хотя он и сирена сидели слишком далеко друг от друга, чтобы соприкоснуться, аргонавт чувствовал исходящий от ее тела жар. Ощущал аромат жимолости от ее кожи.

— Лучше? — спросила сирена.

Нет, не лучше. Он возбудился от ее близости.

А возбудившись, мог думать лишь о сексе с ней. Жарком и всепоглощающем, как в той квартире в Вашингтоне. Или том, до умопомрачения эротичном, в башне в колонии.

Несколько минут они просидели в молчании. В горячем, влажном воздухе Орфей чувствовал каждый вздох Скайлы, каждое движение груди под рубашкой, каждую каплю пота, сбегающую по ее шее и исчезающую под воротником.

Зараза, так не пойдет. Ему надо обдумывать стратегию на завтра. Строить маршрут. А не сидеть здесь, изнемогая от желания к сирене, посланной его убить.

«Боги, как же я сглупил, приведя ее сюда». Почему, демон побери, он не способен нормально соображать, когда она рядом?

— Мне надо тебя кое о чем спросить, — прервал тишину соблазнительный голос Скайлы.

«Ты займешься со мной сексом?

Ну, конечно, конечно, займусь. Где ты меня хочешь?»

Его бросило в жар, воздух вокруг сгустился.

— Что? — огрызнулся он.

— Как случилось, что ты аргонавт, последователь Медеи и демон? Эти три твоих качества не особо сочетаются.

Орфей испытал облегчение. Пока разговор не касается секса, все нормально.

— Мой отец был аргонавтом. Мать — ведьмой из рода Медеи. Они встретились, поскольку он услышал, что ей и ее ковену известно, где в Эгейских горах спрятана сфера.

Взгляд Скайлы устремился к воплощении стихии земли на его груди.

— Так значит, твоя мать ее нашла?

— Нет. Но ее ковен обнаружил свидетельства. Слухи. И он отправился за ней, чтобы все разузнать.

— Они влюбились друг в друга?

Орфей сомневался, что отец знал значение этого слова. Не говоря уж о том, чтобы испытать любовь.

— Не знаю. Они переспали. В результате появился я. Но он не связал себя с ней, если ты об этом.

— Потому что она была ведьмой?

— В основном. Ведьмы непопулярны в человеческом мире, но еще меньше — в Арголее.

— И что произошло?

— Она растила меня в ковене до пяти лет. Потом умерла. Другие ведьмы были не в восторге от того, что на них свалилась забота о потомке аргонавтов, и отослали меня к отцу. Но поскольку у меня не оказалось отметок аргонавта…

В его горле возник комок. Тот же проклятый комок, который появлялся всегда, когда Орфей думал об отношениях с отцом.

Вот только… Сложно назвать это отношениями. Они были чужаками. Двумя людьми, которые из какого-то извращенного чувства долга жили под одной крышей и при этом едва разговаривали друг с другом.

До самой смерти отца.

— Наверное, тяжело пришлось.

Да, тяжело. Орфей чуть не рассмеялся. Он был нежеланным сыном своего отца. Грифону предстояло стать продолжателем рода. Орфею же рано пришлось узнать, что значит быть отверженным.

И это его спасло.

— А твоя демоническая часть? — спросила Скайла.

Он вновь пожал плечами.

— Я с этим родился. Думаю, моя мать отчасти была демоницей. Я не знаю, поскольку почти ее не помню.

За исключением лица. Гладкая кожа, шоколадные глаза, шелковистые каштановые волосы, с которыми он любил играть. Даже сейчас, если попытаться, он мог представить себе образ матери. Орфей забыл ее голос и проведенное с ней время, но помнил ее лицо.

Скайла поджала ноги, повернулась к арголейцу и опустила голову на камень.

— Демоны-полукровки — редкость, но они существуют и известны уже какое-то время. Правда, большинство из тех, кого мы встречали, — результат сношения человеческих женщин и самца-архидемона. Обычные демоны не способны к соитию.